{719}. В Рождество тоска по дому обострилась. Многие солдаты смотрели на фотографии своих родных и близких и тихо плакали.
По обеим сторонам пехотинцы провели ночь в окопах. У американцев для празднования были только замороженные пайки класса «C» – в любом случае больше, чем у большинства немцев {720}. Один десантник рассказывал, как резал куски замороженной тушеной картошки, один за другим, и отогревал их во рту, прежде чем съесть. На самом северном участке фронта, в Хёфене, солдат из 99-й пехотной дивизии записал в дневнике: «Ребята звонят по всей линии фронта, желают друг другу счастливого Рождества. Очень красивая ночь, земля укрыта снегом» {721}. К везунчикам приходил офицер и передавал по кругу бутылку.
На командных пунктах и в вышестоящих штабах стояли рождественские елки, чаще всего украшенные полосками алюминиевой фольги, которая использовалась, чтобы сбивать с толку радиолокаторы. Чем выше был штаб, тем больше там было возможностей устроить достойный праздник. Столица Люксембурга, еще не затронутая войной, теперь чувствовала себя в безопасности. И пока снежинки мягко падали в рождественскую ночь, капеллан армии США Фредерик Макдональд готовился к службе в церкви при свечах. Его предупредили, что в эту ночь на мессе будет присутствовать генерал Паттон. Церковь была переполнена, но Макдональд без труда узнал «этого генерала с суровым выражением лица» {722}, с прямой спиной, в одиночестве стоявшего позади. Священник подошел к нему поприветствовать и напомнил, что в дни Первой мировой войны на службу в эту церковь приходил кайзер Вильгельм II. Явно понимая желание генерала приобщиться к истории, Макдональд спросил: «Сэр, не хотите ли присесть на скамью кайзера?» Паттон улыбнулся. «Отведите меня туда», – сказал он.
Глава 18Рождество
Недолгую тишину рождественской ночи в Бастони нарушил пролетевший над городом бомбардировщик люфтваффе, сбрасывавший сигнальные ракеты, за ним пронеслись один за другим «Юнкерсы-88» {723}. Американцы уже перестали опасаться немецких ВДВ, считая их обескровленными, но эффект, ими произведенный, был гораздо более разрушительным, чем самый интенсивный артобстрел. Еще более сильный шок испытали беженцы и горожане, укрывшиеся в подвалах, когда над ними рушились здания.
Пострадал и штаб Маколиффа. Стены содрогались, как при землетрясении, и все боялись, что их раздавит падающая каменная кладка. В переполненных подвалах Института Нотр-Дам-де-Бастонь люди молились или кричали в панике, когда спускались облака пыли. Некоторые совершенно обезумели.
Капитан Прайор, врач санчасти 10-й бронетанковой дивизии, распивал рождественскую бутылку шампанского с несколькими коллегами; была среди них и конголезская медсестра Августа Шиви. Взрывной волной всех швырнуло на землю; Прайор испугался, что пострадала санчасть. Густо покрытые пылью, они с трудом выбрались наружу. Трехэтажное здание обрушилось на их раненых пациентов, а руины охватил огонь. Напарница Шиви, сестра Рене Лемэр, погибла вместе с двадцатью пятью тяжелоранеными, сгоревшими заживо в своих постелях. Солдаты бросились наверх растаскивать завалы и пробивать выход, но попытки потушить огонь ведрами воды оказались тщетными и вскоре были прекращены. Некоторые из раненых, оказавшиеся в кольце огня, умоляли расстрелять их. Низколетящие бомбардировщики обстреливали из пулеметов, в ответ десантники стреляли из винтовок. В Бастони не было противовоздушной обороны, все 50 счетверенных «Браунингов М2» на тягачах были развернуты для укрепления периметра обороны.
Эта атака, возобновившаяся через несколько часов, несомненно была первым залпом рождественского наступления немцев. Arko, или командующий артиллерией 5-й танковой армии, прибыл по приказу Мантойфеля контролировать ведение огня. Кокотт перенес свой командный пункт в Живри, напротив северо-западного фланга. В этом секторе было меньше лесов и деревень, которые американцы очень эффективно использовали как опорные пункты, да и на открытой местности из преград были лишь небольшие заснеженные овраги. Тем не менее почти все его фольксгренадеры боялись предстоящего сражения и не верили увещеваниям офицеров, утверждавших, что на этот раз у них подавляющее преимущество в силе.
Двойное наступление на Бастонь – с северо-запада и юго-востока – планировалось так, чтобы ворваться в город за пять часов, но Кокотт ужаснулся, обнаружив, что 15-я дивизия моторизованной пехоты оказалась гораздо слабее, чем он ожидал. Все силы, которыми она располагала, – это боевая группа оберст-лейтенанта Вольфганга Мауке, три батальона пехоты, двадцать танков и штурмовых орудий, два батальона «самоходок». Еще одно, немногочисленное, подразделение дивизии находилось в пути и ожидалось только через день.
Первый штурм был направлен против сектора непосредственно перед деревней Шан. В 05.00 77-й гренадерский полк Кокотта без предварительной бомбардировки незаметно подошел к американским окопам. Только тогда немецкая артиллерия начала стрелять по американским огневым позициям. По словам Кокотта, деревня Шан была «взята, потеряна и вновь взята» в яростных боях {724}. Рота десантников и два «истребителя танков» нанесли тяжелые потери его полку. Интенсивный курс «сборка-разборка и починка оружия под огнем и в темноте» {725}, который они прошли, сражаясь против американцев, безусловно окупился. Заклинивание пулемета устраняли мгновенно, стрельба не прекращалась ни на миг. Капралу Уиллису Фаулеру с его пулеметом удалось уничтожить целую роту пехотинцев на западе Шана, пока четыре немецких танка задержались на хребте. Американская артиллерия также чрезвычайно эффективно подавляла атаки, а в 09.00 по немецким рядам пронесся предупреждающий крик «Jabos!»[54], когда налетели американские истребители-бомбардировщики.
Тем временем боевая группа Мауке словно катком прошлась по позициям 401-го пехотно-планерного полка юго-западнее Шана и достигла деревушки Эмруль примерно в трех километрах от города. Часть группы отошла на север, чтобы атаковать Шан, и вокруг командного пункта 502-го полка воздушно-десантной пехоты и медпункта завязался жестокий бой. Полк базировался в Шато-де-Роле, впечатляющем здании XVIII века, рядом с массивной круглой башней, сохранившейся от первоначального средневекового замка. Мост, ведущий к Роле, был заминирован, но в сильный мороз взрыватель вышел из строя, и немецкие танки прошли. В то утро, когда резко похолодало и ветер срывал с замерзшего наста снежинки, разлетавшиеся словно морские брызги, десантникам приходилось мочиться на свои пулеметы, чтобы отогреть спусковой механизм.
Каждый связист, водитель и повар в замке схватили винтовку или базуку и сформировали взвод для обороны. Врачу, который занимался лежавшими на носилках ранеными, даже пришлось передать винтовку одному из пациентов, который пришел в страшное возбуждение от мысли, что его застанут безоружным. Люди кричали доктору, чтобы сжег книгу, в которой тот записывал номера личных жетонов погибших солдат, чтобы враг не узнал, сколько десантников они убили.
Один из бойцов импровизированной группы обороны сержант «Скай» Джексон сумел подбить несколько танков. Другой боец с базукой был так взволнован, что забыл привести снаряд в боевую готовность, и, когда тот попал в танк, раздался лишь громкий лязг. «Истребитель танков» «Хеллкэт» подбил еще одну «Пантеру». «Немцы выскакивали из танков, и их скашивали огнем, – вспоминал один солдат. – Снег покраснел от крови» {726}. Из одного танка послышались крики.
Рота 502-го полка воздушно-десантной пехоты обнаружила около 150 немецких пехотинцев и четыре танка Pz. IV, открывших огонь. Лейтенант-десантник отвел своих людей за кромку леса. Он отдал приказ пулеметчикам подавлять пехоту, а танкам «не давать продохнуть» {727} постоянным огнем, в то время как он вместе с другим расчетом гранатометчиков атаковал их с фланга. Из своих базук они подбили три танка, а соседняя рота добила четвертый. В тот день большинство десантников ничего не ели, кроме полчашки супа из белой, «морской», фасоли, чтобы поддержать силы.
В этом масштабном наступлении боевая группа Кункеля снова атаковала на юго-западе фронтом от Сеноншана в направлении деревни Эмруль. А на дальней стороне периметра «успех казался очень близким» {728} к 10.00, когда 901-й полк моторизованной пехоты пробился с юго-востока. Штурмовая группа достигла развилки на въезде в Бастонь, и прорыв немцев казался почти неизбежным. Во временном штабе Маколиффа штабные офицеры готовили оружие, а снабженцы собрали все запасные базуки – это был последний рубеж обороны.
«Немцы атаковали наши позиции танками, – записал капрал Джексон из парашютно-десантного пехотного полка. – Я вернулся на к[омандный] п[ост], и пришло сообщение, что нужны еще базуки и снаряды. Я взял базуку и снаряды, сколько мог унести. Когда я добрался до передовой, увидел, как в поле, далеко, отступает Pz. IV, а на нем девять человек. Когда танк был примерно в 40 ярдах и подставился боком, я выскочил и выстрелил, попал в него чуть выше гусеницы. Снаряд то ли убил, то ли оглушил четверых, что ехали на танке, а сам танк тут же остановился и загорелся» {729}. Экипаж и оставшуюся пехоту застрелили, когда те пытались сбежать.
На открытой местности танки становились жертвой даже короткоствольных гаубиц дивизиона полевой артиллерии. Но самый большой урон наносили истребители-бомбардировщики P-47 «Тандерболт», сбрасывавшие напалмовые «огненные бомбы» и стрелявшие из пулеметов «Браунинг М2». Война до победного конца, как ее понимало американское командование, не пощадила и местных жителей с их фермами.