Глаза одного из мужчин оказались закрытыми, воспалённые веки поражены сильнейшей опухолью, более походившей на кроваво-синюю гематому, вокруг которой залегли глубокие чёрные мешки, кожа на них висела засохшими струпьями. Стало ясно, почему он постоянно держался за своего товарища – при таком состоянии глаз не то что видеть, просто открыть их было невозможно.
– Мы в Жёлтой Зоне были, когда начался Выброс. – Женщина всхлипнула, но удержала себя в руках. – Ходили за едой для Асеньки. – Она бережно погладила сидящее на руке существо. – Ей ведь нельзя обычную еду… она кушает только то, что в Ареале растет. Ася ещё маленькая, ей всего годик, она Выброс ещё не всегда чувствует и предупреждать о нём умеет плохо… Мы когда поняли, из-за чего она хныкает, времени совсем мало осталось. Пришлось прятаться в ближайших развалинах, там раньше какие-то строения были, очень давно. Мы туда, а за нами птичья стая, тоже прятаться… – Женщина с печальным вздохом указала на раненого спутника: – Тимур последним заходил, ему больше всех досталось. На Асеньку тоже набросились, чуть не заклевали, вдруг она как закричит, хрипло и низко, словно раненый кабан, раньше такого не было! Птицы сразу отстали, от всех! Забились по щелям между камней, и словно не было их. Мы только успели в подвале чистое место найти, и Выброс начался… С тех пор Тиме всё хуже, а у Аси расцарапанная ручка теперь болит, опухоль не сходит, и шёрстка ломкая стала, выпадает сильно… Она ведь ещё маленькая совсем, но раньше никогда не болела… Мы надеялись, что у Водяного найдётся что-нибудь для глаз, все средства уже испробовали, ничего не помогает, воспаление увеличивается, зрачки жжёт…
Женщина умолкла, скользя полным паники взглядом по молчаливым бойцам, затянутым в тяжёлое снаряжение, и Медведь всмотрелся в сидящее у неё на руках существо, именуемое Асей. На обычного годовалого ребенка это походило мало, разве что только размерами. Всё тело ребёнка, даже нос и уши, покрывала короткая и очень густая шерсть жёлтого цвета, о-образно искривленные руки и ноги заканчивались трехпалыми кистями, маленькие, глубоко посаженные жёлтые глаза, лишённые зрачков, смотрели на людей немигающим взглядом. При этом когтистые пальцы одинаковой длины, более похожие на манипуляторы ареаловских зверей, цепко держались за одежду матери, демонстрируя неплохую координацию движений, недоступную в таком возрасте обычным детям. Вцепившийся в материнскую руку детёныш едва слышно трескуче поскуливал, чем-то очень отдалённо напоминая скрип Фантика, когда тот бывал чем-либо недоволен. Время от времени Ася пыталась вылизывать синим языком наложенную на правую ручку-лапку повязку, помимо которой на её мохнатом тельце из одежды были только небольшие самодельные штанишки-бриджи.
– Она не кусается! – поспешила заверить всех её мать, увидев направленные на ребёнка тяжёлые взгляды. – Я клянусь! Асенька очень тихая и спокойная! И очень чистоплотная, она всегда вылизывает шёрстку и коготки, от неё никогда не бывает неприятностей!
Рождающиеся у Зависимых дети-обезьянки быстро снискали себе дурную славу не только жуткой мутацией. Обезьянки оказались прыткими, юркими и очень агрессивными. Маленькое и с виду безобидное существо бросалось на незнакомых людей исподтишка, стремясь расцарапать лицо когтями и вцепиться зубами в шею. Когти рождённых в Ареале детей выделяли ядовитый токсин, из-за которого царапины быстро превращались в серьезные нарывы и не заживали долго, до двух-трех недель. Помимо этого рождённые Зависимыми людьми обезьянки часто просыпались ночами и издавали тяжёлые заунывные крики, никак не вязавшиеся с их небольшими размерами. В ответ на эти звуки из глубины лесов откликалось мутировавшее зверьё, что часто провоцировало ночные атаки взбешённых мутантов. Проблемы доставляли даже некрикливые обезьянки – потовые железы, расположенные у них на коже, испаряли в воздух какой-то фермент или что-то вроде того, вызывающее у окружающих острое отравление. Впрочем, при длительном контакте с обезьянкой к ферменту вырабатывается привыкание, ведь сами Непры не скрючиваются на каждом шагу от приступов рвоты. Медведь спрятал невесёлый вздох. Неудивительно, что Неприсоединившихся особо не жалуют, почти восемьдесят процентов из них – это родители вот таких вот обезьянок. И никто ни разу не бросил своего ребёнка-мутанта. Поговаривают, что Ареал надёжно держит их на крючке. И один из таких крючков он, Медведь, сейчас разглядывает.
– Мы заплатим! – вступил в разговор мужчина, тот, что вёл за собой всю группу. – У нас есть деньги! – Он сунул руку за пазуху и извлёк оттуда пачку купюр тысяч на двадцать долларов. – И ещё «Невидимки» у каждого!
– Деньги нам не нужны, – суровые интонации майора заставили Неприсоединившегося невольно замереть с купюрами в руках. – «Невидимки» взять можем, этот товар всегда в ходу, только как ты без них своих обратно поведёшь? А вообще сейчас товара у нас нет – всё продано. Сегодня посетители установили рекорд покупательского спроса. Приходите на следующей неделе, мы в качестве оплаты принимаем осколки метеорита и «Шестое Чувство».
– Пожалуйста, помогите нам хоть чем-нибудь! – взмолилась женщина, прижимая к себе хнычущую обезьянку. – Дайте лекарство в долг, мы отработаем, я клянусь!
– Мне бы только глаза открыть, – хрипло произнёс мужчина с повреждённым лицом. – Я в Зоны пойду, меты искать буду! Я знаю одну лабу, там ГНИЦ свои препараты испытывал или разрабатывал, может, осколки там тоже есть, а Профессора выманить можно. И Синьку соберу, обменяю на что-нибудь нужное, рядом с нами её много, она нынче в цене! Если надо, соберу еды… ну… той, которая в Жёлтой Зоне растёт… не для людей… вы же ею питаетесь… – он с опаской вжал голову в плечи, – все об этом говорят… Мы рассчитаемся, без обмана, только глаза спасите!
– Да говорю же, продано всё, – отмахнулся Медведь. – И в медицинской лаборатории осколков не бывает. Еды у нас своей предостаточно, а вот шприц-тюбики стерильные нам бы очень пригодились, препараты расфасовывать… – Он посмотрел на сбившихся в кучу Непров и перевёл взгляд на Кварца: – И что с ними делать? У меня выгребли всё подчистую. А выгнать его – так через неделю и вовсе без глаз останется. Если только из своей аптечки что-нибудь вколоть. Айболит – Медведю!
– На связи! – откликнулся санинструктор. – Кому и что ты собрался вколоть, маньяк?! Моими препаратами нельзя пытать и убивать людей, они для лечения предназначены!
Однако, узнав подробности, Айболит пришёл к выводу, что ситуация серьёзнее, чем может показаться на первый взгляд, и одним уколом тут не ограничишься. Он несколько минут давал подробные рекомендации, после чего Медведь приступил к их реализации. Раненого уложили на землю, вкололи антидот и установили пару медицинских метов согласно указаниям Айболита.
– Полчаса будешь лежать неподвижно, – объяснил Медведь, извлекая из своей аптечки ещё один шприц-тюбик с антидотом. – Так велело наше научное светило. Потом вколем тебе антибиотик и иммуномодулятор, этого должно хватить. Мы уже сталкивались с мутировавшим токсином зверья, пережившего Катаклизм. – Он машинально потёр себе бедро, пострадавшее в своё время от присосок Осьминога, и обернулся к женщине: – Ребёнку надо вколоть вот это. Внутримышечно, прямо сейчас.
Женщина взяла у него из рук шприц с антидотом и поставила обезьянке укол. Вопреки ожиданиям детёныш сопротивляться не стал, лишь после укола попытался зализать образовавшуюся ранку прямо через штанишки.
– И вот это вколоть на ночь, перед сном. – Здоровяк протянул женщине ещё один тюбик.
– Мама! – отчётливо произнесла обезьянка, провожая взглядом тускло светящийся шприц, исчезающий в глубине увешанных листьями одежд. – Дай! – Она протянула к матери мохнатую ручку-лапку.
– Потом, зайка моя. – Женщина ласково погладила детёныша по голове. – Дядя сказал дать тебе это лекарство вечером. Вот солнышко спрячется, станет темно, мы покушаем и ляжем спать, тогда…
– Дядя! – Обезьянка перебила мать, указывая на Медведя. – Дядя хороший! Дядю ждёт дядя!
– Да, Асенька, радость моя, дядя очень хороший! – Женщина на всякий случай прижала обезьянку к груди, чтобы та не смогла прыгнуть на майора, если такое внезапно взбредёт ей в голову. – Дядя добрый, он вылечил нашего папу и вылечит Асе ручку, и Ася снова будет качаться на веточках…
– Дядю ждёт дядя! – Ася не обращала внимания на материнские увещевания. – Там! – Мохнатая ручка-лапка протянулась в сторону Эпицентра, и обезьянка ловко запрыгнула матери за пазуху.
– Не обращайте на неё внимания, – торопливо оправдывалась женщина. – Асенька ещё совсем маленькая, иногда болтает всё подряд! Она сама не понимает, что говорит, ребёночек ведь!
Медведь почувствовал, как по спине пробежал лёгкий холодок. Ерунда, он не смотрит в сторону Эпицентра вот уже почти пару месяцев, и у него с головой всё в порядке! Мало что может ляпнуть дитё неразумное, это простое совпадение. Она имеет в виду Шороха, который стоит позади него!
– Дядя там! – Мохнатая мордочка высунулась из материнских одежд. – Дядя сейчас там!
Она ткнула ручкой куда-то на северо-восток, в сторону Печоры, и Кварц с Шорохом невольно посмотрели в ту сторону. Медведь скрыл выдох облегчения. Эпицентр находится в другой стороне, а там ничего нет, кроме обломков кирпичной стены, усыпанных желтушной ареаловской пылью. Он коротко покосился на разбитую кладку, и в следующий миг сознание рухнуло в нечто туманное и всепоглощающее. Окружающая действительность исчезла вместе с руинами Ухты и мутирующими лесами, и Медведь чётко увидел неподвижно стоящую вдали фигуру человека в старой фронтовой форме с автоматом ППШ на груди, рядом с которой замерла огромная антрацитово-чёрная лайка. До красноармейца было очень далеко, десятки километров, его не могло быть видно никак, линия горизонта расположена гораздо ближе, это невозможно… Жёсткий, пронизывающий, словно рентген, взгляд бесконечно-голубых глаз обжёг плывущее в тумане сознание, и Медведь понял, что Фронтовик смотрит на него в упор, с расстояния в пару шагов. Человек в красноармейской гимнастёрке медленно поднял тяжёлую руку и неторопливо поманил его к себе.