Автомат стреляет дважды и замолкает. Зато оппонент с катера отвечает полноценной очередью. Одна из пуль проходит рядом с моим лицом и больно обдает щеку крошкой отлетевшей от обшивки краски.
Слышу приглушенный стон.
– Стас!
Молчит.
– Стас! – отчаянно зову друга и одновременно выбрасываю затвором просравший патрон.
Снова пытаюсь выстрелить. Осечка.
Упрямо дергаю затвор. Выстрел. Осечка…
Поднимаюсь на ступеньку выше.
– Стас, куда тебя?
Не отвечает. Я на уровне его ног и вижу, как тело друга потихоньку оседает вниз. Обессиленно падает правая рука, мимо пролетает какой-то предмет и хлюпает в воду. «Беретта»! Он держится за веревку левой ладонью, но и она постепенно ослабляет хватку.
С горем пополам стреляю еще раз. Все – магазин пуст. В сердцах тащу из кармана запасной – последний. И… о, чудо! Прежде чем капризно замолчать, автомат выпускает в цель пять пуль. После чего стрельба с борта катера прерывается.
Неужели попал?
Чувствую, как на мое лицо капает кровь.
– Стас, держись!
Забрасываю автомат за спину и подставляю плечо – поддерживаю Велика, чтоб не упал. Очень тяжело так висеть. И неудобно. А главное – невозможно стрелять.
Смотрю вниз на Валеру. Черт лица в темноте не разобрать, но точно знаю: он растерян и до крови кусает губы от безысходности, от бессилия что-либо изменить…
Внезапно над нашими головами раздается три пистолетных выстрела, следом по палубе скачут пустые гильзы. Отчетливо слышу неторопливые шаги – кто-то подходит к леерам…
Смотрю вверх и тащу из-за спины автомат. Медленно загоняю в патронник вместо негодного патрона новый; поднимаю ствол, нахожу пальцем спусковой крючок…
Давай, сука, покажись! И мы посмотрим, кто из нас успеет выстрелить первым. Только бы не подвел патрон…
Над нами нависает огромная темная фигура.
Я узнаю появившуюся над леерами рожу и в первое мгновение теряюсь. В следующее – давлю на спусковой крючок с такой неистовой силой, словно от нее зависит начальная скорость пули.
Осечка.
Стас оседает и буквально садится на мои плечи.
Кое-как дергаю затвор, перемещаю ладонь назад. Привычно обхватываю рукоятку и нащупываю указательным пальцем крючок. Плавно нажимаю…
И вдруг доходит: что-то не то. Боцман не стреляет, не рычит, не призывает на помощь темнокожих дружков. А тело Стаса становится легче…
Вдвоем с боцманом затаскиваем Велика на палубу: я толкаю снизу, Шмаль сверху тянет за шкирку.
В моей голове сумбур – не понимаю, откуда на палубе взялся этот человек и почему он взялся помогать. Однако раздумывать и выяснять некогда.
С трудом нащупывая ногами перекладины, ползу вниз – помочь Торбину поднять нашу темную личность. Заодно оглядываю бухту. По пятну яркого света нахожу катер, выписывающий круги на одном месте. Видимо, выпущенные мною пули задели сидевшего на руле человека, и я мысленно благодарю Бога за дарованную паузу в перестрелке.
Увы, но всякая пауза рано или поздно заканчивается. Закончилась и эта.
Пули защелкали по корпусу, леерам и надпалубным трубопроводам, когда худощавый Хайер неуклюже рухнул на палубу.
– Держите, – сипит Шмаль, протягивая автомат и подсумок с магазинами.
Забирая подарок, обращаю внимание на пистолет, что в руке у боцмана.
Он усмехается:
– Твой – не удивляйся.
– А этот? – киваю на мертвого сомалийца, сидящего в странной позе у основания погрузочного крана.
– Застрелил я его. А там второй лежит, – показывает боцман на левый борт. И уточняет: – С пулеметом.
Спешно отстегиваю магазин с отсыревшими патронами, вгоняю в приемное гнездо нормальный. Кидаю второй автомат товарищу:
– Пригляди за обстановкой, Валера. Я за пулеметом…
Метрах в двадцати нахожу «братишку с Авроры» – опоясанного лентами курчавого негра с аккуратной дыркой в груди.
Присаживаюсь рядом, забираю осиротевший пулемет, снимаю с тела пару полутораметровых патронных лент. Срываюсь обратно.
Катер интенсивно маневрирует в сотне метров от танкера. Стрелок на его борту чертовски хитер – постоянно слепит проклятым прожектором и без перерыва поливает свинцом. Боцман сидит в глубине около Стаса и Хайера, а Валера скупо отвечает одиночными выстрелами.
– Дай-ка попробую, – падаю рядом и пристраиваю у борта старенький «ПК».
Проверив ленту с затвором, прицеливаюсь… И от всей души всаживаю в осточертевшую лодку длинную очередь.
Порядок. Стрельба затихла – лишь монотонный гул двигателя нарушает тишину над бухтой. Плавно поворачивая, лодка приближается к танкеру. В отраженном от борта свете прожектора видны несколько человеческих тел, разбросанных меж низких бортов…
Смотрю вслед удаляющемуся суденышку.
– Кравца узнал? – тихо спрашивает Валера.
– Нет.
– Ближе к носу лежал. В белой рубашечке.
– Не обратил внимания…
Валера кивает в сторону надстройки:
– Пойду поищу знакомых.
– Погоди. Не нужно здесь шляться по одному. Палуба хорошо простреливается из рубки.
Подхватив пулемет, перемещаюсь к Стасу. В слабом свете горящей где-то сбоку лампы вижу на одежде кровь, но не могу определить, куда он ранен.
– Над ухом шибануло. Вскользь, – подсказывает боцман. – Очухается – это не опасно.
Склоняюсь над головой Велика. Осматриваю неглубокий след от пули… Шмаль прав: ранение не тяжелое. Крови много не потеряет, а в себя придет с минуты на минуту. Вон уж и губами начал шевелить.
Подозрительно смотрю на боцмана.
– Какими судьбами, Анатолий Васильевич?
– Моя судьба проста и предсказуема. Окромя «Тристана», меня искать негде.
– Само собой. Здесь-то вы как оказались?
– Это ты к тому, что всех держат взаперти в боковых помещениях первой палубы, а я, значит, разгуливаю?
Киваю и настойчиво жду ответа.
– Вот ёкало-палкало!.. – усмехается в пышные усы Шмаль.
Поглаживая лапищей бугристую лысину, он намеревается что-то сказать. Но выслушать его не успеваем – по правому борту короткими перебежками к нам приближается несколько фигур…
Глава седьмая
Африка
Восточное побережье Сомали – западная акватория Аравийского моря
– Ты как, Стасик? – заглядываю в свою каюту.
– Отлично. Мне бы водочки и к вам – в ходовую.
– Не выйдет, дружище, всю винно-водочную продукцию из кают выгребли пираты. И кончай врать насчет «отлично»! Я же знаю, когда ты врешь.
– Да, – искренне удивляется Величко. – Голос выдает? Или интонация?..
– Глаза.
– Ну-ка поделись секретом.
– Да какой, к чертям, секрет! – присаживаюсь на край постели. – Просто когда ты врешь, твои глаза становятся преданными, как у Чурова.
– Кому преданными?
– Тому, кому ты мозг сношаешь! В данном случае мне.
– Понял. Надо что-то делать с глазами. У врачей проконсультироваться…
– Дурачок, зачем же добровольно отказываться от дара божьего? Иди в политику!
– Я раненый, а он меня опять дальше жопы посылает…
Приходится признать, что Велик и вправду раненый: башка, как у Щорса, замотана бинтами; морда бледно-зеленая – словно с перепою; голос слабый – как у нищего актера на паперти.
– Рановато тебе бродить по судну – полежи чуток, окрепни. Марк Наумович заходил?
– Навещал, сердешный. С куриным бульоном и беляшами…
Оставляю приятеля и выхожу на палубу покурить. Признаться, соскучился по табачку и не смог отказаться от драгоценной пачки, изъятой боцманом из глубокой заначки.
Боцман… Усмехаюсь, выпуская в темноту дым. Это ж надо! Столько народу прошло через мое подразделение в бригаде спецназа; столько всего повидал, а в людях разбираться не научился. Взять хотя бы хитрого подлеца Рябова, коего принял за своего парня. Или того же боцмана, на поверку оказавшегося нормальным честным мужиком. Помощники капитана Скобцев, Ишкильдин, Липинский, электромеханик Сульдин тоже не имели к пиратам ни малейшего отношения. Как, впрочем, и кок с матросами. Не считая сгинувшего Рябова, подручным капитана Кравца на «Тристане» был один радист, расколовшийся сразу, стоило нам появиться в боковой подсобке первой палубы. Толком поговорить с ним, правда, не удалось – позеленев лицом, парень едва не потерял сознание. Пришлось отложить допрос и там же – в подсобке – его запереть. Остальные в авральном порядке заняли рабочие места, танкер поднял якоря и взял курс в открытое море.
Но все это случилось после короткой перестрелки с оставшимися на борту пиратами. Короткой она вышла потому, что этих самоуверенных товарищей на судне было ровно десять. С двумя из них разобрался боцман, пока мы висели на трапе по правому борту: одному прострелил из моего пистолета голову, «братишке с Авроры» продырявил грудину. Третий дежурил в надстройке у боковых помещений – охранял покой пленных. Четвертый торчал в ходовой рубке. Ну а шестеро отчаянных парней пошли широким фронтом в атаку. Вояками они были хреновыми – легли после первой же нашей очереди. Стреляли тоже на «троечку» – мы больше опасались шальных рикошетов от стальных железяк, нежели точных выстрелов. В общем, пяти минут хватило, чтобы навеки успокоить троих и стольких же изрядно покалечить. В течение следующих четырех-пяти минут командира пиратской группы выкинул из ходовой рубки старпом, а последний отважный сомалийский боец выскочил из надстройки и сиганул солдатиком за борт.
В данный момент в провонявшей подсобке, где еще недавно парились мы, квартируют четверо раненых пиратов. Рядышком в отдельной «келье» без окон отныне прописан большеротый Хайер. А пять трупов лежат парадной шеренгой вдоль левого борта. Как говорится, в назидание потомкам…
Бросаю окурок за борт и иду проверять посты. На баке дежурит матрос, а по юту с пулеметом расхаживает Торбин. На него возложена ответственная задача: при обнаружении преследования немедленно открывать огонь на поражение. Что он успешно и делает – за час хода над кормой «Тристана» трижды громыхали пулеметные очереди.