– Он улыбнулся Степановой и продолжил, обращаясь к секретарше: – Вызовите ко мне юристов. С Воронцовым я поговорю сам, соедините меня с ним через пять минут. – Чиновник протянул ей папку Меркулова: – Это поставить на входящие и передать в канцелярию. Пусть к завтрашнему дню предоставят мне анализ.
– Максим Анатольевич, я к вам за помощью! – решительно поднялась с дивана профессор, облачённая в рабочий комбинезон. – Наши эксперименты, весь наш приезд сюда под угрозой срыва! Я прошу вас уделить мне несколько минут!
– Соедините с Воронцовым через десять минут, – уточнил Прокопенко и кивнул Степановой: – Разумеется! – Он распахнул перед ней двери в свой кабинет: – Прошу! – И добавил секретарше: – С остальными соединяйте согласно списку, после беседы с Воронцовым.
Он вошёл вслед за Степановой и закрыл двери.
– Чем могу помочь, Людмила Петровна? – Прокопенко уселся в кресло и внимательно посмотрел на учёную: – Нефть для исследований привезли?
– Привезли. Спасибо, – профессор хмуро кивнула. – У нас прорвало трубу в нагнетающей системе водной скважины. В помещении было по колено воды. Нам пришлось на руках спасать аппаратуру от гибели. Некоторые элементы, критичные к воздействию влаги, пришли в негодность. Но основная проблема в том, что мы не можем начать экспериментальную программу!
– Проводка сгорела?! – ужаснулся Прокопенко, замирая от неожиданности.
– К счастью, нет, – покачала головой Степанова, – но мы не в силах самостоятельно ликвидировать последствия затопления. Аварийные службы отключили давление и временно остановили работу скважины, но наши эксперименты поставлены на грань срыва! Мы здесь уже две недели, и нам никак не удаётся начать работу. Если мы не начнём завтра, максимум – послезавтра, все наши усилия пойдут прахом. Всё то, чего мы с таким трудом добивались всё это время, пропадёт впустую!
– Этого ни в коем случае нельзя допустить! – нахмурился чиновник. – Предлагаю следующее: возвращайтесь к себе и составьте мне полный список всего, что подлежит замене, я организую доставку в кратчайшие сроки. Сейчас я переговорю с начальником Отдела Чрезвычайных Ситуаций, генералом Воронцовым, после чего лично займусь вашим вопросом. Я сам направлю к вам ремонтную бригаду и прослежу за ходом восстановительных работ! У нас сейчас горячая пора, идёт ликвидация последствий недавнего Выброса, как вам наверняка известно, погибли люди, и мы испытываем серьёзное давление как со стороны общественного мнения, так и со стороны Правительства, но я уверен, что смогу организовать решение вашей проблемы максимально оперативно! Мой помощник отзвонится вам через час-два и сообщит, как продвигается дело. А сейчас я покорнейше прошу меня простить, мне необходимо заняться служебными вопросами.
– Спасибо, Максим Анатольевич. – Степанова встала с кресла и направилась к дверям. – Возможно, хотя бы теперь что-то сдвинется с мёртвой точки!
– Я приложу максимум усилий! – заверил её Прокопенко и ткнул пальцем кнопку селектора, вызывая секретаршу: – Соединяйте с Воронцовым!
– Секунду, – отозвалась секретарша, и чиновник, проводив взглядом закрывающиеся за Степановой двери, с ироничной гримасой развалился в кресле.
Надо же, какая неожиданность! Скважина вышла из строя! Вселенский потоп низвергся на наших доморощенных Ньютонов от науки! Сколько там ей ещё осталось до окончания отпуска? Две недели? Вот и отлично. До вечера будут откачивать воду, пару дней провозятся с трубопроводом, заодно затеем ремонтик, надо же устранить последствия затопления, не бросать же отечественную науку на произвол судьбы в грязном размытом складе! Если что, то зашалит намокшая проводка, а там, глядишь, с Ферзем произойдёт что-нибудь ужасное, и следственная комиссия начнет таскать настырных москвичей на допросы. Ведь поначалу Ферзь лично оказывал им содействие. Этот факт наверняка вызовет у следователей некоторые вопросы, уж Прокопенко о том позаботится!
Он машинально постучал пальцем по столу, воспроизводя гимн США. А ведь всё складывается не так уж и плохо. Проблема с лабораторией скоро будет урегулирована, в способностях Меркулова можно не сомневаться. Степанова со своим доцентом через пару недель вернутся в Москву несолоно хлебавши, и Прокопенко получит ещё один плюс в глазах Совета Директоров. Святой отец-настоятель, он же игумен, или как там его, архимандрит, он же Евлантий, он же агент «Селезнёв», уже начал переводить на тайные офшорные счета Прокопенко откаты от бюджета, потраченного на ликвидацию последствий Выброса, а также прочей текучки. Вскоре движение средств будет закончено, после чего Прокопенко перераспределит суммы по офшорам членов Совета Директоров, оставив себе свои два процента. Впрочем, Лозинский мог бы выделить ему процент и повесомее. У Евлантия и то три! Сколько ещё лет придётся расти, пока кто-нибудь из этих стариканов не уступит ему своё кресло? Состариться, сидя в Ухте, в его планы не входило.
А всё-таки жаль, что с Ферзём так всё закончилось. Где бы теперь найти другого такого же головореза, готового на всё ради пятидесяти тысяч долларов в месяц… и чтоб из руководства Службы Безопасности, и с влиянием, и с поддержкой сверху… Надо будет позже обдумать этот вопрос. Такой человек Прокопенко в любом случае необходим, не будешь же постоянно бегать на поклон к Меркулову. Так можно испортить себе репутацию в глазах его заокеанского начальства. Но кто-то должен держать руку, так сказать, на горле пролетариата! Вон, у Евлантия появился очередной особо любопытный умник, этот Феоктист. Лучше б у него не одна рука отсутствовала, а одна доля головного мозга! Если-таки докопается, придётся принимать меры. Ладно, посмотрим, кого генерал Белов пришлёт на замену Салмацкому. Может, со временем и с ним удастся договориться о взаимовыгодном сотрудничестве.
– Генерал Воронцов на линии, – сообщил селектор голосом секретарши, и Прокопенко, тяжело вздохнув, потянулся за трубкой.
Предстоял нелёгкий разговор. Генерал Воронцов был напрочь лишён разума, вместо этого у него в голове бушевал тайфун из всевозможных понятий о присягах, честностях, справедливостях, спасениях, долге и тому подобной ерунде. Мало того что он фактически жил в Поясе. Так ведь ещё и совал свой нос везде, где только мог, совершенно не вовремя пытаясь то улучшить быт не подчинённых ему работников нефтепромыслов, то помочь семьям погибших сотрудников ОФЗ, тоже не имевших к нему никакого отношения, то просто донельзя изматывал всевозможными инновациями в области спасения при чрезвычайных ситуациях. За все эти выходки капризного эмчеэсовца РАО приходилось платить живыми деньгами, но что поделать – должен же кто-то возиться с этим ходячим хламом, именуемым «населением», и защищать его от нашествия Ареала. Издержки демократии. Лично он, Прокопенко, давно бы уже плюнул на все эти «пояса безопасности» и «меры предосторожности». Что толку стеречь Ареал? Удержать его мы не в силах, а удерживать от него и не надо. Сказано же русским языком: не влезай – убьёт! Если тупое быдло так тянет подохнуть – зачем им мешать? Пускай дохнут. А если у кого-то чрезмерно опухшее человеколюбие, так пусть отселят всех за пару сотен километров от Зелёной Зоны и введут смертную казнь на месте даже за попытку проникновения в глубь Пояса Отчуждения хотя бы на шаг! Проблема решится сама собой!
Прокопенко снял трубку и вежливо произнес:
– Здравствуйте, Геннадий Петрович! Как ваше здоровье? Да, я уже в курсе! Звоню, чтобы доложить о принятых мною мерах.
12
Берёзов открыл глаза и почувствовал, что Оковы уже не держат его. Он тут же рывком вскочил на ноги, готовясь сцепиться в рукопашной схватке с Лемуром или Ферзём, но ни того ни другого рядом не оказалось. Исчезла и нелегальная лаборатория, и тело Ветра, и издающая отвратительные крики птичья стая, только что кружившая над головой. Иван понял, что находится где-то совсем в другом месте, среди пупырчато-кожистых синюшных кустов с жёлтыми потёками, и замер, внимательно оглядывая окрестности. Вокруг было тихо, лишь в десятке метров справа, за сине-жёлтой берёзой, негромко потрескивала чистая и аккуратная полянка. Едва Берёзов посмотрел на неё, тихий треск прекратился, но стоило ему отвести взгляд, как едва слышный звук возобновился, словно пустота, живущая над травой, потеряла к человеку интерес.
Иван осмотрел себя. Он был одет в свой камуфляж и чужие армейские ботинки, которые, впрочем, вполне подходили ему по размеру. «Латник», «Мембрана» и прочее снаряжение исчезли. Находился он явно в Жёлтой Зоне, в совершенно незнакомом месте. Как он здесь оказался? И где подпольная лаборатория? Где Ферзь с Лемуром? Он непроизвольно схватился за рукоять заткнутого за пояс пистолета. Пистолет? Берёзов вытащил АПС. Откуда он у него? Его табельный «Грач» Лемур забрал вместе с «Латником»… В памяти смутно всплыла картина: Иван обыскивает какой-то труп в поисках запасных магазинов и кладёт их в карман. Он сунул руку в набедренный карман и извлёк пару снаряжённых магазинов. Они действительно там были. Странно. Так что же всё-таки произошло? Они с Лемуром добрались до подпольной лаборатории, но войти так и не смогли. Лемур ударил его по голове сзади, и Берёзов пришёл в себя лежащим в Оковах. Потом появились Ферзь с Ветром. Лемур убил Ветра по команде Ферзя. Потом Салмацкий что-то говорил о том, что во всем обвинят Берёзова. Затем начался Выброс. Нет, сначала Лемур вложил ему в карман «Мембраны» «Шестое чувство», чтобы сделать приманкой для голодного зверья. Только потом начался Выброс. Иван получил разряд от какой-то аномалии, что ли…
Он потряс головой. Вспомнить не удавалось. Память подсказывала, что было больно. Очень больно. Похоже, порвалось лёгкое, оказалась повреждена почка, что-то ещё… и было тяжело дышать, сильно мешало кровотечение из горла. Берёзов ещё раз осмотрел себя. Камуфляж был его, это точно, он пользовался им второй год и мог узнать не глядя, по одному лишь ощущению того, как форма сидит на теле. Но никаких следов крови на одежде не видно. Иван потрогал рукой ещё недавно разламывающийся от боли затылок, куда пришлись удары Лемура. Ни шишек, ни шрамов, никаких следов и вообще никаких повреждений, ни внутри, ни снаружи. Так что же с ним происходило после начала Выброса? Он вроде бы спал… Да, точно! Он спал, и ему снился какой-то сон, довольно красочный. Кажется, там была девушка в сарафане. И собака. И странный солдат во фронтовой военной форме. Нет, не так. Сначала собака огромных размеров. Чёрная, как антрацит. Потом солдат с ППШ-41. Странный сон. И только потом девушка в сарафане. Волосы нежно-соломенного цвета собраны в косу… она ещё носила её через плечо. Очень длинная коса… Девушка во сне что-то говорила Берёзову. Кажется, что-то забавное… Вроде бы ещё что-то снилось. Лаванда в кабинете Рентгена. Ругалась с ним, похоже. И кладбище… кладбище. Похороны Ветра.