Некоторые из людей Хазбрука на северо-востоке от Сент-Вита все еще не подозревали, что все отступают. В 04.00 в мотопехотную роту пришла радиограмма из 275-го дивизиона полевой артиллерии: «Вам приказано. Идти на запад. Идти на запад. Идти на запад» {632}. Командир роты отдал распоряжение своим взводам возвращаться с аванпостов гуськом: «каждый солдат крепко держался за пояс или ремни идущего перед ним». Из-за сильного снегопада видимость была почти нулевой. На запад шли по компасу. По дороге, увязая по колено в снегу, солдаты теряли друг друга, почти все были убиты или попали в плен. Те, кто бежал через лес, неглубокие ущелья и крутые холмы, все же добрались до легких танков и бронемашин, составлявших арьергард 7-й бронетанковой дивизии.
Измученный взвод разведки и рекогносцировки из 106-й дивизии, бежавший из Сент-Вита с тремя «Шерманами», был разбужен еще до рассвета: танки запускали двигатели. Танкисты получили приказ отступать, но им и в голову не пришло предупредить охранявший их взвод. «Мы устало выползли из наших импровизированных окопов и собрались на опушке. Некоторых парней приходилось поддерживать, когда они пытались встать, было больно ходить. Ноги за ночь одеревенели, а наши почти отмороженные ступни распухли еще сильнее, когда мы сидели на корточках на нашей полосе обороны» {633}.
На дороге к Вьельсальму танки накрыл немецкий огонь: враг зашел им в тыл. «И снова, под холодным ветром и снегом, мы осторожно брели перелеском на юго-запад». Они слышали, что в Родте, который атаковала Бригада сопровождения фюрера, идет тяжелый бой. И потому, «укрываясь за кустарником и туманом, мы шли дальше, на юго-запад, по проселочным дорогам, пока не добрались до маленькой деревушки Нойндорф. Подойдя к деревне по небольшому мостику, мы подошли к фермерским домам на окраине».
«Когда мы перешли тот мост, – продолжал другой солдат взвода, – навстречу нам вышли много бельгийцев – мужчины, женщины, дети… Я объяснил, кто мы и что произошло в Сент-Вите. Пока жив, я никогда не забуду, что делали эти люди. Вот они – перед наступающими немецкими войсками и посреди бегущей американской армии. И что же они сделали? Разделили нас на группы и отвели в свои дома. Мою группу привели в дом замечательной бельгийской леди. Не знаю, как ей это удалось, но через несколько минут мы уже сидели за длинным столом, уставленным едой. Там был огромный горшок с тушеным мясом, два больших кувшина молока, вареный картофель, буханки горячего хлеба… Вы можете себе представить, что было дальше. Мы просто наелись досыта. В камине горел огонь, и вскоре ирландец [рядовой 1-го класса Джон П. Шихан] уже спал в старом кресле-качалке у камина. Едва мы успели поесть, как услышали треск немецких пулеметов совсем близко позади нас. Собираясь уходить, мы достали все деньги, что были в наших карманах, и положили их на середину стола. Мы не могли сделать большего для этих замечательных людей» {634}.
Наступление Бригады сопровождения фюрера раскололо силы Хазбрука надвое, и ему пришлось отступить, чтобы не попасть в окружение. Хазбрук был в ярости. Он злился и на Риджуэя, и на весь штаб 18-го воздушно-десантного корпуса, которые потребовали, чтобы к востоку от Сальма он выстроил оборону «гусиным яйцом». Хазбрука очень беспокоил его южный фланг: ночью он слышал, что его опергруппа, ушедшая правее, захватила немецкого офицера из 2-й танковой дивизии СС «Дас Райх». Если «Дас Райх» направляется в Гуви, как сказал пленный, у защитников с их очень слабыми силами нет шансов. 22 декабря, ближе к полудню, свежие немецкие войска появились у Рехта, чуть севернее Пото, в них опознали часть 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен». Если они шли к реке Сальм, а выглядело это именно так, то они угрожали отрезать линию отступления боевого формирования 7-й бронетанковой дивизии. Его командир, полковник Розбаум, отреагировал без промедления. Он отвел свои танки, которые сражались с Бригадой сопровождения фюрера, и сосредоточил все силы у Пото, перекрывая путь дивизии СС «Гогенштауфен».
В то утро на командном пункте Хазбрука, устроенном в Комманстере, в двенадцати километрах к юго-западу от Сент-Вита, появился один из британских офицеров связи из штаба Монтгомери. Он спросил Хазбрука, что, по его мнению, следует предпринять. Хазбрук ответил, что, если высшее командование считает необходимым поддерживать круговую оборону, он будет держаться как можно дольше, но считает, что отступление предпочтительнее, поскольку такую местность – леса и бездорожье – удержать почти невозможно. Об этом было доложено Монтгомери.
Затем Хазбрук отправил генералу Риджуэю детальный анализ своего положения. Немецкая артиллерия скоро сможет обстреливать его людей со всех сторон, а наступление дивизии СС «Дас Райх» поставит под угрозу путь его снабжения через Вьельсальм. Он утверждал, что его оставшиеся войска принесут больше пользы в качестве поддержки 82-й воздушно-десантной дивизии в ее противостоянии с дивизией «Дас Райх». Он потерял очень много пехотинцев и сомневался, выдержат ли те еще одну тотальную атаку. И добавил постскриптум: «Я ставлю на кон последние фишки, чтобы остановить [немцев] … Я считаю, что, если мы не выберемся отсюда и не попадем до ночи к северу от 82-й воздушно-десантной, у нас не останется 7-й бронетанковой дивизии» {635}.
Риджуэй все еще отказывался выполнять рекомендацию вывести войска, но в середине дня, во время визита в штаб 1-й армии, ее отменил сам Монтгомери. Он послал Хазбруку сигнал: «Вы хорошо выполнили задание – ваша миссия завершена. Пришло время отступить» {636}. Это было действительно хорошо сделано. Весьма разношерстные силы Хазбрука сумели задержать продвижение 5-й танковой армии почти на целую неделю.
К счастью для американцев, массовый поток немцев в направлении Сент-Вита создал огромную пробку. Многие из этих машин были американскими джипами и грузовиками, захваченными в Шнее-Айфель, и их новые владельцы отказались их отдавать. Полевая жандармерия уже не справлялась, и разъяренный генерал-фельдмаршал Модель был вынужден спешиться и идти к руинам города, на захват которого его войскам потребовалось так много времени. Хаос вокруг ключевой развязки означал, что немецкому командованию потребуется время, чтобы передислоцировать войска. Эта передышка дала бригадному генералу Кларку возможность отвести боевое формирование «B» на новый фронт. Затем случилось еще более великое чудо. К Хазбруку, у которого оставался чуть ли не единственный снаряд, утром неожиданно окольными путями прибыла колонна из девяноста грузовиков и привезла пять тысяч снарядов для 105-мм гаубиц.
Взвод разведки и рекогносцировки присоединили к 424-му пехотному полку, единственному уцелевшему полку 106-й дивизии, он стал правым флангом сил Хазбрука. Тогда они впервые услышали о бойне в Мальмеди. «Бойцы в строю поклялись, что пленных в их секторе брать не будут, – написал один из них. – Два солдата из взвода, находясь на связи с одной из рот, были на передовой, где окопался стрелковый взвод. В лесу, ярдах в пятидесяти, показался белый флаг, сержант поднялся и жестом приказал немцам выходить. Из леса вышли около двадцати человек. Когда они подошли к передовой, сержант дал команду открыть огонь. Пленных не брали» {637}.
В наступление могли идти только те немецкие войска, которым удалось обойти Сент-Вит. В тот же вечер танки и пехота пошли в атаку вдоль железной дороги на Кромбах. За Кромбах бились яростно. Одна рота произвела из своих 81-мм минометов 600 выстрелов за двадцать минут и «сломала опорные плиты, приваренные к полу тягача» {638}. Немецкие танковые экипажи использовали свои приемы, стреляя яркими сигнальными ракетами, чтобы ослепить американских артиллеристов, и таким образом успевали выстрелить первыми с разрушительным эффектом.
Как и предсказывал Хазбрук, почти всю дивизию накрыло мощным артогнем. Пришел приказ отводить войска, и в полночь артиллерия начала выдвигаться. Начинались морозы, и, к радости бригадного генерала Кларка, случилось то, во что он не верил: земля наконец-то стала достаточно твердой не только для передвижения на пересеченной местности, но и вдоль заболоченных лесных троп. Это было очень важно, ведь им предстояло тянуть всевозможную технику через три километра от Вьельсальма до Сальмшато и по двум мостам через реку. Но немецкие ночные атаки помешали двум боевым формированиям выйти затемно. Продуманный план отхода был нарушен, синхронность утрачена, но, несмотря на многочисленные арьергардные перестрелки, основной массе отступающих войск удалось 23 декабря форсировать реку Сальм {639}.
Один из выживших солдат пехотной роты, которому удалось бежать вместе с 17-м танковым батальоном, рассказывал, как после нескольких беглых перестрелок они наконец добрались до линии фронта 82-й воздушно-десантной дивизии. Десантник, рывший окоп, положил лопату и сказал: «От чего вы, ребята, убегаете? Мы здесь уже два дня, а немца еще не видели». Измученный пехотинец ответил: «Оставайся на месте, приятель. Скоро тебе даже не придется их искать» {640}.
На южном склоне Эльзенборнской гряды 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд» снова попыталась прорваться с танками в Бютгенбах. Американцы отвели мирных жителей в монастырские подземелья и снабжали их едой. В домах за городом и на окраине женщины и дети укрылись в подвалах, в то время как над их головами обе стороны бились за их дома, то теряя их, то захватывая снова {641}. Расчеты базук охотились на танки, сумевшие прорваться в город. Затем деревню атаковали американские истребители-бомбардировщики. Один взрыв забросил корову на крышу фермы. Когда бои закончились, тела погибших гражданских – двадцать один человек – завернули в одеяла, чтобы похоронить, когда представится такая возможность. Большинство из них были пожилыми людьми и инвалидами из дома престарелых.