– Тип номер два. – Черты его лица немного смягчились, и он сказал: – Я должен рассказать вам о том, что здесь произошло. Это исключительно важные события, и от того, найдем ли мы с вами общий язык и взаимопонимание, зависит очень многое.
Он вновь замолчал на мгновение, давая собеседнику возможность подумать, и возвестил:
– Тип номер три. – Брови академика взлетели на лоб, и он почти скороговоркой произнёс: – Йоу, чувак! Я те ща такую фигню расскажу, ты обалдеешь! Пипец, улётная тема! Надо перетереть по-любому, реальная фишка, просто жесть!
Седой закончил фразу, как положено, отмолчался секунду и сообщил:
– Тип номер четыре. – Его лицо набычилось, словно он собрался броситься в драку, и академик заговорил: – Слышь, братан, побазарить надо! И это не фуфло, в натуре, шнягу вжевывать не буду, я тебя сюда не вату катать позвал, за базар отвечаю!
Академик вновь замолчал и тут же продолжил:
– Тип номер пять…
– Достаточно, – прервал его Берёзов, незаметно щипая себя за бедро. Мало ли, вдруг он всё-таки потерял сознание от нехватки кислорода и лежит сейчас где-нибудь посреди тропы… – Тип номер два вполне подходит.
– Прекрасно. – Сидящий расслабился и опёрся на спинку светящегося кресла. – В таком случае мы можем перейти к делу. Можете задавать вопросы, я буду давать ответы в упрощённой форме, наиболее доступной текущему уровню развития вашего вида.
– Сначала отпустите её, – Иван кивнул в сторону Лаванды, – а потом поговорим.
– Исключено, – покачал головой академик, – обе эти особи являются платой, в обмен на которую я рассчитываю получить от вас необходимую мне услугу.
– А если я откажусь, – усмехнулся Берёзов, – она навсегда останется Зомби, а со мной разберутся ваши прозрачные помощники, так, что ли?
– Я буду вынужден прибегнуть к этой мере, – в голосе академика явно прозвучала печаль, – хоть и не считаю это наиболее эффективной мерой. Но исполнение приоритетной функции превыше всего.
– И в чём же заключается эта самая «приоритетная функция»? – прищурился Иван. – Или это большой секрет?
– В сохранении жизни и неприкасаемости разумных существ, оказавшихся в опасности. Они находятся под моей ответственностью, – пояснил сидящий человек, – и должны быть спасены любой ценой.
– Вы что, превратили в Зомби тысячи людей для того, чтобы спасти их от опасности? – недоверчиво нахмурился Берёзов. – Это попахивает сумасшествием. От чего хоть спасали-то? От аномалий Красной Зоны? От мутировавшего зверья?
– Неправильная оценка ситуации. – Академик вновь покачал головой. – Ваш вид не является разумным. Речь идёт о сохранении жизней разумных существ, оказавшихся на грани гибели в результате трагической аварийной ситуации.
– Чего-чего? – Брови Ивана ошарашенно поползли вверх. – Наш вид не является разумным?! А какой же он тогда?
– Согласно общепринятой классификации вы относитесь к полуразумным животным средней степени организации, – спокойно заявил сидящий человек. – Во Вселенной известно не менее семнадцати тысяч видов высокоорганизованных животных, существенно превосходящих вас в развитии.
– И не страшно вам разговаривать с животным? – издевательски поинтересовался Берёзов. – Вдруг я наброшусь и начну кусаться?
– Анализ строения имеющихся в моём распоряжении особей свидетельствует, что атака челюстями давно не свойственна вашему виду, – безразлично ответил академик. – А имеющееся у вас оружие не представляет угрозы для находящихся под моей ответственностью разумных существ. У меня нет причин испытывать какие-либо опасения.
– И что же в нас неразумного? – не желал успокаиваться Иван. – Мы создали культуру, искусство, развиваем медицину, изобрели компьютеры, летаем в космос! С чего это вдруг кто-то там классифицирует нас как животных?!
– Под словосочетанием «кто-то там» объединяется порядка двух миллионов различных видов, достигших стадии высокоразвитого разума, – флегматично сообщил сидящий. – Если вы хотите получить от меня подробный перечень оснований, согласно которым ваш вид получил данную классификацию, это займёт порядка ста сорока шести местных суток. Проведённый мною анализ показывает, что это нецелесообразная и неэффективная трата ресурса времени.
– А вы ограничьтесь хотя бы несколькими пунктами, – посоветовал Берёзов, – я хочу получить хотя бы общее представление.
– Как вам будет угодно, – академик развел руками. – Отталкиваясь от ваших же слов, скажу: уровень вашей культуры в сравнении с общепринятым приблизительно в десять в девятой степени ниже, чем ниже уже его уровень вашей же культуры эпохи наскальной живописи. Зачатки вашей медицины в процессе лечения приносят пациенту в несколько раз больше вреда, нежели излечивают. Вы даже не достигли такой мелочи, как победа над старением организма и смертью от этого. Одним из следствий страха перед смертью, характерным для полуразумных видов, является суеверие, как правило получающее воплощение в различного рода религиях. То, что полуразумные животные не в силах объяснить, они наделяют божественным происхождением. Сам факт наличия у вида религии уже свидетельствует о низкой стадии его развития. Ваши организмы весьма несовершенны в силу того, что ещё не прошли должной эволюции, и это напрямую отражается на разумности вида. В частности, вы используете свой мозг на два-пять процентов, то есть фактически не задействуете его. У вас всё ещё существуют расы и национальности, что является прямым свидетельством того, что эволюция вида ещё не пришла к единой, наиболее совершенной для него форме. Уровень технологий, доступных вам, не заслуживает даже обсуждения. Ваш вид даже не вышел за пределы собственной планеты. К примеру, вы только что упомянули, что летаете в космос. Скажите, как давно в космосе бывали лично вы?
– Я там не был, – отмахнулся Берёзов, – но я не это имел в виду. Я говорю…
– А я имел в виду именно это, – невозмутимо перебил его сидящий человек, – уровень и качество вида оценивается не по отдельным его представителям, и даже не просто по большей его части. Вид в целом оценивается по АБСОЛЮТНОМУ большинству. Помимо всего прочего у вас до сих пор рабовладельческий строй, само существование которого невозможно уже на стадии высокоорганизованных животных.
– Рабовладельческий строй? – округлил глаза Иван. – Это-то ещё откуда? Вы сейчас вообще о ком говорите, о Всеведающий?!
– Неумение признавать свои недостатки также отсутствует у разумных видов, – тут же отрезал академик. – Ваш вид живёт именно в рабовладельческом строе. Как бы вы для себя ни рисовали картину своего общества, но абсолютным большинством особей у вас управляет небольшая группа других особей, имеющих возможность влиять на любые происходящие в вашем обществе процессы. Именно эта стадия рабовладения тяготеет к разнообразию классовых неравенств, религий, государств, границ и тому подобное, так как небольшой группе гораздо легче держать в повиновении большинство, если оно разделено и видит в соседях врагов, конкурентов или просто отличных от себя существ. – Сидящий человек нахмурился и заявил: – Споры на эту тему ни к чему не приведут. Уровень вашего развития недостаточен для полного осмысления всего вышеназванного, не говоря уже о более серьёзных канонах классификации. Я предлагаю вернуться к сути нашей беседы. Есть ли у вас вопросы по существу?
– А как же! – усмехнулся Иван. – Я же полуразумный, сам ничего не понимаю. Мне всё надо объяснять. Начните с того, кто такой лично вы, о какой аварийной ситуации шла речь и, самое главное, где я нахожусь, и вообще, что за хрень здесь происходит? Последнее мне особенно интересно.
Седой академик вновь вздохнул, словно настоящий, и откинулся на спинку кресла. Берёзов отметил, что надо отдать должное тому, кто сидел в мозгах Лаврентьева, – сходство с обычным человеком идеальное, не чета обычным Зомби, более похожим на заводные куклы.
– В вашем языке нет подходящих определений, но если оперировать наиболее близкими к ним эквивалентами технических терминов, – произнёс седой человек, – то вы находитесь в шлюзовой части автономного аварийно-спасательного отсека. Это почти всё, что осталось от предпринявшего аварийное саморазрушение космического корабля. Я – фрагмент подпрограммы искусственного интеллекта корабля, сохранивший в результате разрушения минимальную степень целостности, что позволяет мне функционировать. Мои возможности немногим выше нуля, но, согласно закону об уникальности и высшей ценности совершенного разума, я делаю всё, чтобы сохранить жизнь находящимся под моей ответственностью разумным существам.
– Как же эти величайшие из разумнейших умудрились попасть в такую передрягу? – иронично прищурился Берёзов. – И где в этот момент были высочайшие достижения их высокоразвитых мозгов?
– Наша галактика испытала мгновенный коллапс, – грустно ответил академик, – редчайший вид катастрофы во Вселенной. Вероятность её возникновения выражается величиной столь ничтожной, что подобная трагедия происходит приблизительно раз в одиннадцать миллиардов лет. Всеобщие архивы содержат упоминания лишь о четырёх подобных случаях, во всех остальных не удавалось выжить никому из обитателей района катастрофы.
– Не многовато ли? – усомнился Иван. – Насколько я знаю, возраст Вселенной оценивается в пятнадцать миллиардов лет.
– Ещё одно заключение вашей так называемой науки, более похожей на первобытные танцы с бубнами. – Сидящий человек насмешливо поджал губы. – Вы даже скорость света всерьёз считаете постоянной величиной. Обсуждать ваши «научные» достижения – более чем пустая трата времени.
– Ладно, – фыркнул Берёзов, – пусть так. И что, вы не смогли справиться с этим самым коллапсом, я правильно понял?
– Чтобы вы смогли хотя бы приблизительно представить масштабы трагедии, – академик вновь погрустнел, – я приведу очень грубую аналогию, доступную уровню развития вашего вида. Представьте, что галактика диаметром в сто тысяч световых лет внезапно уменьшается до размеров вашей планеты менее чем за один час. Это колоссальная деструктуризация пространственно-временного континуума! Первичные материи не просто меня