Это была последняя крупная попытка прорвать американскую оборону Эльзенборнской гряды. 12-я дивизия СС «Гитлерюгенд» получила приказ отступить и реорганизоваться, прежде чем ее направят дальше на юг на соединение с 5-й танковой армией. 6-я танковая армия фронт не прорвала, эту попытку предотвратил 5-й армейский корпус Джероу.
Ранним утром 22 декабря «юнкерсы» сбросили боевой группе «Пайпер» топливо, пайки и боеприпасы, но из ограниченной зоны выброски можно было достать лишь примерно десятую часть груза. Люфтваффе отклонило запросы 6-й танковой армии относительно дальнейших миссий. Попытки 1-й танковой дивизии СС прорваться к боевой группе через Труа-Пон, поддержать ее и пополнить запасы сорвал полк 82-й воздушно-десантной дивизии, защищавший фронт на реке Сальм чуть ниже ее впадения в Амблев. Генерал Риджуэй знал: боевую группу Пайпера нужно устранить как можно скорее, пока та окружена у Ла-Глеза и Стумона, и только тогда он сможет передислоцировать две дивизии: 30-ю пехотную и 3-ю бронетанковую. Угроза нарастала на западе: на Оттон надвигалась 116-я танковая дивизия, а 2-я танковая шла слева от нее.
Прошлой ночью ударил мороз, и Риджуэй надеялся на чистое небо, но вскоре узнал, что к ним не вылетит ни один самолет. По крайней мере, пехота из 30-й дивизии при поддержке «Шерманов» наконец-то зачистила Стумон. Немцы отступили, оставив раненых из всех трех батальонов 2-го мотопехотного полка СС. Но к западу от Ставло проскользнула мотопехотная рота, заблокировала дорогу и захватила американскую станцию помощи. Ее на следующий день отбили саперы и танки.
Пайпер признал, что его положение «серьезней некуда» {642}. В Ла-Глезе шли уличные бои. Здания горели от попаданий американской артиллерии, стрелявшей фосфорными снарядами. Пайпер уверял, что ориентиром для американских орудий и танков была церковь в Ла-Глезе, «отмеченная красным крестом, бросавшимся в глаза». Его бойцы, по большей части еще подростки, так оголодали, что от них остались кожа да кости. Почти все носили какие-то элементы американской униформы – забрали у убитых и пленных, так как их собственная форма расползалась по швам. Все попытки дивизионных сил прийти к ним на помощь потерпели неудачу, и в тот вечер Пайпер решил, что его боевой группе придется прорываться с боем.
В то время как Пайпер был близок к отчаянию, генерал-майор Кокотт на южной стороне Бастони заметно повеселел. В штаб его 26-й народно-гренадерской дивизии только что пришли сообщения о быстром продвижении танковых дивизий к Маасу. Он также предполагал, что в штаб корпуса, к Лютвицу, могли поступить разведданные о защитниках Бастони, иначе тот просто не приказал бы окружить и захватить город силами «одной-единственной пехотной дивизии» {643}. В то же время сам Лютвиц, которого накануне посетил генерал танковых войск Бранденбергер, был уверен, что 5-я парашютная дивизия удержит южный фланг против сил Паттона, наступающих на север от Арлона.
В жуткий холод, под снегопадом, по промерзшей земле Кокотт повел войска в атаку. Его 39-й полк наступал на Манд-Сент-Этьен на западе, а разведбат, боевая группа Кункеля, сражался у Сеноншана и Виллеру к юго-западу от Бастони. «В течение дня, – писал Кокотт, – из Корпуса [штаба] пришло известие, что командир, отвечающий за силы Бастони, отказался от капитуляции с поразительной краткостью» {644}.
Когда солдаты 327-го пехотно-планерного полка увидели, что к ним приближаются четыре немца, размахивая белым флагом, они решили, что те хотят сдаться. Немецкий офицер, говоривший по-английски, объявил, что Женевская и Гаагская конвенции дают им право выдвинуть ультиматум. Они вытащили повязки, завязали себе глаза, и их провели на командный пункт роты, где они написали письмо, которое было отправлено в штаб дивизии. Бригадный генерал Маколифф, не спавший всю ночь, уснул в подвале. Исполняющий обязанности начальника штаба разбудил его и сообщил, что немцы прислали эмиссаров и требуют от защитников Бастони капитулировать или умереть под артиллерийским огнем. Маколифф, все еще полусонный, пробормотал: «Черт!» Не зная, что посоветовать, один из офицеров 101-й воздушно-десантной дивизии предложил Маколиффу ответить так же, как начальнику штаба. Послание вернулось неизвестному «немецкому командиру», которым на самом деле был Лютвиц, с одним-единственным словом. Мантойфель, услышав об ультиматуме, вскипел гневом на Лютвица. Он расценил это как глупый блеф: у немцев просто не было снарядов для осуществления угрозы. Впрочем, Маколифф не мог быть уверен, что это блеф.
Погода изменилась, и униформы теперь выделялись на фоне снега. В Бастони и близлежащих поселках американские офицеры просили у местных старост простыни для камуфляжа. В деревне Эмруль бургомистр, услышав просьбу, пошел прямо в церковь, зазвонил в колокол и велел сбежавшимся жителям тащить простыни, столь нужные американцам. Нашлось около двухсот. Десантники делали из них чехлы для шлемов или резали на лоскуты, которыми оборачивали стволы винтовок и пулеметов. Кое-кто даже мастерил плащи, похожие на пончо, – ходить в дозор, – но те быстро пропитывались сыростью, замерзали и на ходу начинали потрескивать и шуршать. Другие солдаты обыскивали Бастонь и соседние деревни: искали банки с белой краской – маскировать технику.
В окопах по периметру Бастони бойцы 101-й воздушно-десантной дивизии, снаряженные из рук вон плохо, ужасно мерзли, особенно в промокших сапогах. Солдаты обнаружили в Бастони склад, а в нем – несколько тысяч джутовых мешков. Их быстро распределили между солдатами, чтобы те обернули ими ноги, но небоевые потери из-за «траншейной стопы» и обморожения все росли и росли, и уже настолько, что впору было испугаться.
Но даже в таких страшных условиях десантники в тот день поразили немцев мощью своих контратак. Сначала на рассвете немцы напали на Манд-Сент-Этьен. В доме на окраине вместе с другими укрылась семья беженцев. Два брата, хозяева фермы, доили коров и носили внутрь ведра с молоком – пить в смежной с домом конюшне. Внезапно дверь распахнулась, и вошли два немецких солдата со «шмайссерами». Беженцы прижались к стене: казалось, что солдаты пьяны. Один направил оружие на мирных жителей, другой подошел поближе, расстегнул брюки и помочился в ведра с молоком – сперва в одно, потом в другое. Они оба думали, что это смешно.
В тот день 26-я народно-гренадерская дивизия потеряла в атаках ровно 400 бойцов, и ей пришлось вводить в строй солдат из батальона снабжения и артполка. Из-за контрударов генерал-майор Кокотт даже подумал, что защитники намерены прорвать блокаду. От беженцев, покидающих Бастонь, немцы слышали, что в городе сложно и там загружают машины. Ночью немецкие снаряды попали в штаб 101-й дивизии, несколько офицеров были убиты прямо в спальных мешках.
Высадку, запланированную на тот день, пришлось отменить из-за плохой видимости. Снарядов у дивизии осталось очень мало, а раненых, едва получавших медицинскую помощь, становилось все больше. И все же моральный дух был на высоте, особенно когда разошлась весть об отклоненном ультиматуме. Некоторые старшие офицеры в Главном командовании, в частности генерал-майор Стронг, британский начальник разведки, опасались, что 101-я воздушно-десантная дивизия не сможет защитить Бастонь. «Я и не беспокоился насчет операции, – сказал позже Беделл Смит. – А вот Стронг – да. Он спросил меня три раза за день, удержим ли мы Бастонь. Я думал, удержим. Он сказал: “Откуда вам знать?” А я ответил: “Так думают там командиры”. В Бастони находилось наше лучшее подразделение. Командир сказал, что [с ними] все в порядке, и я поверил, что он удержится» {645}.
Генерал-майор «Джо-молния» Коллинз почти мгновенно организовал свой 7-й корпус, чтобы противостоять наступлению немецких танковых дивизий, идущих на Маас. На данный момент у него была только 84-я пехотная дивизия, но еще две, 2-я бронетанковая и 75-я пехотная, были в пути. Коллинз на броневике отправился в Марш-ан-Фамен. «Туман висел прямо на верхушках деревьев» {646}, – написал он позже. Там он нашел бригадного генерала Алекса Боллинга, командира 84-й пехотной дивизии, отправившего разведгруппы выяснять путь наступления противника. Он воспрянул духом, когда увидел, что Боллинг «очень спокоен». Генералы поговорили, и Коллинз уверился, что Брэдли был неправ, желая удержать весь 7-й корпус для контратаки. Теперь корпус собирался «вступить в бой за свою жизнь» {647}. Свой штаб генерал расположил в Меане, в небольшом шато, в пятнадцати километрах к северу от Марш-ан-Фамена.
Рано утром 22 декабря боевая группа 2-й танковой дивизии выдвинулась на Марш-ан-Фамен {648}. Она не встретила никакого сопротивления, и лишь на развилке в двух километрах к югу от Марша, в холмистой местности с полями и перелесками, столкнулась с отрядом 335-го пехотного полка Боллинга. Немецкая пехота вступила в бой, а передовые подразделения дивизии свернули на запад, к Динану. А потом всех растревожил 23-й британский гусарский кавалерийский полк, стоявший на переправе через Маас в Живе, – сообщил, что в Вонеше, в двенадцати километрах к юго-востоку, замечены танки {649}. Сообщение не подтвердилось.
Передовые отряды 2-й танковой дивизии к тому времени находились всего в двадцати пяти километрах от моста через Маас, в Динане, но постоянные атаки подразделения Боллинга вынуждали немецкую дивизию отводить войска и оборонять фланги. Утром американская пехота ударила из Марш-ан-Фамена. Первая атака не удалась, но ближе к вечеру предприняли другую, более сильную, при поддержке танков, и это позволило вновь овладеть высотой к юго-западу от города. Американцы могли даже переломить ход всего