Французская эскадрилья направилась в Сент-Юбер, а бельгийская, из 5-го полка Специальной авиационной службы, 31 декабря обнаружила часть танковой дивизии «Леер» в деревне Бюр, в десяти километрах к югу от Рошфора. В своих джипах, вооруженные только спаренными пулеметами «Виккерс», они могли разве что слегка обеспокоить пехоту немцев. Трое лучших бойцов эскадрильи были убиты сразу же из немецкой 88-мм пушки. Немцы отчаянно держались за этот район: такой дорогой выбирались из Рошфора почти все остатки трех танковых дивизий: 2-й, 9-й и учебной. Пока местные жители прятались в подвалах семинарии, немцы забрали из их домов все простыни для маскировки. И в то время, когда укрывавшимся под землей людям было нечего есть, кроме картошки, немецкие пехотинцы убивали и ели их кур.
Немецкая артиллерия теперь обстреливала Рошфор, и горожане ютились в окрестных пещерах. Лишь немногие во время затишья осмеливались отправиться за едой, и все были глубоко признательны брату Жаку, «в берете и больших черных резиновых перчатках» {826}, который собирал трупы, чтобы похоронить их по-христиански.
Немцы продолжали бомбить и Льеж – снарядами «Фау-1». В канун Нового года младший сержант Уолкер, боец Миддлсекского полка, ветеран Северной Африки, Сицилии и Нормандии, собирался присутствовать на мессе в церкви в Сюр-ле-Мон к югу от города. Над головой пролетела бомба «Фау-1». Подняв голову, он увидел, что она перевернулась и начала пикировать. «Бельгийский ребенок стоял в нескольких ярдах от него, не подозревая об опасности, – говорилось в наградном листе к медали, которой удостоили сержанта. – Младший сержант Уолкер подскочил к ребенку, повалил того на землю и прикрыл своим телом. Бомба взорвалась в нескольких метрах от того места, где они лежали, и тяжело ранила младшего сержанта Уолкера. Ребенок не пострадал» {827}. Медицинский корпус Королевской армии отказался от Уолкера: его раны были очень тяжелыми. Но он выжил – его подобрали американцы и провели новаторскую операцию по пересадке плоти, снятую на пленку и отправленную в другие полевые хирургические госпитали для учебных целей.
В канун Нового года все американские штаб-квартиры устраивали вечеринки. В 9-й армии Симпсона на праздник угощали виски с содовой и льдом и индейкой {828}. В 1-й армии Ходжеса ужины всегда были официальными. «В его столовой каждый вечер, – писал один из офицеров, – мы одевались на ужин так: куртка, галстук, армейские ботинки» {829}. Ходжес обычно пил бурбон и «Дюбонне» со льдом и капелькой биттера, но в тот вечер в честь Нового года он приказал открыть ящик шампанского, который подарил ему Коллинз после взятия Шербура. В полночь началась паника, когда солдаты принялись «беспорядочно палить из своих винтовок. Поспешное расследование показало, что нападения не было, просто сказалось изобилие этого дня» {830}.
В штабе 12-й группы армий Брэдли тоже была вечеринка. По словам Хансена, Марта Геллхорн полвечера «страстно говорила о войне в Испании… она оригинальная газетчица и верит в доброту человека, даже несмотря на все худшее в нем, видя, как его унизили на фронтах всего мира» {831}. Похоже, праздничная атмосфера была слегка подпорчена нервозностью в связи с возможностью официального расследования причин неспособности разведки предвидеть немецкое наступление. Генерал Уильям Донован, основатель Управления стратегических служб, только что прибыл из Вашингтона и упомянул, будто «поговаривают о расследовании в Конгрессе, чтобы выяснить, почему мы действуем так неэффективно». Брэдли очень нервничал из-за своего «просчитанного риска» накануне немецкого наступления, когда для защиты Арденн оставил только четыре дивизии.
В Берлине писательница Урсула фон Кардорф, связанная с июльскими заговорщиками, встречала Новый год в обществе нескольких друзей. «В полночь все было тихо. Мы стояли, подняв бокалы, едва осмеливаясь чокнуться. Вдалеке одиноко прозвенел колокол, возвещая о прошествии года, и мы услышали выстрелы, и тяжелые сапоги захрустели по разбитому стеклу [на улице из разбитых окон]. Это было жутко, будто какая-то тень прошла над нами и коснулась своими темными крылами» {832}. В Арденнах немцы и бельгийцы готовились к контрнаступлению союзников и грядущим боям. «В преддверии Нового года я молюсь о том, – писал молодой офицер народно-гренадерской дивизии, стоявшей под Сент-Витом, – чтобы фюрер и наши войска победоносно завершили эту войну» {833}. Через несколько часов немцы ударили снова – и в воздухе, и в Эльзасе.
Глава 21Двойной сюрприз
В канун Нового года американская артиллерия со всех сторон Арденн одновременно дала общий залп, чтобы сообщить вермахту, что начинается год его окончательного разгрома. Но немцы припасли собственное новогоднее послание. За несколько минут до полуночи группа армий «Верхний Рейн» под командованием рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера начала наступление против левого фланга 6-й группы армий генерала Деверса – операцию Нордвинд» («Северный ветер»).
Сразу после Рождества, 26 декабря, разведка 7-й армии донесла, что немцы могут нанести удар в северной части Эльзаса в первые дни января. Генерал Деверс прилетел в Версаль, чтобы встретиться с генералом Эйзенхауэром. С тех пор как Эйзенхауэр отверг предложенный Деверсом план захвата плацдарма над Рейном, их отношения не улучшились. Но, поскольку противостояние в Арденнах приближалось к кульминации, Главное командование хотело, чтобы американские и французские дивизии на юге перешли в оборону. Большая часть 3-й армии Паттона была развернута на южной стороне выступа фронта, поэтому сокращенные до минимума для защиты Арденн войска Деверса были вынуждены растянуть свой фронт больше чем на 300 километров.
Эйзенхауэр хотел сократить линию фронта в Эльзасе, отойдя к Вогезам и, вероятно, оставив Страсбург. Теддер настоятельно предостерегал его от такого шага. (По иронии судьбы теперь против сдачи своей территории выступали англичане.) Это должно было привести к серьезной конфронтации с французами, для которых Страсбург имел огромное значение.
Другая атака стала гораздо более неожиданной. Рейхсмаршал Герман Геринг, уязвленный резкой критикой в адрес своего люфтваффе, решил нанести собственный молниеносный удар. О его плане внезапной масштабной атаки на ВВС союзников впервые упомянули 6 ноября, когда генерал-майор Кристиан сказал Гитлеру: «Рейхсмаршал приказал, чтобы все новые группы, которые сейчас стоят наготове, в один день, когда погода будет подходящей, были развернуты, чтобы нанести один совместный удар» {834}.
Гитлер сомневался. «Я просто боюсь, что, когда этот день настанет, группы не смогут координировать свои действия и не найдут врага… надежда уничтожить противника посредством массового развертывания нереальна». Он также весьма скептически относился к заявлениям люфтваффе о том, что касалось соотношения количества самолетов, и был в ярости оттого, что его пилоты сбили так мало самолетов союзников. Он воскликнул: «Мы же до сих пор производим тонны самолетов для люфтваффе! А они только поглощают труд и ресурсы!»
Люфтваффе столкнулось со множеством проблем, а также создавало их себе само. Лишь немногие пилоты-ветераны остались в живых из-за расточительной системы, которая не давала им достаточно времени на отдых от фронтовой службы и не использовала их для передачи опыта стажерам. «У нас в летчиках теперь только неопытная молодежь, – признавался пилот «Meссершмитта-109». – Все опытные уже погибли» {835}. «Вот как сейчас готовят новичков? – сетовал другой. – Это достойно жалости. Это ужасно» {836}. В основном из-за нехватки топлива они прибывали в оперативные подразделения после нескольких часов полета в одиночку. Неудивительно, что американские летчики-истребители, по их словам, предпочли бы бой с четырьмя пилотами-новичками сражению против одного ветерана.
Моральное состояние войск было хуже некуда. Один пленный офицер рассказал, какие оправдания придумывали пилоты, чтобы избежать полета или участия в боевых действиях. Это и вечные «проблемы с двигателем», и «не убирается шасси». {837} Одного летчика, который взлетел, полетал и ни разу не выстрелил, арестовали, когда он приземлился. По словам другого пилота-ветерана, почти все старшие офицеры «раньше летали», «но теперь всё. Они вообще ничего не делают. Они больше не мечтают о геройской смерти, те дни прошли» {838}. Глубокий цинизм охватил бойцов всех званий и рангов. «В нашей эскадрилье на вас смотрели с удивлением, если у вас не было венерического заболевания, – сообщил фельдфебель. – По крайней мере у 70 % была гонорея» {839}.
Королем циников был главнокомандующий, рейхсмаршал. «Он, похоже, командовал люфтваффе почти теми же методами, что и Королева Червей в “Алисе в Стране чудес”, – заметил старший офицер из Верховного командования люфтваффе, – и почти с той же эффективностью… Для него люфтваффе были просто очередной игрушкой» {840}. Один из немногих старших офицеров, принимавших участие в этом масштабном новогоднем наступлении, вспоминал, как он спросил своего начальника: «Ну а чем занимается сейчас наш рейхсмаршал, герр генерал?» {841}