Голос Фахда сейчас был жестким, хлестким, авторитарным. Совсем не тот бархатный, обволакивающий баритон, которым он очаровывал ее накануне… Которым шептал непристойные комплименты ночью…
Она молча подходит к тумбе, открывает ее и достает с десяток презервативов, кидая на кровать перед ним веером.
– Запрещено обвинять тебя в «низком и недостойном», Фахд? А это как называется? Это специальный аттракцион для твоих шлюшек? Всех сюда притаскиваешь? Как ты сказал, «бейт аш– шаар», дом из волос… Нет, это «бейт ан– нейк» (араб. дом для спаривания)! И я уверена, еще тогда, когда ты посадил меня даже не на своего верблюда, в свой спорткар, ты уже знал о надвигающейся буре в пустыне! Ты сознательно подверг нас опасности, чтобы затащить меня в эту ловушку, компрометировать…
Он закатывает глаза раздраженно.
– Амаль, твоя хабалистая грубость и неглубокие дедуктивные выводы в духе неудавшегося Шерлока Холмса начинают меня раздражать. Я ничего не знал о буре, потому что Руб– эль – Хали крайне непредсказуемая в этот сезон. Можешь открыть статью в Гугле и прочитать об этом на досуге. Презервативы здесь потому, что я попросил их сюда положить своего личного слугу… И не зря, как оказалось… Я бы не стал опускать тебя до уровня женщин, которых ты называешь «моими шлюшками» …
– Значит, они есть, да? – раздраженно, даже несколько инфантильно выдает она.
Мужчина выдыхает шумно и устало.
– Какой– то детский сад, валлахи (араб. – ей богу). Не веди себя, как ревнивая дура!
Амаль и самой не нравилась своя реакция и поведение… Она взрослая, умеющая брать на себя ответственность женщина… Не сама ли она обвиняла совсем недавно Анвара в вопиющей безответственности… К чему эта глупая, непонятно откуда взявшаяся ревность? Имеет ли она вообще на нее право? Да и вообще, серьезно? Единственное, что ее сейчас волнует– трахал ли он здесь кого– то кроме нее? «Проблема намного серьезнее Амаль! Возьми себя в руки и перестань думать тем, что между ног!»– щипает себя изо всех сил за руку.
Глупо, как же все глупо… Несуразно… К чему эти претензии, если и сама понимает, что виновата не меньше него… Никто насильно ее к нему в объятия не тянул… Нужно срочно начинать говорить и мыслить трезво… Срочно что– то делать со своими странными, неупорядоченными эмоциями…
– Фахд… Я ни в чем никого не обвиняю, понимаю, что ответственность на двоих, мы оба взрослые, но… Пойми, мне сейчас сложно говорить и оценивать произошедшее трезво… Я бы хотела сейчас вернуться в цивилизацию… Подумать обо всем… Понять свои эмоции. А потом… мы, возможно бы, поговорили…
Он усмехается и откидывается на подушки, внимательно смотря на нее. Некоторое время – вот так и сидит, допивая свой кофе. Встает все так же молча, берет с кровати жемчужное ожерелье, от вида которого по ее телу пробегает волна жара и стыда. Вешает его ей на шею, небрежно зацепляя узел простыни на груди, от чего та спадает на талию, оголяя грудь с покрасневшими от его ласк ночью сосками. Амаль инстинктивно пытается прикрыться руками, но он останавливает ее.
– Возможно бы, поговорили… – повторяет протяжно ее слова, – Сиди, как сидишь. Убери руки. Я хочу видеть твою идеальную грудь… Тебе не за чем больше стесняться меня… Между нами отныне не может быть стеснения…
– Отныне?
– Я не могу понять, о чем ты собралась думать, Люльти… По– моему, ночью мы уже все решили… Я не безответственный Анвар Диб, который сначала сует свой член в одну сестру, а потом в другую… Ты оказалась в моей постели. Как минимум, с десяток человек знали, что я нахожусь ночью в пустыне с дочерью Васеля Увейдата. Ты думаешь, я включу заднюю и не возьму на себя ответственность? Нам не нужно ни о чем думать, не нужно этих нелепых фразок в стиле «хочу узнать тебя поближе» … Таали (араб. – здесь– ну ты что), Люльти… Кто, как не мы знаем друг друга? Мы каждое лето проводили вместе… Ты росла на моих глазах… Ни один мужчина, которого бы твой отец потенциально мог согласиться видеть в качестве твоего жениха, кроме меня, не станет для тебя более знакомым, понятным, изученным…
– О чем ты, Фахд? – горячо спрашивает она, все– таки натягивая простынь на свои прелести.
– Мой отец с минуты на минуту будет здесь. Ты поедешь в город с ним. И будешь находиться в нашем дворце до тех пор, пока мы не переговорим с Васелем Увейдатом. Наш посол к десяти часам запросил аудиенции твоего отца.
– О чем говорить, Фахд? Это похищение? – дрожащими губами спросила Амаль. Нервы все– таки сдали…
Мужчина улыбнулся.
– Разве только твоего сердца, Люльти…– снова небрежное касание его руки в виде ласки. Провел по волосам восторженно, – Шикарные волосы… Я еще поиграюсь с ними…– словно завороженный, произнес Фахд. Казалось, он совсем не слушает девушку. То, как он сейчас на нее смотрит, как трогает, напоминает скорее взгляд ребенка, получившего заветную игрушку в магазине… Этот восторг и азарт невольно пробивается через его выпестованную годами броню спокойствия и самоконтроля…– малышка, ты ведь намного умнее, где твоя фантазия… Сегодня вечером я лечу в Дамаск, чтобы посватать тебя… Мы поженимся, Люльти… И будем жить долго и счастливо… Именно поэтому, Амаль, я бы никогда не допустил даже мысли о том, чтобы заняться любовью со своей будущей женой там же, где у меня были незначительные, мимолетные связи…
Амаль смотрела на него с минуту. Как– то горько, обреченно…
– У меня вопрос, Фахд… Все это… было подстроено? Специально? Решил так затащить меня под венец?
– Что значит «подстроено», Амаль? – нетерпеливо выдохнул он, – я тебе уже говорил, про бурю я не знал… Не знал, что мы здесь зависнем на ночь… Да, я хотел организовать тебе красивое, незабываемое свидание, хотел видеть тебя своей невестой, одеть на тебя кольцо, чтобы все знали– ты моя и обещана мне, сделать все это уважительно, официально, как положено… а то, что произошло– прямое свидетельство того, что и ты этого хотела, хоть, возможно, и боялась себе в этом признаться… Найденные здесь презервативы– перестраховка… Как оказалось, очень правильная… Я пока не хочу детей… Вернее, я хочу от тебя кучу детей, но не сразу… Нам еще нужно насладиться друг другом. После того, как все формальности будут утрясены, тебя навестит доктор и подберет оптимальный вариант предохранения в виде таблеток. Чтобы никакие резинки впредь мне не мешали чувствовать твою плоть…– Плотоядно облизывается.
– Ты обманул меня…– отвечает горячо, порывисто, задыхаясь от эмоций…– я… я не была готова к такому…
– Нет, – жестко отрезает он, – ты сама под меня легла. Добровольно. Сама сказала: «Да». И не вздумай винить себя за это. Не надо вообще сейчас включать этот тупой бред в стиле «обманул, взял, воспользовался». Мы оба хотели этого! Мы взрослые люди, Люльти! Между нами нереальное притяжение, почти животное, и это просто замечательно… В тебе столько страсти, что у меня яйца скручивает от одной только мысли об этом… Ты оказалась даже горячее, чем я рассчитывал… Мы идеально подходим друг другу, Амаль. Послушай, опытного человека… Это ключевое в отношениях. И… это приятная неожиданность, скрасившая факт того, что тебя успел попробовать Диб…– на последних словах его лицо помрачнело.
Амаль резко дергается, как от тока, слыша знакомое имя… Ее глаза наполнились болью и даже немного увлажнились. Так значит, он все знает…
– Так зачем тебе… использованная, порченая?
Он серьезно посмотрел на девушку, между бровями пролегла едва заметная морщинка, сразу прибавившая ему в возрасте.
– Я хотел бы красивой истории для нас, Амаль… Красивых ухаживаний, красивого сватовства, красивой свадьбы… Хотел бы мечтать о тебе, зная, что ты уже почти моя, обещана мне твоим отцом, мучаясь от твоей неприступности и считая часы до нашей свадьбы, хотел бы трепета в первую брачную ночь… Ты заслуживаешь всего этого… Не я виноват в том, что ты, не подумав, поспешила, отдав свою девственность другому… Конечно, Анвар кретин, он опытный, он знал, куда тебя толкал… Но вина лежит и на тебе… Девушка должна думать о последствиях в таких ситуациях, особенно с учетом того, из какой ты семьи… Думаю, Васелю не стоило отпускать тебя одну жить в Париже… Ты немного потеряла связь с реальностью, со своими корнями, со своей культурой, вот и поддалась импульсу… Я совру, если скажу, что легко принял эту информацию о тебе и о нем… Но тем не менее, принял…
Она глубоко вздыхает и пораженчески отводит глаза… Лицо буквально горит… Переживаемые противоречивые эмоции жгут внутренности…
– Откуда ты знал, что я спала именно с ним? Вы с ним поспорили на меня, да? Отсюда все эти странные поступки– твой приезд на показ, его желание уложить меня в постель, стажировка эта, тобой придуманная… Это ведь ваше соперничество… Я только сейчас поняла…– ошарашенно смотрит на него.
– Нет, я не стал бы спорить на любимую женщину, Амаль, – ответил честно, смотря в ее глаза.
– Не бросайся громкими словами о любви… Я уже это где– то слышала… Тогда как ты узнал? Неужели Диб настолько низок, что сам сказал тебе… Больше некому… Никто не знал…– теперь в ее глазах уже стояли слезы…
Снова непроницаемый взгляд Фахда, потому что он понимает. Сейчас будет неизбежное больное падение, которое заставит их обоих набить первые шишки в своих отношениях… Но наврать он не мог… Хотелось бы сказать, что «да», что это все Диб ему рассказал, но… совесть, как девственность– ее теряешь только один раз…
– Нет, Амаль, не Диб..– тихо, но решительно говорит ей, – я узнал сам… Потому что… в твоей квартире были установлены камеры… Я видел, что он с тобой делал…– он сказал это не своим голосом. Наблюдал, как она меняется на глазах. Как ее одновременно охватывает обида, боль, шок…
Она прикрывает рот рукой и горько всхлипывает…
– То есть… Ты… Ты просто все это время шпионил за мной… Все время… Следил, словно я какая– то вещь… Музейный экспонат… Господи, Фахд… Ты ничем не лучше него… Вы оба грязные, извращенные сволочи, считающие, что вам все можно! Все мужики– наглые, самонадеянные уроды! Ненавижу! Ненавижу вас всех!