Паттон, напротив, хотел двинуться на север от Люксембурга и – в соответствии со своими ранними планами – отрезать немецкий выступ фронта у самого его основания. 1-я армия возражала, поскольку дорожная сеть к юго-востоку от Эльзенборнской гряды не выдержала бы необходимого для такой операции массированного продвижения бронетехники. «Джо-молния» Коллинз подготовил три плана наступления и 27 декабря доставил их в штаб 1-й армии. Он хотел выдвинуть 7-й корпус из Мальмеди на юго-восток к Сент-Виту, чтобы соединиться с 3-й армией Паттона и отрезать немцев там. Ходжес, однако, со всей очевидностью предпочитал «самый консервативный из трех планов» {794}.
Монтгомери тоже настаивал на менее масштабных действиях и хотел ограничиться выдвижением к Уффализу. Коллинз прямо так и заявил: «Вы намерены выпихнуть немцев из котла точно так же, как сделали это в Фалезе!» {795} Но Монтгомери был убежден, что сейчас перед ними отнюдь не летняя Нормандия. Крупное окружение в такой местности и в такую погоду было слишком рискованным. И он был прав. Его могла бы предпринять Красная армия, оснащенная для ведения боевых действий в суровые морозы. Широкие гусеницы танков Т-34 могли пройти по снегу и льду, но «Шерманы» уже показали, насколько они уязвимы в таких условиях.
Запланированную встречу Эйзенхауэра с Монтгомери в Брюсселе предстояло отложить до 28 декабря, так как люфтваффе уничтожило его поезд во время бомбардировки. Перед самым отъездом он узнал, что Монтгомери наконец-то обдумывает общее наступление. «Слава Богу, от которого исходят все благословения!» {796} – воскликнул он. К неудовольствию Эйзенхауэра, контрразведка была все так же одержима его личной безопасностью, и из-за тумана и гололеда совещание пришлось перенести в Хасселт, расположенный неподалеку от штаба Монтгомери. «Дороги покрыты слоем льда после вчерашнего снегопада и ледяной бури» {797}, – заметил в тот день генерал Симпсон из 9-й армии.
28 декабря в 09.45, незадолго до встречи с Верховным главнокомандующим, Монтгомери созвал в Зонховене совещание, на котором присутствовали командующие северными армиями: Ходжес, Симпсон, Демпси и генерал Харри Крирар из 1-й канадской армии. Монтгомери подтвердил свой план {798}. Его начальник разведки, а также G-2 из 1-й армии и генерал-майор Стронг из Главного командования считали, что немцы возобновят наступление. Поэтому он предложил предоставить немцам возможность сначала истощить свои силы и ресурсы в ударах по северному фронту, а истребители-бомбардировщики будут действовать в его тылу. Он также ожидал «какого-нибудь столкновения на фронтах Британии или 9-й армии в качестве демонстрации». На самом деле Гитлер уже отменил запланированное наступление 15-й армии на север. (Похоже, даже штаб 12-й группы армий Брэдли верил, что немцы возобновят атаку на север и направят к Льежу, по словам Хансена, «четыре, а то и пять танковых дивизий» {799}. Три дня спустя Хансен неожиданно заметил: «Американцы очень слабы в разведке; нам приходится зависеть от англичан почти во всем» {800}.)
Монтгомери должен был перебросить британский 30-й корпус, чтобы взять на себя оборону от Оттона до Динана, так что 7-й корпус Коллинза мог перестроиться и быть готовым возглавить контрнаступление до Уффализа. На заключительном этапе разгрома немецкого выступа фельдмаршал намеревался начать настоящую Маас-Рейнскую операцию – запланированное наступление канадской армии на западном берегу нижнего Рейна.
В тот же день в 14.30 Эйзенхауэр и Монтгомери встретились на станции Хасселт. Это была их первая встреча с начала сражения, и Монтгомери был раздражен тем, что Верховный главнокомандующий не отвечал на его ежедневные сообщения, описывающие ход событий. Эйзенхауэр, сидевший в Версале под охраной, не осмеливался покидать его после конференции в Вердене. А во время неудачной встречи на Рождество Брэдли был вынужден признать, что и понятия не имеет о планах Эйзенхауэра. Монтгомери считал, что главнокомандующий бездействует, и презирал это.
Эйзенхауэр согласился с планом Монтгомери выдвинуться на Уффализ, а не на Сент-Вит, как хотел Брэдли. Но фельдмаршал снова не смог сдержаться. Он заявил, что Брэдли внес путаницу в ситуацию и что, если он, Монтгомери, не получит полного оперативного командования над всеми армиями к северу от Мозеля, продвижение к Рейну потерпит неудачу. Чтобы соблюсти приличия, он предложил служить под командованием Брэдли, но это вряд ли было искренним после того, что он сказал о нем.
Монтгомери полагал, что его слова возымели действие и Эйзенхауэр согласился с его предложениями. Однако в Лондоне фельдмаршал сэр Алан Брук был встревожен, когда услышал отчет Монтгомери о встрече. «Мне кажется, Монти с его обычным отсутствием такта втирает Айку, мол, не послушали моего совета, и что в итоге? Слишком много этих “я же говорил!”» {801}.
Штабные офицеры Эйзенхауэра в Главном командовании, в том числе англичане, были в ярости от того, что они услышали о встрече, но Монтгомери собирался поступить гораздо хуже. Опасаясь, что Эйзенхауэр может пересмотреть то, что, по его мнению, было уже согласовано, 29 декабря фельдмаршал написал письмо, вновь настаивая на единоначалии, он снова предрекал союзникам неудачу, если его совету не последуют. Генерал-майор де Гинган, его начальник штаба, уже вернувшийся в Бельгию, доставил послание Эйзенхауэру на следующий день. Для Верховного главнокомандующего письмо Монтгомери стало последней каплей. Фельдмаршал даже имел смелость диктовать, как именно должен выражаться Эйзенхауэр, вручая ему «полное оперативное руководство, контроль и координацию» {802} над 12-й группой армий Брэдли в наступлении на Рур.
Письмо прибыло одновременно с телеграммой от генерала Маршалла из Вашингтона. Генералу показали статьи в британской прессе, где говорилось, что Монтгомери спас американцев в Арденнах и что именно его должны назначить главнокомандующим сухопутными войсками. Маршалл очень ясно выразил свои чувства Эйзенхауэру. «Ни при каких обстоятельствах не идите ни на какие уступки. Мы вам полностью доверяем, но подобное решение здесь, в стране, вызовет ужасное недовольство. Я не предполагаю, что вы имеете в виду подобную уступку. Я просто хочу, чтобы вы знали о нашем отношении к этому вопросу. Вы делаете большое дело, продолжайте и задайте им жару!» {803}
Эйзенхауэр ответил Монтгомери сдержанно, но, несомненно, это был ультиматум. «В своем последнем письме вы вынуждаете меня тревожиться, предсказывая “провал”, если только не будет учтено во всех деталях ваше мнение по поводу передачи вам командования над Брэдли. Уверяю вас, в этом вопросе я не могу идти дальше… Со своей стороны, я хотел бы выразить сожаление по поводу того, что между нашими позициями обнаружилась столь непреодолимая пропасть, что нам придется представить наши разногласия в CC/S [Объединенный комитет начальников штабов]» {804}. Не было никаких сомнений в том, кого именно поддержат начальники штабов.
Де Гинган, узнав, что Эйзенхауэр пишет Маршаллу, попросил его подождать и, хотя был довольно серьезно болен, немедленно вылетел обратно в Зонховен и объяснил Монтгомери, что тот ведет свой корабль прямо на рифы. Сначала Монтгомери отказывался верить, что все может обернуться так плохо. Да и в любом случае кто мог его заменить? Фельдмаршал сэр Гарольд Александер, услышал он в ответ. Монтгомери был потрясен до глубины души, когда до него наконец-то дошло. Ведь раньше он уверенно заявил Эйзенхауэру, что «британская общественность не потерпит перемен» {805}. Судя по тому, что говорил ему де Гинган, это уже не имело значения. Теперь определенно все решали американцы. «Что же мне делать, Фредди?» {806} – спросил совершенно опустошенный Монтгомери.
Де Гинган достал из кармана походной формы черновик письма. «Дорогой Айк, – говорилось в нем, – я виделся с Фредди и понимаю, что в эти трудные дни вы очень обеспокоены многими соображениями. Я чувствовал, что это так, и поэтому откровенно высказал вам свои взгляды… Каким бы ни было ваше решение, вы можете на меня положиться на все сто процентов, и я уверен, что Брэд сделает то же самое. Очень огорчен тем, что мое письмо могло вас расстроить, и я бы попросил вас разорвать его. Ваш очень преданный подчиненный, Монти» {807}. Монтгомери подписал письмо, его зашифровали и незамедлительно передали по кабелю. Достопочтенный Фредди де Гинган снова спас своего командира от его невыносимого эго. Затем он отправился в Брюссель, в тыловой штаб 21-й группы армий, чтобы встретиться с журналистами. Он подчеркнул, что командование Монтгомери над двумя американскими армиями было временным и что в интересах солидарности союзников необходимо прекратить призывы назначить его командующим союзными войсками и завуалированную критику Эйзенхауэра. Они обещали посоветоваться со своими редакторами. Де Гинган позвонил Беделлу Смиту в Версаль и заверил того, что фельдмаршал полностью отступил.
Теперь оставалось лишь согласовать дату северного наступления. Эйзенхауэр уже уверился, что лучше всего начать в первый день нового года. Монтгомери сначала предпочитал 4 января, но теперь перенес дату на сутки раньше. И все же дух враждебности и раздора по-прежнему витал. Позднее многие американские высшие офицеры сожалели, что Эйзенхауэр не воспользовался возможностью избавиться от фельдмаршала. Они хотели достичь в Арденнах стратегической победы и уничтожить все немецкие войска на выступе. Монтгомери считал, что это неосуществимо, и чувствовал, что они просто хотят избавиться от неловкости из-за того, что их застали врасплох. Ему не терпелось продолжить Маас-Рейнскую операцию, чтобы очистить Райхсвальд прежде, чем форсировать Рейн к северу от Рура. Брэдли и Паттон, напротив, не собирались ждать до 3 января. Они планировали начать контрнаступление из Бастони 31 декабря.