Ловлю на себе ленивые взгляды двух пиратов, как обычно дежурящих возле раскрытой настежь двери, и демонстративно держусь за живот.
– Шмаль же всегда разоряется без копейки денег! То ему соли мало, то суп густой – всегда недоволен! И никогда не говорит «спасибо»! – возмущается повар. Завидев мои страдания, меняется в лице: – А шо вы согнутый пополам, Глеб Аркадьевич?
– Кишки пучит. И слабость… аж руки трясутся.
– А вы поешьте нормальной пищи, – протягивает он тарелку, – и все у вас пройдет. Как с белых яблонь дым.
– Спасибо, – с удовольствием вдыхаю волшебный аромат наваристого бульона и с сожалением осознаю: если проглочу пару ложек, то через секунду моя голая жопа зависнет над ближайшим бачком.
– К такому обеду водочки бы не мешало грамм по триста на брата, – ударно трудится ложкой Стасик.
Этому чертяке все похрену! Вылакал за полдня кружек пять «мертвой» водицы и хоть бы разок для приличия пёрнул.
Рябов морщится:
– Не-е. Уйдет «як в суху землю».
– Это почему же?
– Что за радость пить, когда не знаешь: доживешь ли до похмелья? И потом… требуха чего-то побаливает. Мать ее…
– Тогда, – разоряется дальше Велик, – меню нашего ресторана предлагает вам замечательный коктейль «Спящий засранец».
– Что за гадость?
– Пятьдесят грамм снотворного, пятьдесят – слабительного.
– А у меня и кишки пучит, и температура подпрыгнула, – подает голос Торбин.
Вид у него и впрямь не ахти: бледный, тяжелое дыхание и та же слабость. Озадаченный повар ставит на пол кастрюлю, подходит к Валерию, прикасается ко лбу тыльной стороной ладони.
– Да вы скоро закипите! – ползут его брови кверху.
Ложка Стасика перестает скрести тарелку.
– Знаете, что я вам скажу, – с трудом глотает он вставший в горле ком, – был разок на практике от мореходки… На самоходной барже стояли под Астраханью, а на берегу чучмеки арбузы на бахче выращивали. Мы у них купили полсотни штук по дешевке, а потом… в общем, эпидемия весь экипаж свалила. За пару дней все до одного слегли. Нас потом вертолетом в областную инфекционную больницу эвакуировали. Один, между прочим, помер…
Молоток. Хорошо играет роль: правдиво и жалостливо.
– Немудрено, – озадаченно чешет темечко Рябов. – Тут у нас полный набор для заразы имеется: и дерьмо в углу, и мухи, и этот чертов рис с протухшей рыбой…
Так, почва отлично вспахана и посыпана азотным удобрением. Пора сеять.
– Марк Наумович, – опять держусь за брюхо и морщусь от боли, – мы можем с вами договориться?
– А шо со мной договариваться?
– Нет, ну почему евреи всегда отвечают вопросом на вопрос?
– Кто вам это сказал, Глеб Аркадьевич?!
– Вот опять…
– Хорошо-хорошо. Говорите, шо вы уже хотели! Я завсегда в колпаке и со штопором.
– Не сомневаюсь. Марк Наумович, попробуйте объяснить главарю этой шайки, что нам срочно нужна медицинская помощь. Иначе это действительно закончится эпидемией и трупами в холодильнике.
– Сон сегодня приснился. Прям не сон, а человеческая трагедия.
– Рассказывай.
– Представляете, идем мы по шикарному городу… купили крабов, омаров, устриц, дорогого вина, бутылочку «Хеннесси» и, прикиньте, облом – на улице скамеек свободных нет.
Очередной ужастик в исполнении Стаса. Крабы, устрицы, омары… Нашел о чем рассказывать, скотина, когда в брюхе одни слюни!
– О! Кажись, и меня прострелило! – осыпается он с верхней полки и бежит в угол, на ходу расстегивая штаны.
– Наконец-то! Есть все-таки Бог на свете, – ворчит на второй полке Валерка.
Точно. Теперь все по справедливости.
Покончив с нехитрым занятием и выдержав мхатовскую паузу, Велик глубокомысленно выдает:
– Кто в армии служил, тот в цирке не смеется.
– Ну, тогда расскажи что-нибудь смешное. Спасать нас пока все одно не собираются.
– Запросто. Хотите хороший анекдот?
М-да-а. Нашего Стасика ни пуля, ни понос насквозь не прошибают.
– Валяй.
– Советник по национальной безопасности докладывает президенту США: сэр, есть две новости – хорошая и плохая…
– Прям как у нас, – невесело комментирует Торбин.
Стасик удивленно смотрит в его сторону:
– А у нас-то что хорошего?
– Живы до сих пор.
– Да. Иногда ты бываешь прав. Ладно, слушайте дальше. Стало быть, есть две новости. С какой, спрашивает, начать? С плохой, отвечает президент…
– Нашего бы президента сюда! – зло плюет на пол Рябов. – Пущай бы полюбовался на своих граждан!..
Торбин поторапливает:
– Заснул? Дальше-то что?
– Дальше? Мог бы и сам угадать. Дальше, значит, советник докладывает плохую новость: сэр, Америка захвачена инопланетянами. Погоревал президент, погоревал и говорит: ладно, давай теперь о хорошем. А хорошее заключается в том, говорит советник, что инопланетяне поедают негров и гадят нефтью.
Пря, как мы…
К вечеру в камеру, моими стараниями превратившуюся в палату, вошел местный убийца в белом халате.
Никакого халата на нем, конечно же, не было, как и нашей уверенности в его врачебной квалификации. Такой же несуразный и худощавый мужчинка темной наружности и неопределенного возраста. В цветастой рубахе навыпуск и в коротких штанишках канареечного оттенка. Еще бы зеленый галстук с ярко-голубой шляпой – и готов Незнайка из Цветочного африканского города.
Однако за дело он взялся сразу.
Едва появившись в сопровождении вооруженных соплеменников, скривился от запаха, зыркнул огромными глазищами на угол с бачками и что-то отрывисто произнес. Через минуту в палату привели парочку наших матросов и заставили их унести нечистоты. Позже, пока сомалийский эскулап подвергал нас врачебному осмотру, те же матросы начисто отмыли пол и стены подсобки. Мне даже показалось, будто повеяло давно забытым запахом хлорки…
Осмотр начался с того, что доктор напялил очки и вымыл руки. Я его сразу зауважал.
Потом он выудил из холщовой сумки градусник и по очереди измерил температуру всем четверым. Оценил белизну склер, ощупал жесткими пальцами животы и при помощи похожей на ланцет железяки заглянул в открытые рты. В общем, действия его ничем особенным не отличались от действий участкового доктора районной больнички из Арзамаса.
Я исподволь наблюдал за ним, опасаясь неопытности или недостаточной храбрости для принятия правильного решения. А правильным решением в случае выявленных симптомов была срочная госпитализация. Потом возможны вариации. Промывание желудка, щадящая диета, сорбентосодержащие препараты…
Но главное – госпитализация. И к такому повороту событий господа пираты готовы быть не должны.
Покончив с осмотром, док собрал пожитки. Стоя посередине подсобки, укоризненно оглядел стеллаж с блестящим металлом вместо застеленных коек. И быстро направился к двери.
«Зло порождает героизм», – удовлетворенно отметил я его решительность. Внутри зиждилась уверенность в том, что минуты нашего пребывания на «Тристане» сочтены.
Глава четвертая
Африка
Сомали; восточное побережье – город Гарове
Дверь подсобки шумно распахивается, и внутрь вваливаются четверо пиратов. Обычные отрывистые возгласы, обычные повелевающие жесты автоматными стволами.
Первая мысль: «Капец. Эти суки решили нас расстрелять, чтоб мы не мучились».
Нас выводят из подсобки: двое уродов идут впереди, двое поторапливают сзади. От слабости еле переставляем ноги… Выходим из коридора, жадно вдыхаем свежий солоноватый воздух и щуримся от яркого солнечного света.
На палубе ни одного человека. Нас подталкивают к веревочному трапу за низким бортом. Внизу покачивается лодка.
Свершилось! Скоро будем на берегу!
Фээсбэшники предупреждали: пираты отчего-то не жалуют металлические штатные трапы, по которым моряки легко и комфортно спускаются на причал или в пришвартованный катер. Цепляясь за поперечные перекладины, кое-как ползем вниз.
Усевшись прямо на дно утлого суденышка (привычных для нас лавок в этой гулянке почему-то нет), наконец-то обозреваем местность…
Протяженная бухта с уходящими далеко за горизонт песочными пляжами; бирюзовые волны и безоблачное синее небо; мирно стоящий на якорях в двух километрах от берега оранжево-белый «Тристан». Для последнего мазка идиллической прибрежной картинке не хватает пальм и белоснежных отелей. Вместо них – невысокое бесформенное нагромождение бежевой скальной породы и грязно-зеленая кустарниковая растительность в образованных ею складках.
Однако хватит любоваться африканскими пейзажами – пора заняться делом. Подплыв поближе к берегу, замечаем разбросанные домишки небольшой рыбацкой деревни.
Толкаю Рябова в бок:
– Узнаешь? Здесь куковали в прошлом году?
– Похожее местечко, – приглушенно отвечает он. – Но точно не скажу. Меня всего-то три разочка провели по палубе. А берег-то везде одинаковый.
Одинаковый. Это он верно заметил. Для меня, коренного волжанина, картина скудного однообразия, коим встречает нас суша, совершенно дика и непривычна. Но кое-что ценное для грядущих подвигов углядеть возможно. Левая окраина деревни граничит с глубоким оврагом, похожим на русло пересохшей реки. За оврагом, метрах в тридцати от накатывающих волн, виднеется ровный рядочек однотипных маломерных судов. Приличный флот – лодок сорок-пятьдесят. Дальше от моря – за лодочной стоянкой торчат три халупы. Маловато для пиратской базы, однако ничего больше слева от деревни нет.
Сзади урчит двигатель, заставляя катер неспешно взрезать прозрачные волны. Охрана из пятерых чертей расселась на бортах и не сводит с нас глаз; шестой на корме управляется с мотором. У всех «калашниковы» китайского производства – их ржавые «шедевры» с настоящим российским оружием не спутать. У старшего из кармана торчит антенна спутникового телефона. Все правильно – сотовой связи здесь нет, и пиратам приходится раскошеливаться на дорогую спутниковую.
Ближайший ко мне африканец вынимает из кармана сигареты, закуривает. Держась за живот, гипнотизирую его пристальным взглядом. Вдруг проснется совесть?