Хилиарху сразу припомнилось, как подвыпивший Андак, говоря с греками, называл Зореславича не иначе как «тираном» и «венедским ублюдком». А шаман продолжал:
— Периандр щедрый был. Мудрецов принимал, певцов, храмы строил.
— Не за счёт ли ограбленных граждан был он так щедр к вам, мудрецам? — хитро прищурился Харикл.
— У народа он ничего не забирал, только у знатных. Город при нём не беднее, а богаче стал... Это у нас, сииртя, хорошо старейшиной быть: ни простых, ни знатных, весь род заодно. И законов, как Солону, придумывать не надо: все законы предки дали.
— Ну а что же Крез? — спросил Хилиарх. — Он был законный царь, а не тиран.
— Тоже щедрый. Как угощал нас! Мне столько денег дал — до сих пор осталось. Добрый был, справедливый. Только не умный. Думал, деньги всё могут. Золотом так и сыпал. Нет, на хорошие дела. А мы с Анахарсисом его сокровища посмотрели и сказали: «Гляди, здесь всё золото земное, солнечного, такого, как у скифов, совсем нет. Не будет прочным твоё царство. Берегись Солнце-Царя!» Так и случилось. Пришёл Кир, персидский Солнце-Царь, что великое царство создал не золотом и не страхом — справедливостью. И не стало Лидии, царства Креза.
— Одни говорят, Кир держал Креза в чести, другие — сжёг его на костре, — сказал Харикл.
— Разве станет перс святой огонь осквернять трупами! — рассмеялся Абарис. — Это сам Крез хотел сжечь себя вместе с дворцом. А я его спас: вместе с семьёй перенёс из огня прямо на Белый остров. Так он давай самого Светловатого Парня упрекать: «Я ли добро людям не делал, я ли тебе богатые дары не приносил». А бог ему: «Рано тебе сюда, если так думаешь. Неси его, Абарис, обратно. Пусть попробует добро делать без богатства, без власти». Перенёс я Креза назад. Грозу наколдовал, пожар потушил. Увидел Кир, что Солнце лидийского царя любит, и взял его в советники. Много добра Крез потом сделал. Не богатством — мудростью: не зря всё-таки мудрецов принимал.
— А верно ли, что ты учил великого Пифагора? Или правда, что сам Пифагор — это Аполлон Гиперборейский? — продолжал любопытствовать Харикл.
Но тут Ардагаст велел войску строиться для похода, и великий шаман сказал:
— Мы их увидим на Белом острове. И Креза, и Кира, и Пифагора.
Уже совсем стемнело. Ночную тьму рассеивал лишь слабый свет звёзд да пламя огненной арки. К ней и подошли воины Ардагаста. Вышата заклял коней, Зорни — оленей и собак. Теперь животные могли бежать без устали в два раза быстрее. Ардагаст окинул взглядом свою рать, поднял меч:
— Воины Солнца! Вперёд, к Белому острову! Настигнем и покараем тех, кто не достоин носить имя росов! Слава!
«Слава!» — отозвалась венедским кличем вся разноязычная рать. В этот миг всё ясно увидели, как въезжает под арку белый всадник на белом коне, с золотым щитом и сияющим копьём. Ярила по-прежнему вёл свой народ к северной обители своего брата.
Зореславич похлопал своего «небесного» ферганского коня по роскошной золотистой гриве и первым влетел вслед за богом в огненные врата. Следом понеслись конные росы и манжары, за ними — северяне на оленях и собаках. Над ними летел на огромной, сияющей маленьким солнцем птице Абарис. Вихрем промчались они через тундру и, оставив позади Священный остров, понеслись на северо-восток по замерзшему морю.
Теперь вокруг не было ничего, кроме бескрайней ледяной пустыни. Лишь причудливые нагромождения ледяных скал-торосов нарушали её белую гладь. Ни зверей, ни птиц, ни растений, ни камней. Только белая равнина под тёмно-синим куполом неба, усеянным звёздами. И звёзды эти сияли удивительно ярко. Никогда ещё воины Ардагаста не видели, как, обволакивая звёзды, просвечивают гигантские тела двух златорогих олених. Порой они казались двумя горбоносыми лосихами, порой — хвостатыми медведицами. Мимо них, надёжно указывая путь, текла на северо-восток звёздная река Млечного Пути — дорога птиц, дорога душ. Лыжней Светловатого Парня звали её северяне.
Не птицы и не души предков неслись сейчас этим путём, а живые, земные воины. И вёл их не бог с златосияющими волосами, а молодой всадник на ферганском коне, в панцире и помятом шлеме. Но в свете звёзд золотом блестели его волосы, падавшие из-под шлема на плечи, и чеканные ножны меча, и шерсть коня. И шептались северяне: «Сам Светловатый Парень нас ведёт. Вождь росов тоже узколицый. И тоже сиротой на земле вырос — сами росы говорят».
Ещё ярче звёзд светили серебряные рога месяца. И под ними люди ясно видели доброе и лукавое лицо старика с бородкой. Прадед Велес, Хозяин Зверей, пастух небесных стад, смотрел на людей. Вот так же когда-то двигались они на север за стадами оленей, за отступавшим ледником. Только не было у них ни боевых коней, ни доспехов, ни стальных мечей. И не воевали между собой за Правду, потому что не умели ещё жить не по ней.
— Глядите: вот путь великих героев! — нёсся сверху голос Аристея. — Им шёл Персей с головой горгоны, чтобы принести на Белом острове жертву Солнцу. Им бежал за златорогой ланью Геракл, пока не достиг Белого острова. Оттуда он принёс священную оливу и посадил её в Олимпии.
Острый взгляд двух эллинов различал на небе Геракла и Персея, а ещё Андромеду и её родителей — Цефея и Кассиопею.
А чистый снег переливался самоцветами в лунном и звёздном свете, алмазной пылью разлетался из-под конских копыт. И не было вокруг ничего грязного, уродливого, злого.
— Красота-то какая... неземная! — восхищённо произнёс Шишок. — Да мы по земле скачем или по небу?
— И по земле, и по небу, — отозвался сверху Абарис. — Белый остров — сразу в двух мирах, верхнем и среднем.
— Так мы сейчас... вроде богов? — удивлённо проговорил леший.
— Богов среди нас нет, — рассмеялся Вышата. — А из боженят — ты один.
Шишок приосанился в седле, важно погладил косматую бороду. Этот невзрачный коренастый мужичок в сером полушубке как-никак был лесным богом. Маленьким, смертным, но исправно получавшим жертвы от охотников и пастухов.
— Видишь, друг Харикл: мир воистину прекрасен и добр! А кто-то ещё зовёт его грязным и презренным, — сказал Хилиарх.
— Таким философам лучше провалиться в Тартар! — горячо откликнулся бронзовщик. — Мир делают грязным люди с грязными душами.
А ведь где-то впереди вот так же скакала среди звёздных чудес шайка Андака. Рука Братства Тьмы тянулась к солнечному острову. Боги, не надо никаких богатств, ни даже славы, только бы успеть обрубить эту чёрную руку!
Забыв о времени, мчались росы по волшебному пути. Вдруг впереди послышались крики, ржание, засверкали вспышки. Воины принялись подгонять коней, оленей, собак. Но вскоре всё стихло. А на горизонте ясно показались вершины белых гор, озарённые каким-то удивительным чистым светом. Белый остров близко! Неужели шайка одолела его защитников? Всё равно — нужно остановить её или всем погибнуть. Если росы не спасут Дом Солнца — тщетны все их подвиги. Спокойны оставались лишь волхвы, духовным зрением видевшие дальше воинов.
А белые горы приближались, росли, всё выше поднимались из-за гряд торосов. Миновав очередную гряду, воины увидели снежное поле, усеянное телами людей и коней. Прожжённые доспехи, оплавленные мечи, рассечённые, обгорелые трупы, белые кости, торчащие из обугленной плоти... Уцелевшие лошади с жалобным ржанием поспешили навстречу росам, зная: люди не дадут пропасть в ледяной пустыне.
Воины остановили коней. Среди трупов Зореславич сразу заметил Суазард. Царевна лежала, сжимая меч и акинак в раскинутых руках. Обращённое к звёздам лицо даже в смерти оставалось красивым и яростным. Между высоких грудей в кольчуге чернело оплавленное отверстие. У тела жены сидел Андак. Шлема на нём не было, обломок меча валялся рядом, тёмные, наполовину обгоревшие волосы падали на лицо. Князь не поднял головы, даже когда царь подъехал к нему.
— Довоевался, Чернобожий холоп, тать ночной? Кто вас разбил? Где стрела Абариса? Отвечай! — Зореславич вытянул Андака плетью по спине.
Тот медленно обернулся к царю. На бледном, как у мертвеца, лице князя не было ни страха, ни злобы — только печаль и обречённость.
— Воины Белого острова. В их оружии сила Солнца. А наше оружие вдруг ослабло. Их вождь... совсем как ты, только моложе.
Ардагаст сразу понял: это его отец Зореслав, павший под Экзампеем. Мёртвые не стареют... А князь продолжал:
— На горах стояли их мудрецы, колдовали. Если наши шаманы погибли. Этот вождь... он убил Саузард. Потом ударил меня по шлему. Вспыхнуло... Чуть не ослеп. Когда очнулся, стрелы уже не было.
— Видишь, моя стрела вору счастья не приносит, — раздался сверху голос Абариса.
А воины уже обступили князя, негодующе шумели. Предводители с трудом их сдерживали. Над Андаком грозно навис Вишвамитра.
— Понимал ли ты, на что поднял руку, раб Разрушителя? Мы — воины Солнца и готовы умереть за него, и не ради награды. Наша награда — торжество Правды. Предан ли ты так же Тьме и Разрушителю? — сурово допытывался кшатрий.
Андак покачал головой. Он поклонялся Саубарагу ради удачи, побед, добычи, славы. Потом к этому прибавился страх. Ему, Андаку, не было дела до Света и Тьмы, до борьбы богов, и он не подозревал, сколь могуществен и многолик Чёрный Всадник.
— Да кто он такой? За него всё решала Саузард! — презрительно бросила Ларишка.
Индиец с пренебрежением взглянул на Князя:
— Какой ты воин Тьмы? Раб глупой и злобной женщины! Всё, чего ты достоин, — умереть рабом в чуме ненца и возродиться навозным червём.
Андак вскинул голову. В его глазах сверкнула отчаянная, дерзкая гордость.
— Да, без Саузард я бы не совершил ничего славного. Но с ней я дошёл до края света и ещё дальше. Дошёл раньше тебя, Солнце-Царь! Я, Андак из рода Сауата! Никто из росов не совершал такого далёкого похода, не брал такой добычи.
— Ты сам не знаешь, какое зло натворил. Само имя росов ты опозорил перед всеми племенами от мордвинов до сииртя. Кому ты сделал добро в этом походе, какие подвиги совершил, какого сильного врага победил? Если бы я не шёл следом... — Ардагаст махнул рукой и замолчал.