чти, Август, надо соблюдать осторожность, — повторил он, словно Гор с утра до вечера только и делает что спекулирует валютой, не соблюдая никаких мер конспирации.
— Ему, я имею в виду этого дебила, валюта, конечно, не нужна, там есть кто-то покрупнее. Вот он и снабжает парня деньгами и, наверное, кое-что платит ему за риск. Я доволен. Ну не менять же по официальному курсу! Парня я заарканил, когда он еще употреблял наркотики… кое-что ему доставал, а теперь, когда он бросил (уникальнейший случай, скажу тебе), когда бросил, он вот сигареты просит, инструменты — духовные, так сказать, ценности…
Жорж хихикнул и налил себе стаканчик.
— Не боишься попасться?
— А! — Жорж махнул рукой. — Все рискуем. Разве ты, когда с девочками расплачиваешься, не нарушаешь их законов? Ты же в валюте платишь, не в рублях. Потом они своим сутенерам или уж не знаю там кому сбывают эту валюту. Опять нарушение! Вот куда их боссы, те, к кому наши доллары в конце концов попадают, их девают — не знаю. Но нарушают все. И что-то я не слышал, чтоб кто-нибудь попадался. Бывает, конечно, но редко. А ты-то как обходишься?
— Я? — Гор посмотрел ледяным взглядом на своего коллегу, этого идиота, не понимавшего, что весь корпункт наверняка набит микрофонами КГБ. — Я? Я меняю только по официальному курсу. Я, Жорж, никогда, даже в мелочах, не нарушаю законы страны, в которой работаю. И тебе не советую.
Гор с удовлетворением представил себе, как где-то далеко, в глубоких подвалах КГБ, наматывается пленка с записью их разговора. Вот так! Надо быть осторожным! И это ему советует этот болван!
— А как ты познакомился с ним? — спросил Гор.
— Одна девочка познакомила. Понимаешь, одно время у меня тут не хватало монет, — пояснил Жорж. (Еще бы, небось все пропивал!) Так вот, я особенно по «Интуристам» не ходил. Подбирал тех, что подешевле. Поделился с одной своими заботами, она меня с этим дылдой и свела. Так что сейчас затруднений нет: международный банк действует! — Он рассмеялся и налил себе еще.
— Ладно, — строго сказал Гор, — пошли работать.
Уезжая (поездка в Рязань оказалась неожиданной не только для Игоря, но и для самого Иванова-Лембрэда), Игорь позвонил Наташе, дал ей номер телефона Олега и попросил, когда она сделает ксерокопии, позвонить ему и договориться, как она эти копии передаст.
Тутси после звонка Гора не стала особенно раздумывать и сказала Олегу, что срочно уезжает, что ей удалось вот рингануть, позвонить прямо с Белорусского вокзала: пакет в камере хранения, код такой-то. Чао!
Она вздохнула с облегчением.
Олег быстро смотался на вокзал, забрал пакет и приготовился к действу.
В чем же заключалось это действо?
Оно заключалось в том, чтобы на «Гоголя», то есть у памятника великому писателю на одноименном бульваре, организовать митинг под лозунгом: «В армию — по желанию!» На митинге предполагалось выразить солидарность с программой Народного фронта Латвии: те, кто по религиозным или пацифистским соображениям не хотят служить в армии, — не могут быть призваны, не должны призываться студенты любых вузов ни во время учебы в институтах, ни после, разве что на краткосрочные сборы.
Разумеется, все это под лозунгами борьбы за мир и разоружение. Предполагалось пригласить иностранных корреспондентов. Особую пикантность ситуация приобретала оттого, что митинг будет происходить напротив Министерства обороны.
В напечатанном с помощью Гора воззвании содержались соответствующие призывы и приглашение на митинг. Листовки Олег раскидал по подъездам, оставил на столиках в кафе, на улице, поздно вечером даже кое-где приклеил. О том, что Гор, не компрометируя себя, сумел оповестить многих своих коллег о предстоящем событии, Олег, разумеется, не знал.
Что касается митинга, то здесь мнения «звездных рыцарей» разделились. Одни считали все это пустой затеей (кое-кто даже возмущался, особенно из отслуживших), других Олег сумел уговорить. Теперь он всюду утверждал, что «Ракета» и вообще все любители фантастики во всей стране его поддерживают. Ему об этом говорили и знакомые иностранцы, правда, далеко не все, с которыми он последнее время активно общался по самым разным поводам.
Митинг состоялся в воскресенье.
Весна уже охватила столицу. Весна необыкновенно ранняя и крайне активная. Ну что это такое, когда ртуть добирается за полдюжины положительных градусов еще в феврале!
Снег почти исчез и лежал лишь грязными, тоскливыми пятнами по дворам да глухим переулкам. Солнце грело. Лужи ширились и, когда по ним проносились машины, выплескивались на испуганно отскакивающих прохожих. Зелени еще нет, а снега уже нет, и поэтому деревья выглядели какими-то оборванными.
Весна в больших городах — штука некрасивая. Она вызывает раздражение, так и хочется сказать природе: «Можешь ты навести в конце концов порядок в своем хозяйстве?» Природа отмалчивается презрительно: не морочьте мне голову вашими эгоистическими требованиями. Подавай им стабильную погоду, да распустившиеся почки, да солнышко, да чистоту на улицах, да…
Зелени и чистоты на Гоголевском бульваре не было.
Великий сатирик, горький летописец своего времени (пожалуй, и нынешнего) грустным взглядом взирал с высоты на суетившийся у его подножия народ.
Одеты здесь все были вразнобой: кто в меховых шапках, кто в лыжных шапочках, кто без головного убора вообще, кто в сплошной джинсовой фирме, от штанов до кепок, а кто в дутиках или плащах…
Не только молодые парни, которых, если верить Олеговым листовкам, касалась эта тусовка, но и девчонки. И конечно, люди постарше, пенсионеры — любители «жареного». По их застойному мнению, всякое, кроме Первого мая и Седьмого ноября, собрание — уже сенсация.
Наиболее отчаянные участники митинга выдергивали из-под полы плакатики, растягивали их и тут же прятали. На плакатиках, кто успевал, прочитывал: «Лучше лишняя водородка, чем миллион бездельников в погонах», «Не дадим армии наложить лапу на борцов за мир»…
Кроме подобных, весьма спорных по концепции лозунгов были и более академичные: «Армию — на зарплату!», «Бюрократов призывать на 25 лет» (намек на павловские времена?) и т. д.
На трибуне (ящик между львами у основания памятника) один за другим возникали ораторы разного возраста и разного облика. В основном бородатые, потому по годам трудно определимые. Перед тем как выйти на трибуну, они надевали белые нарукавные повязки, которые должны были символизировать, видимо, пацифистский характер митинга. Смысл всех речей, начиная от изящных, серьезных и кончая путаными и хулиганскими, был один — армия не нужна, а потому никого в нее призывать не следует.
Предложения имели широкий диапазон: один предлагал упразднить погранвойска, открыть границы, уничтожить все вооружение и тем продемонстрировать наше миролюбие. «Поверьте, — кричал он, — Запад оценит! И по нашему примеру разоружится!» — «А если, наоборот, оккупирует нас?» — попытался кто-то задать вопрос, но на него зашикали.
Другой, с цифрами (его собственными) солидно обосновывал бесполезность наличия любых вооруженных сил в наше водородно-баллистическое время.
Так продолжалось с полчаса. Иные любопытные подключились к толпе, иные в отдалении стояли на тротуаре и молча следили за происходящим. Среди них был и Август Гор.
Наконец подкатили машины. Из них выпрыгнули энергичные милиционеры в серых беретах, с резиновыми дубинками в руках. Они присоединились к немногочисленным милиционерам в обычной форме, пребывавшим здесь с самого начала и пытавшимся с помощью мегафонов объяснить толпе, что сборище незаконное, поскольку нет разрешения исполкома. А не было разрешения (как стало известно), поскольку никто за таковым не обращался. Но поскольку не обратились… Порядок есть порядок… Расходитесь…
Собравшиеся никакого внимания на эти призывы не обращали. Милиционеры вяло ходили от одной группки людей к другой, миролюбиво уговаривая идти по домам. Группки рассеивались, чтобы тут же собраться рядом.
Но энергичные ребята в беретах были настроены иначе. Мгновенно построившись клином, подобно их далеким предкам из дружины Александра Невского, они быстро и напористо врезались в толпу, рассекая ее на сегменты и расчищая площадку возле памятника.
Кое-кто сопротивлялся, даже пытался вступить в драку. Таких скручивали и уводили к машинам. Чувствовалось, что «серые береты» хорошо тренированы, что все многократно отрепетировано и отработано. Толпа распадалась. Еще бы! Разве сравнить этих дилетантов с профессионалами из «Демократического союза», что устраивают свои цирковые бенефисы у памятника другому великому писателю — Пушкину. Вот там — да, там чуть не жизнью рискуешь.
Среди задержанных Олега не было. Больше всех суетившийся, командовавший и кричавший, он в решающий момент исчез, словно растворился в воздухе.
Прошло еще полчаса, и сквер опустел. Лишь несколько случайных люберов, не разобравшихся, в чем дело, и надеявшихся «размяться» с этими недоумками, за каковых они приняли глубоко идейных пацифистов, разочарованно сидели на скамейке под неодобрительными боязливыми взглядами трех-четырех хипарей, уже начинавших собираться на свою очередную тусовку.
Скрывшись в одном из бесчисленных проходных дворов, Олег торопливо удалялся от места происшествия. И нос к носу столкнулся с Игорем, направлявшимся в «Гармонию». Зачем-то срочно просили собраться активистов «группы самозащиты».
Олег и Игорь шли навстречу друг другу по знакомой арбатской тропе, не подозревая, что стопы их во многом направлял тоже не спеша идущий где-то по Арбату корреспондент западной газеты умеренного направления Август Гор.
«Конечно, — рассуждал Гор, рассеянно глядя на уныло мерзнувших возле своих нераскупаемых шедевров бородатых рафаэлей, — митинг жилковатый. Потоптались, пошумели. Да и народ, прямо скажем, неинтересный, такие с плакатиками еще на бульвар выйти могут, а с пистолетами на площади — вряд ли. Но кое-что есть: листовки, лозунги, митинг… Об этом расскажут газеты и радио на Западе, да и здесь, слава богу, как только какой-нибудь скандальчик, так пресса, радио, телевидение радостно начинают звонить об этом во все колокола (поэтому, к счастью, в газетах не находится места для рассказа о больших скандалах на Западе!). Не без его, Гора, помощи. Надо зайти сегодня же в пресс-центр на Зубовском и в бар в «Национале» — скоро все иностранные и столичные журналисты узнают о мощной демонстрации против по-прежнему милитаристских устремлений Советского Союза, который на словах конечно же за разоружение, но на деле… Тысячи юношей продемонстрировали свою волю… Правительству и генералам придется считаться… Гор уже набрасывал план будущей статьи, которую, как он это порой делал, опубликует под псевдонимом в другой, не своей, газете. Ходит такой анекдот в Москве — Гор все их заносил в свою тетрадку — про раввина. Его враг обвинил раввиновых дочерей во всех грехах. «Как вы можете так говорить, — протестует раввин, — у меня вообще нет дочерей». — «Неважно, — говорит враг, — мое дело привлечь внимание». Вот так и этот митинг.