— Знают росы, когда в тундру приехать. Вы бы летом пришли. Тогда тут комары, гнус злее волков. В глаза лезут, только дымокурами отогнать можно.
Веселее всех была выросшая в тундре ненка Сята-Сава. Носилась на коне, будто степнячка, шутила со всеми, поддразнивала Шишка. И южные пришельцы невольно веселели, понимая: и тут ведь люди живут и не тужат. А снег всё чаще падал, всё роскошнее устилал равнину, делая её совсем похожей на степь. И появлялся то и дело впереди, почти сливаясь со снегом, белый всадник на белом златогривом коне, с золотым копьём и золотым сияющим щитом. Алмазными россыпями переливался снег в расходившихся от всадника золотых лучах. И знали росы: не сбились они с дороги и не кончился их путь, если впереди идёт сам Ярила. А на родном Днепре и снег ещё не выпадал. Начался месяц грудень[34].
А по тундре от печорцев к сииртя нёсся слух: «Железные люди идут! Совсем другие: никого не обижают, никакой дани не берут, Чернущему Идолу не молятся. Ведёт их сам Светловатый Парень, в руке его золотая плошка с небесным огнём. С ними сильные белые шаманы. И зовутся те люди — росы».
Однажды белая равнина впереди сменилась другой — седой, серо-зелёной, неспокойной. Большие и малые льдины плыли по ней. Иные из них были огромны — настоящие плавучие острова, белые, скалистые. На льдинах, словно на плотах, плыли белые медведи. А ещё — остромордые ластоногие существа, в которых те, кто бывал у Каспия, признали тюленей. А ещё были похожие на тюленей жуткие твари — громадные, усатые, с парой мощных клыков. Росы придержали коней, замерли, поражённые суровой красотой Ледяного моря. Знакомое им тёплое море Ахшайна даже зимой не было таким неприступно-грозным и всё же прекрасным.
— Вот он, Молочный океан, — с благоговением произнёс Вишвамйтра, почтительно складывая руки перед лицом.
— Дошли... Эх, дошли! — только и сказал Шишок.
Возбуждённо переглядывались Хилиарх с Хариклом.
Они, два не шибко образованных грека из Кизика и Эмесы, достигли Северного океана, о котором величайшие эллинские географы писали и спорили, но сами его не видели, кроме разве что ославленного лжецом Пифея из Массалии[35]! Не здесь ли таинственный Туле, до которого доплыл Пифей? Нет, вряд ли: там пьют пиво, а здесь не только о ячмене, но и ни о каком земледелии слыхом не слышали.
Недалеко от берега возвышались холмы, похожие на курганы.
— Здесь лежат ваши предки? — спросил Ардагаст Або.
— Нет, — рассмеялся шаман. — Это яранги. Тут живут не мёртвые — живые. Заходите, росы, сииртя ждут вас в гости.
Действительно, над холмами клубились дымки. Подъехав ближе, росы увидели вытащенные на берег кожаные лодки, кучи отбросов, стаи собак. Або ударил в бубен. Откуда-то из-под земли, из недр холмов, появились люди. Хилиарху сразу пришли на ум слышанные им в Британии рассказы о «малом народце» — духах, живущих в холмах. Этих низеньких людей в мохнатой одежде бритты уж точно приняли бы за духов даже среди бела дня. Мужчины были в наглухо сшитых малицах с откинутыми капюшонами, женщины — в совсем уже странных одеждах: меховая рубаха и штаны, сшитые вместе. Все были настроены весело и приветливо. Росов встретили песнями под звуки бубнов. На лицах не было и тени заискивания, страха, затаённой ненависти. И это после всего, что натворила дружина Андака! Эти люди, видно, попросту не умели подолгу ненавидеть, бояться, подозревать других людей. Не были ещё приучены к тому, что человек может быть человеку врагом хуже зверя или злого духа.
Або гостеприимно указал на низкий, ниже человеческого роста, вход в самый большой из холмов.
— Заходите, гости с юга. Это — летний вход. Есть ещё зимний, подземный, им на четвереньках влезать надо.
Пригнувшись, царь, главные воеводы и волхвы вошли внутрь холма через низкий коридор. В доме-холме было тепло, довольно светло и уютно. Свет падал через дымовое отверстие. Кроме того, тепло и свет давали несколько больших глиняных жаровен, полных жира. Фитилями служили кучки сухого мха. Жир горел без вони и копоти, очагов же в жилище вовсе не было. Судя по числу пологов из оленьих шкур, в доме обитало полдюжины семей.
В первый миг росам показалось, что они попали во чрево какого-то громадного чудовища. Стропилами полукруглой крыши служили исполинские рёбра, подпирали их беззубые челюсти, пол был выложен огромными лопатками, а стены коридора — позвонками. Таких костей не могло быть даже у земляного быка.
— Вы что, убили дракона? — спросил поражённый Сигвульф.
— Зачем дракона? — улыбнулся Або. — Кит-рыба — дорогой гость, сам пришёл, всё нам дал — кости, мясо, жир. В ките живём, кита едим, китом греемся.
Хозяева и гости расселись на мягких шкурах вокруг жирников. Сииртя, мужчины и женщины, разделись, оставшись в одних кожаных повязках на бёдрах. На жёлтых телах синела замысловатая татуировка. Женщин, молодых и старых, похоже, вовсе не смущали взгляды чужих мужчин. При этом держались сииртянки скромно и отнюдь не старались выставить себя напоказ. Заметив это, Волх спросил Вишвамитру:
— Говорят, у вас в Индии святые люди голые ходят. Тут что, все такие?
— В одних набедренных повязках у нас ходят не только святые. Но эти люди и мне кажутся добрыми и праведными, — ответил индиец.
— Да ведь они исподнего не носят, — сообразил Вышата. — Здесь же ни лен, ни крапива не растут. А в меховой одежде в такой землянке быстро вспотеешь, потом выйдешь на холод — простудишься.
— Верно понял, шаман, — кивнул Або. — Нет, мы не святые. Но грехов у нас меньше, чем у вас. Сииртя бывает ленивый, сварливый. Трусом бывает, обманщиком. Но человека первый не убивает, чужое не берёт, другого вместо себя работать не заставляет.
Еда была разложена на больших деревянных блюдах. Ни мучного, ни молочного тут не было и в помине, а мясо и рыбу ели сырыми, в лучшем случае наполовину сваренными. И всё же стол не выглядел однообразным или бедным.
— Угощайтесь, росы, — радушно потчевал гостей Або. — Знаю, венеды сало любят. Вот китовое сало. Макайте в жир — очень вкусно будет. Хлеба у нас нет, вы морской капустой заедайте, ивовым листом квашеным, корешками.
Китовое сало оказалось сладким, душистым. Хороши были на вкус и колобки из смеси мяса и сала, и уха с икрой, и оленья колбаса. Что до сырого мяса, то сарматы, как и все степняки, были к нему привычны, лесовики же старались не подавать виду: не пристало воину привередничать, да и грех обидеть таких приветливых и щедрых хозяев.
Хотя переводчиками могли служить лишь Або и Сята-Сава, вскоре между гостями и хозяевами завязался непринуждённый разговор. Волхвини, Ларишка с Ардагундой и ненка обсуждали с сииртянками какие-то женские дела. А шаман Або неторопливо рассуждал:
— Мы, сииртя, совсем бедные. Ничего у нас нет. Железа не куём, хлеб не растёт, скотины не держим — только собаки у нас да олени-манщики. Городков у нас нет, дружин нет, царей нет — не воюем мы. Зачем воевать? На севере людей и так мало. Кто будет воинов кормить, их семьи, пока цари и воины подвигов ищут?
— Война — радость мужчины, честь мужчины. От долгого мира мужество пропадает, — возразил Сигвульф.
— Эй, сииртя! Человек в рогатой шапке говорит: вам негде показать свою храбрость! — обратился к старейшинам Або.
Те зашумели, заговорили наперебой:
— Медведи в селение пришли, когда все мужчины охотились. Я один четырёх медведей убил!
— Меня на льдине унесло. Два месяца людей не видел. Однако живой вернулся, ещё и большого моржа добыл.
— Моего рода охотник сюдбя-великана убил: бросил ему в пасть раскалённый камень.
— Кит опрокинул байдару. Я один выплыл. Поймал гарпунный линь, к скале привязал. Кит не ушёл.
Або перевёл их слова, торжествующе взглянул на германца и продолжил:
— Совсем бедно живём, трудно. Рабов у нас нет, всякую работу сами делаем. Зачем рабы? Они ленивые, злые. Украсть, убить, убежать могут. Как ты, Харикл.
— Зачем человеку люди-враги? Разве мало зверей? — поддержал шамана Вышата.
— И звери нам не враги. Если зверь дал себя убить, накормил нас, одел — он дорогой гость. Звери захотят — шкуру снимут, совсем как мы станут. Глядите: вот люди-орлы, а вот люди-касатки. Касатки нам друзья: китов на мелководье загоняют.
Среди старейшин трое выделялись орлиными носами, а ещё трое — крупными острыми зубами. У первых на груди были вытатуированы фигуры орлов, у вторых — остроносых зубастых рыб без чешуи и спинных плавников. Волх внимательно пригляделся, принюхался и заметил среди старейшин ещё троих: поджарых, с седеющими волосами цвета волчьего меха и с волчьими мордами, выколотыми на груди. Князь-оборотень негромко завыл по-волчьи, и эти трое ответили ему тем же. Зорни-шаман и Лунг-отыр переглянулись, окинули взглядом собравшихся и развели руками: ни людей-медведей, ни людей-гусей здесь не было.
А шаман-сииртя продолжал, хитро поглядывая на двоих эллинов:
— У нас ещё много чего нет. Тюрем нет, стражников, надсмотрщиков с плётками. Бьют собаку, не человека.
— Но как же вы справляетесь с ворами, лодырями? — спросил Харикл.
— Это у вас в городе вору легко спрятаться. У нас его ни свой, ни чужой род не примет. Вот никто и не ворует. А над лодырем все смеются. Куда ему от насмешек деться? Другим родам лентяй и подавно не нужен. У вас вора и бездельника в носилках носят, сытого, в дорогой одежде: смотрите все, как можно хорошо жить и не работать! Рядом другой лентяй, в драной одежде, весь день сидит без дела, а ему подают. А если ещё и болтать умеет, говорят: святой человек, мудрый. Вы богатые, зачем столько лодырей кормите? А хорошим работникам пищи не хватает. У нас, если голод — весь род голодный, дичи много — весь род сытый. Кто что добудет — всё в стойбище несёт, одному в тундре есть стыдно. Сииртя голодные — к печорцам в гости идут, печорцы голодные — к сииртя приходят.