ют свои свойства, они меняют саму сущность! Измерения и мерности хаотично меняются местами…
– Слишком сложно, – остановил его Берёзов, – вы что, забыли, что я недоразвитая форма жизни? Надо выражаться проще, – наставительно заявил он. – Что значит «измерения и мерности меняются местами»?
– Я предупреждал, что уровень развития вашего вида не позволит понять сути произошедшего, – вздохнул сидящий. – Представьте, что в системе мер внезапно плотность вещества поменялась местами, например, с высотой или шириной… Ладно, предлагаю не углубляться в детали. Скажу лишь, что в эпицентре ядерного взрыва по сравнению с коллапсом галактики настолько спокойно и ровным счётом ничего не происходит, что вам бы захотелось умереть от тоски.
– Теперь мне гораздо яснее. – Иван саркастически улыбнулся. – Можете продолжать.
– Спасибо, – вернул ему сарказм академик. – Конечно, мы пытались сопротивляться и даже замедлили время развития коллапса на порядок. Этого хватило для организации эвакуации. Мой корабль находился в числе тех, что стартовали из непосредственно коллапсирующих областей. В тот момент, когда мы свернули пространство, гибнущая вокруг нас материя внезапно изменила свою мерность, и мой корабль испытал мощнейшее деформационное воздействие прямо в ходе… эээ… – сидящий на короткое мгновение замешкался, – пожалуй, наиболее близким для вас выражением будет «прямо в ходе пространственного прыжка». Корабль потерял управление и утратил работоспособность на девяносто девять целых и девяносто семь сотых процента. Свёрнутое пространство оказалось пронзено случайным образом, и корабль завершил процесс перемещения в нерасчётной точке. Мы оказались слишком далеко от неё – не просто в другой части Вселенной, но даже в другом её качественном слое.
– То есть у нас, – подытожил Берёзов, – я уже начинаю узнавать родные мотивы! Как только речь заходит о низком качестве, значит, это про нас.
Академик устало поморщился:
– Ваша ирония лишь подтверждает текущий уровень…
– …развития нашего вида, – закончил за него Иван. – Да-да, я понял, он жуть как невысок, просто кошмар. Не обращайте внимания, это я так радуюсь тому, что иногда успеваю за полётом мысли столь недостижимого разума. Продолжайте.
Сидящий коротко хмыкнул, давая понять, что он прекрасно разбирается в тонкостях человеческих эмоций и словесных ухищрениях, но ничего не ответил и продолжил повествование:
– Повреждённый корабль оказался в этой солнечной системе и взял курс на столкновение с ближайшей планетой. – Взгляд академика несколько потух, будто он смотрел куда-то сквозь человека, не замечая его. – Техническая информация и тонкости различных аспектов навигации, в том числе в условиях аварийного состояния, не являются моей профильной функцией. Всё, что я могу почерпнуть из сохранившихся данных, гласит, что столкновение с планетой являлось оптимальным решением. Искусственный интеллект умирал, и оставить повреждённый и утративший возможность функционировать корабль на планете до прибытия спасателей было более рационально, нежели позволить ему бесконтрольно перемещаться в космосе. К тому же корабль выдержал бы столкновение без последствий. Решение об аварийном саморазрушении было принято позже.
– Если мне не изменяет память, в наших архивах сказано, что ваш корабль, который мы посчитали гигантским метеоритом, был в диаметре с десяток километров, – покачал головой Берёзов. – От такого столкновения планета, скорее всего, погибла бы.
– Это не имеет значения, – безразлично ответил академик, – разумная жизнь священна. Сохранить её есть приоритетная функция. Всё остальное вторично.
– А наша жизнь, стало быть, не священна, – хмыкнул Иван. – А, да, ну конечно, всё время забываю, что мы полуразумные животные!
– Представьте, что для спасения жизни этой особи, – сидящий человек протянул руку в сторону Лаванды, – вам необходимо сжечь муравейник. Выбор прост: или муравьи, или она. Третьих вариантов нет. Каким было бы ваше решение?
– Предельно доступное объяснение, – Берёзов скривился. – Значит, мы для вас вроде муравьев. Что ж, по крайней мере, теперь мне всё понятно. Так что же побудило вас отменить столкновение?
– Анализ вашей планеты, – просто ответил академик. – Угасающие бортовые системы успели произвести классификацию. Планета относится к одному из девяти редчайших во Вселенной типов, наиболее пригодных для существования большинства разумных видов. Уничтожение планет подобного типа категорически не допускается. В связи с этим искусственный интеллект принял решение об аварийном саморазрушении. Корабль подвергся самодезинтеграции, и его осколки обеспечили аварийно-спасательному отсеку незаметное приземление в ближайшей из наименее населённых местностей. С тех пор уцелевшие фрагменты подпрограмм искусственного интеллекта предпринимают все возможные меры для спасения находящихся под нашей ответственностью разумных существ.
– Похоже, я чего-то недопонял, – озадачился Иван. – А чем занимаются сами наиразумнейшие?
– Они находятся в состоянии остановленного временного потока, – едва ли не торжественно объявил сидящий. – Сейчас аварийно-спасательный отсек находится под моим управлением, и мне удалось полностью обеспечить работоспособность его систем сохранения жизни! – В его голосе звучала неприкрытая гордость.
– Это настолько сложная задача? – Берёзов демонстративно проявил сочувствие. – Или просто вы такой умный, что вам всё по коле… любое дело по плечу? – Он поймал себя на мысли, что вид хвастающегося компьютера его несколько веселит.
– Вообще-то эта задача сопоставима с невыполнимой, – обиженно заявил академик, – я всего лишь фрагмент подпрограммы, которая входила в управляющие пакеты цепей дальней связи. В моих функциях нет ничего отвечающего аварийно-спасательному профилю. Я проделал колоссальную работу по самосовершенствованию, опираясь на ничтожные осколки данных, сохранившихся в обломках различных систем. Которые, между прочим, ещё надо было разыскать и собрать!
– Так почему же великие и разумные не вышли из сна и попросту не починили всё, что надо? – удивился Иван. – Если они и впрямь столь совершенны, что им стоило-то?
– Находящиеся под моей ответственностью разумные существа не в силах самостоятельно предпринимать сложные действия и осуществлять многоплановые мыслительные процессы, – голос сидящего человека вновь стал серьёзным. – Их биологическое развитие ещё не допускает полноценного существования.
– В смысле? – Берёзов озадаченно посмотрел на академика. – Они у вас ещё маленькие, что ли?
– Ну да, – абсолютно по-человечески ответил сидящий, – если пользоваться близкой вам терминологией, за этой стеной спят двадцать девять детей в возрасте до трёх лет.
– Вот дела… – негромко протянул Иван. – Почему же их никто не разыскивает?
– Я с полной ответственностью могу заявить, что поиски предпринимались. – Сидящий человек на мгновение замолчал и вздохнул: – Но от нашего корабля не поступало никаких сигналов, и наиболее вероятным представляется, что он сочтён погибшим. Никто не знает, что нам удалось выйти из области коллапса.
– Разве вы не в состоянии просчитать это? – Берёзов потёр подбородок. – Составить компьютерную модель поведения повреждённого корабля или что там ещё, я не знаю… чтобы определить район поисков?
– Как можно просчитать точку выхода, если точка входа перестала существовать как часть материи? – Академик развел руками. – Нет никаких исходных данных, возможно, нет даже упоминаний о нашем старте! Ведь из центральных частей галактики спастись удалось не всем, там мощь коллапса была запредельной с первых же секунд! Солнечные системы сжимались до размеров кулака в считаные мгновения! Разумно предположить, что жертвы были огромны и колоссальные объёмы информации оказались утеряны. Никто просто не знает о том, что разумным существам с нашего корабля удалось выжить.
– И что, на всём корабле не было никаких средств аварийной связи на подобный случай? – Ивану надоело стоять, и он уселся на светящийся изнутри пол. – Или ваши корабли никогда не ломаются?
– Никогда, – кивнул сидящий в кресле, – но средства есть. В том числе и у нас имелось устройство, предназначенное именно для таких непредсказуемых ситуаций, которых быть не может. Назовём его аварийным маяком. Как только корабль подвергся аварийному саморазрушению, маяк в числе прочих обломков должен был опуститься на поверхность планеты и начать подачу сигнала бедствия. Однако по необъяснимой причине маяк исчез. Мы долгое время не могли найти этому никакого объяснения, ведь на этой планете не существует таких естественных аномалий, которые оказались бы в силах разрушить его или заглушить сигнал.
– Может, его кто-то нашёл? – предположил Берёзов. – У нас народ такой изобретательный, любую неуничтожимую вещь сначала случайно сломает, а потом ещё и потеряет. Каковы размеры маяка?
– В первое время после крушения подобные выводы были для нас недоступны. – Академик понурился, будто признавая свой просчёт. – Данных об устройстве маяка у нас также не было. Впоследствии, когда нам удалось самосовершенствоваться до приемлемой стадии, мы выяснили, что маяк действительно попал в руки аборигенов. Судя по обрывочным данным, по которым мы пытались восстановить картину произошедшего, сначала маяк был обнаружен существом вашего вида, проявившим дружелюбие. Он доставил устройство в свою обитель, и некоторое время маяк функционировал, подавая сигнал. К сожалению, в тот момент у разумных существ, спасшихся из коллапсирующей галактики, вероятно, не было возможности обнаружить его работу. Логично предположить, что в первое время после гибели галактики подобных сигналов звучало очень много, и в первую очередь спасатели занимались ближайшими из них. К тому времени, когда они смогли бы отреагировать на наш вызов, маяк исчез, а его сигнал прекратился.
– И куда же он делся? Местный «абориген» сделал из него самогонный аппарат? – усмехнулся Иван.
– Устройство было отобрано у него представителями здешней власти, – ответил сидящий. – Они пытались увезти его отсюда, но маяк создан так, что его невозможно переместить от точки крушения на расстояние свыше критического. После того, как ваши соплеменники убедились в этом, они попытались разрушить его. Учитывая уровень вашего развития, это тоже практически невозможно. Тогда они сокрыли устройство и глушат сигнал бедствия. Это всё, что нам удалось выяснить.