—Возьмите под стражу и отведите в Линьевилль. Дальнейшее я оставляю на усмотрение оберштурмбаннфюрера Пайпера.
—Ким, что случилось?— она услышала сзади шаги и знакомое дыхание. И сердце радостно дрогнуло — Раух. Она повернулась — да, он, и с ним еще пятеро эсэсовцев из отряда Скорцени. Зарычал Айстофель, уселся рядом, злобно наморщив нос. Ну, так поговорить еще можно. Так легче.
—Ты сам видишь, Фриц,— она вздохнула.— Оказали услугу рейхсфюреру, лучше не придумаешь.
Он понял без слов. Снова заухали «Фау», надрывая слух.
Когда обстрел стих, плоды деятельности Флепса и его «соратников» оказались плачевными. Трупов было немало, но еще больше раненых, которые стонали на снегу, истекая кровью. Лейтенанта Вирджила Лэрри нашли под двумя трупами его товарищей. Он казался мертвым — весь залит кровью. Но когда Маренн наклонилась к нему, открыл глаза.
—Фрау, это вы?— он с трудом разжал губы, произнес глухо, сдавленно.— Вы живы. Наверное, я остался один из моих товарищей?— спросил он, в его воспаленных глазах Маренн ясно различила страх.
—Нет, не один, лейтенант Лэрри,— поспешила сообщить она.— Но в вас попало четыре пули. Без операции теперь не обойдешься.
Рядом с Лэрри лежал санитар Добинс. Его тоже придавило мертвым телом, он тоже был ранен — ему перебило обе ноги.
—Сколько же они уложили всего?— Раух с осуждением покачал головой.— Человек сорок, не меньше.
—Прибавь к ним еще тех, кто все-таки перебежал через дорогу от страха и там попал под руку нашим солдатам, которые приняли их за американцев, изрядно перепивших в кафе и отставших от своих, а не за пленных. Так что с сотню наберется.
—Да, поработали вы на славу, унтершарфюрер,— Раух взглянул на мрачного как туча Флепса.— Порадовали рейхсфюрера. Уведите!— приказал он двум своим солдатам.— И не спускайте с него глаз, пока за ним лично не приедет оберштурмбаннфюрер Пайпер.
Перевязывая Добинса, Маренн подняла голову.
—Раненых необходимо отправить в госпиталь и обеспечить им должный уход. Это хоть как-то сгладит впечатление. Вызови санитарную машину.
—Да, конечно,— согласился Раух.
—Скажите, мэм,— лейтенант Лэрри, собрав силы, приподнялся на локте.— Я умру? Я вижу, вы хороший врач. Скажите мне правду.
—Вас сейчас отвезут в госпиталь, и я сама сделаю вам операцию,— Маренн осторожно прикоснулась к его плечу и помогла ему лечь удобнее.— Я вам скажу честно, положение ваше тяжелое, но не смертельное. Мы справимся. Вы все-таки увидите Чикаго, я уверена в этом.
—Благодаря вам, мэм,— едва слышно прошептал он.— Если я выживу, я буду молиться за вас…
—Пришла машина, госпожа оберштурмбаннфюрер,— сообщил один из эсэсовцев.
—Я слышал, вас зовут Ким, мэм,— Лэрри снова открыл глаза.— Фрау Ким. Я назову так свою дочь, если вернусь в Америку. В честь женщины, которая спасла меня…
—Вы обязательно вернетесь,— пообещала она.— Я прослежу за этим. Несите в машину,— скомандовала немецким санитарам, прибывшим с транспортом.— Я поеду с ними. Скорее всего, вернусь вечером,— добавила, обращаясь к Рауху.
Она вернулась, когда уже стемнело,— на бронетранспортере самого оберстгруппенфюрера СС Зеппа Дитриха. Для надежности. Раух подошел к машине и помог ей спуститься.
—Благодарю, штурмфюрер,— она махнула рукой офицеру, который сопровождал ее,— передайте оберстгруппенфюреру, что со мной все в порядке, и мою признательность. Он в ярости от всего, что случилось,— сказала Рауху, когда бронетранспортер уехал.— Зепп уверен, что американцы все представят так, что он сам отдал приказ не брать пленных и расстреливать безоружных. Одним словом, история получилась некрасивая, и она еще аукнется. Доктору Геббельсу придется напрячь все воображение своего аппарата, чтобы найти достойное объяснение. Отто вернулся?
—Нет еще. Он пока у Хергета,— ответил Раух.— А тот американец из Чикаго? Он выжил?
—Да, потерял много крови, но все-таки мне удалось вытащить его. И санитара. Они одни из немногих, кто хоть как-то будет свидетельствовать в нашу пользу.
—Благодаря тебе. Я понимаю, тебе было непросто один на один с разъяренными бойцами. Устала?
—Я испугалась, Фриц. Был момент, когда я поняла со всей очевидностью, что меня вот-вот убьют свои. Такого прежде не случалось. Никогда. Ни на Восточном фронте, ни на Западном. Я всегда могла рассчитывать на тех, кто носит такую же форму, как и я. А здесь, только дай я малейшую слабину, покажи немного неуверенности, и он пристрелил бы меня вместе с этими американцами. Несмотря на мой мундир, на погоны, я уж не говорю — несмотря на то, что я женщина. Что-то происходит. Что-то страшное, Фриц. Если это в элитных частях СС, что тогда говорить об остальных? Слово старшего офицера скоро потеряет свою силу, дисциплина держится на волоске.
—Не думаю, что дело обстоит именно так,— Фриц покачал головой.— Просто нервы у всех на пределе. Этот Флепс из «Лейбштандарта Адольф Гитлер», элита из элит, но их так отутюжили осенью в Белоруссии и Польше, что, конечно, это не может не сказаться на общем настроении. Наверное, сейчас не время для милосердия.
—А когда бывает время для милосердия?— она посмотрела ему в лицо.— Ты знаешь такое время? Милосердие всегда не вовремя.
—Наверное, ты права,— он вздохнул и добавил: — Оказывается, здесь есть местечко, где можно провести время с большим комфортом.
—Что ты имеешь в виду?— она удивилась.
—Недалеко усадьба, весьма приличный дом, я посылал солдат, там пусто, американцев нет, а хозяева, видимо, уехали от войны. Причем совсем недавно.
—Но дом наверняка заперт,— предположила она.
—На первом этаже от артподготовки «Фау» вылетело несколько стекол.
—Ты хочешь предложить мне влезть в окно?— Маренн с грустной улыбкой покачала головой.— После всего, что мне пришлось пережить сегодня, у меня не хватит сил.
—Тебе не придется. Влезу я, а потом открою тебе дверь изнутри. Там тихо, затопим камин, будет тепло.
—Я бы с удовольствием посидела у камина,— она вытащила заколку, волосы тяжелой волной опустились на плечи.— И что-нибудь поела.
—Я приказал подготовить все необходимое. Поужинаем там,— предложил Раух.
—Но кто там будет готовить? Я?— Маренн посмотрела на него с укоризной.
—Я все сделаю сам,— успокоил ее Раух.— Тем более, что и делать-то особо нечего, в основном полуфабрикат, а мясо пожарим в камине. Мы там будем одни. Всю ночь,— он пристально посмотрел на нее.
Маренн отвела глаза.
—Отто наверняка вернется скоро,— произнесла она негромко.— Он будет нас искать.
—Я скажу гауптштурмфюреру Цилле, где мы. Если он захочет, то сможет присоединиться к нам.
Раух произнес это как-то вяло, без особого настроения, и Маренн с сомнением покачала головой. Она была уверена, Фриц, конечно, скажет гауптштурмфюреру Цилле, где они будут, но не ради того, чтобы Отто к ним присоединился, а для того, чтобы знали, где его искать на случай военной необходимости. В это она поверит.
Она понимала, что должна отказаться, но почему-то промолчала. Он принял ее молчание за согласие — да и как иначе?
—Сейчас я дам знать Цилле, и идем,— решил он.— Это близко.
—Хорошо,— она кивнула, стараясь, чтобы он не прочел в ее взгляде больше, чем ей самой хотелось бы.
То, что Раух называл «приличным домом», на деле оказалось почти замком, отстроенным в стиле барокко, весьма строгим на вид. Его окружал парк, к парадному входу вела широкая аллея, по обеим сторонам которой возвышались старинные вековые платаны.
—Кому принадлежал этот дом?— Маренн не скрывала удивления.— Аристократической семье?
—Да, мне сказали, одному из нынешних потомков принцев де Линьи,— ответил Раух.— Но он уехал в Швецию еще в тридцать девятом, когда война только началась. А до недавнего времени в доме обитала его двоюродная сестра с компаньонкой. Они бежали в Амстердам.
По узкой тропинке, протоптанной солдатами, которых Раух посылал обследовать дом, они подошли к флигелю.
—Неужели американцев здесь не было?— спросила Маренн, отряхивая снег.— Они любят расположиться с комфортом.
—Можно сказать, этому дому повезло. Здесь должен был располагаться штаб 7-й бронетанковой дивизии, той самой, которую опрокинула группа Пайпера. Так что они просто сюда не дошли. И обстановка осталась не тронутой. Во всяком случае портреты принцев де Линьи в картинной галерее оказались избавлены от участи наблюдать, как янки будут усаживаться на старинные диваны, обитые шелком, и класть на золоченые столы ноги в военных ботинках.
—Почему сюда не пришли наши?
—Пайпер ушел далеко вперед. А нам, согласно условиям операции, вообще запрещено останавливаться в подобного рода строениях, чтобы не привлекать излишнего внимания, мы можем так легко растерять всякую секретность.
—Понятно,— Маренн кивнула.— Наше место — в лесу. Подальше от американских разведчиков.
—Верно.
Они поднялись по засыпанной снегом лестнице к старинным, дубовым дверям флигеля. Рядом несколько окон выходило на опоясанную балюстрадой террасу. Маренн сразу заметила, что в них не было стекол.
—Подожди здесь.
Раух скрылся в одном из оконных проемов. А через несколько мгновений замок заскрипел, двери открылись.
—Прошу, фрау, входите,— Раух пригласил Маренн внутрь.
За дверью сразу почувствовался сладковатый аромат увядших цветов, какой обычно можно уловить в самом конце осени, перед тем как выпадает снег и природа засыпает. Раух зажег свет — они находились в небольшой полукруглой прихожей, обитой темно-синим бархатом. Прямо напротив себя Маренн увидела зеркало — перед ним в корзине на подставке склонили поблекшие головки увядшие розовые герберы. Это от них исходил запах.
—Действительно, хозяйка покинула это место недавно,— негромко произнесла она.— Цветы завяли не более чем сутки назад. Я полагаю, она любила цветы. Во всяком случае, эти подобраны со вкусом. Может быть, мы напрасно зажигаем свет?— спросила она Рауха.— Заметив такую иллюминацию, американцы могут догадаться о нашем местонахождении, ведь вся группа практически находится на территории поместья, в перелеске.