— Ненавижу имя Клавдия, это в честь девочки-вампира из книги «Интервью с вампиром»; мама обожает фильм по ней. Я скажу, что ты мой троюродный брат из Чехословакии, мои мама и дядя оттуда, ладно? А то ты появился из ниоткуда.
— Я из Менильена.
— А что это — Менильен?
— Это… — он улыбнулся так, что у нее захватило дух; будто солнце вдруг встало над морем, и все засияло, засверкало, и герои ужастика спасены. — Это история и сказка. Только истинные там сути вещей, а не их подобия.
И тут автобус остановился на нужной остановке; дачники высыпали наружу, и они тоже вышли — он первый: положил рюкзаки на землю, протянул ей руку — и она вышла словно из кареты. «Хочу платье, — вдруг подумала она, — у меня нет платья — не домашнего, не на учебу ходить, а настоящего, вечернего, со шлейфом, с декольте, чтобы жемчуг в несколько рядов…» Он сжал ей неожиданно пальцы — сильно, но не до боли; «отпусти!» — хотела крикнуть она и одновременно сжать ему пальцы в ответ — еще крепче, как в песенке Битлз, и не расставаться никогда; испугалась сама себя; а он прошептал ей в самое ухо, волосы затрепетали на виске:
— Девушки в моей стране носят длинные клетчатые юбки из грубого сукна, а нижние у них из батиста или шелка, разноцветные; и чем больше юбок разного цвета, тем большей щеголихой девушка слывет. Рубашка из тонкой белой ткани, легкая, с широкими рукавами и разрезом на груди, а сверху — черный или коричневый корсет, отчего грудь есть у всех наших девушек. И только в праздники наши девушки носят платья — даже у крестьянок они из шелка или атласа; а самая красивая — королева, будущая королева: на Майское дерево она в платье цвета неба, в Новый год — в платье, подобном лунному свету, а в день своей свадьбы — в платье, затмевающем своим сиянием солнце. Я хочу увидеть тебя в платье цвета солнца, Клавдия…
— Откуда ты узнал про платье? — губы ее еле двигались, так ей стало страшно — настолько он близко; и еще от него чудесно пахнет: потом, пылью, орехами, дождем и цветущими яблонями.
Он вдруг оказался далеко, возле рюкзаков, на другой стороне дороги, и улыбнулся.
— Я же будущий король; меня учили всему, в том числе и магии, и не кто-то там, колдун-предсказатель погоды, а сам Мариус Светлый, маг Светлого войска, победившего Тьму. Я расскажу тебе о Мариусе и о Тьме, если позволишь, однажды… — он опять взял рюкзаки без труда, но не на спину; «что у тебя там, под плащом?»; «меч», — ответил он; «настоящий?»; он засмеялся: «а у вас не настоящие?»; она покраснела, побагровела просто и опять возненавидела его, стала думать о Вальтере, как даст ему промеж ушей за то, что не приехал за ней, — жизнь бы ее не изменилась, не сломалась, как у Девы Марии.
Вальтер был удивительным человеком, смешным и милым: все знал о Риме, о Карле Великом, о Рюрике, но за хлебом сходить в ларек напротив дома для него было проблемой; нет дома хлеба — и бог с ним; главное — купить побольше солдатиков в магазине для игроков-коллекционеров на другом конце города; Клавдии он напоминал мудаков-энтомологов Жюля Верна. Они играли за городом; вот кончается спальный район, мостик через тоненькую речушку, и начинаются поля, потом лес — местные жители называли это Лесной угол, а Вальтер даже нарисовал сказочную карту Лесного угла, где речушка стала рекой Тайшени; а здесь могут водиться драконы. Они шли с Лукашем по лесу молча; становилось жарко. Кока-колу она вытащила со дна рюкзака, протянула ему, он отпил, вытер рот рукой, она почему-то опять покраснела; каждое его движение волновало и раздражало ее. Сейчас спросит: долго еще; в рюкзаках все-таки килограммов по десять; но он был настоящим крестоносцем, как она и угадала — с первого взгляда; кто-то влюбляется с первого взгляда, а она — угадала его; он шел и улыбался, вдруг даже запел что-то тихонько; «что ты поешь?» — сердито спросила она и рассердилась на себя из-за этой сердитости, будто они знакомы сто лет, сидят вместе с первого класса за одной партой, только она отличница, а он двоечник, и ей приходится вечно давать ему списывать; «спой погромче» «с неба капала вода, тра-ла-ла, вот и все слова» «это не настоящая песня»; он пожал плечами; Клавдия подумала о мече за его спиной: какой он, меч из другого мира: такой же, как в музеях, Германия, XIII век, или действительно бриллиантовый, побеждающий драконов и непогоду…
— Вальтер! — закричала она, увидев палатки, замахала рукой — каждому, всем; Вальтер стоял к ней спиной, обсуждал что-то с Тобиасом — они все только приехали, вон и карта Лесного угла на коленях; Тобиас-Оргайл выглядел потрясающе: он был из реконструкторов, весь в железе, которое сам ковал, и в дорогой ткани, и в настоящих кожаных сапогах; ремень в полудрагоценных камнях — его отец богат, они даже ездили на какие-то конкурсы, турниры в столицу; привозили фотографии; некоторые Клавдия даже распечатала, повесила на стену, над столом, к постерам с Вилле Вало и Колином Данном.
— Клавдия, привет, — Вальтер обернулся; он был маленьким, хрупким — мальчик-шахматист; темные волосы, бандана, расшитая коричневым и зеленым бисером, — это она ему вышивала руны, которые он сам придумал, означающие «после власти орлов — власть воронья»; темные глаза; пушок на щеках совсем мальчишеский; в магазинах, когда он покупает пиво и сигареты, постоянно спрашивают паспорт; коричневая рубашка, зеленые жилетка со шнуровкой и штаны; сапоги-кирзачи; сережка золотая в ухе — воронья лапка, это ему Тобиас привез; встал с колен, карта упала на траву, наступил, чтоб поцеловать ее, она засмеялась — какой неловкий; ответила на поцелуй, но быстро отстранилась, «я притащила вам ваши дурацкие рюкзаки с едой, мне помог… гм… Лукаш; это Лукаш, мой троюродный брат из Чехии», — отступила; парни с изумлением оглядели Лукаша, переглянулись: ого, круто.
— Привет, Лукаш, — Вальтер протянул ему руку, Лукаш недоуменно тоже, обе руки повисли в воздухе. Тобиас засмеялся:
— В Чехии по-другому здороваются? Я слышал, что в одной стране, Болгарии, что ли, по-другому машут головой на «да» и «нет» — наоборот.
— Я не знал, что у тебя есть троюродный брат, — убрал руку невозмутимо Вальтер, сел обратно в траву к карте.
— У меня сонмы неизвестной родни в Чехии, мама же и дядя Вацлав оттуда.
— Клево выглядишь, Лукаш, вы там тоже играете, в Чехии? — продолжал знакомиться Тобиас. — Я, кстати, Тобиас, по игре меня зовут Оргайл.
— Герцог, знаю, Клавдия мне рассказала.
— Да, герцог; можно? — Тобиас дотронулся до колета Лукаша, потом до плаща. — Потрясающе, просто супер. Невероятно! Где брал такие вещи? Там, в Чехии, наверное, полно всяких средневековых лавочек.
— Полно, — ответил Лукаш; Тобиас ему понравился: огромный, медведь просто, и при этом очень ловкий в бою, грациозный, как манекенщица; его клан проигрывал, но сам Оргайл всегда побеждал. Его пальцы нащупали меч, Лукаш обернулся, они встретились взглядами и замерли, будто Лукаш преступник, а Тобиас — следователь и стоит возле спрятанного в вазе с фикусом окровавленного ножа; и Клавдия испугалась. Вальтер правил на ходу карту, что-то рисовал и ничего не замечал, а Клавдия смотрела, сжав руки на груди, словно спектакль времен Шекспира: еще чуть-чуть — и Тобиас что-то поймет, а Лукаш может выхватить меч, а может…
— Сам ковал? — спросил Тобиас.
— Нет, — «а может улыбнуться», и Лукаш улыбнулся: — У нас в Менильене есть династия оружейников при королевском дворе; они куют мечи уже третью эпоху и знают секрет бриллиантовой стали.
— Бриллиантовой стали? При королевском дворе? Ну-ка, расскажи. Ты что, король?
— Нет, я принц, но когда-нибудь стану королем.
— Где? — спросил Вальтер. Он наконец услышал, поднял голову, увидел Лукаша — он обожал иные миры.
— В Менильене.
— Менильен — так называется ваш мир?
— Да.
— У вас там тролли, эльфы и орки?
— Нет, только люди и маги.
— Здорово, кто-то тоже играет не по Толкину. А какие у вас правила?
— Как у вас, — ответил Лукаш через паузу, секундную; Клавдия вздохнула с облегчением.
— Поможет мне кто-нибудь отнести рюкзаки? — Тобиас взял Лукаша за рукав и повел знакомиться со всем лагерем; разговаривать; Вальтер взял один рюкзак: «уфф, тяжелый; как вы их доперли»; «да так и доперли, — ответила она, — Лукаш — тяжеловес-воз»; Вальтер засмеялся, позвал Кееса. «Привет, Кеес, привет, Мэри»; Кеес и Мэри — два неразлучных друга; если бы Клавдия не влюбилась в свое время в Вальтера, то обязательно встречалась бы с кем-нибудь из них: Кеес — просто Жан де Лои, оруженосец Жанны д'Арк из фильма Бессона, романтичный, красивый, темноглазый; он появился однажды из ниоткуда на пороге квартиры Вальтера, который вечно ютил странников-хиппи; пожил у него несколько дней, влюбил в себя всех арчетовских девчонок, быстро вошел в игру, стал сержантом; потом познакомился с Мэри; и они снимают теперь вместе жилье, сумасшедшую мансарду какого-то известного художника, родственника Мэри, — всю разрисованную в золото и серебро; сам художник вечно в разъездах; Мэри — рыжий, зеленоглазый, шумный, смешливый, из семьи художников, тоже учится на реставратора; они нападали и умирали всегда вместе; сидели в «мертвяке», пили пиво, веселили всех так, что даже «живые» заглядывали, садились послушать, похохотать; «ребята, не пугайтесь абсолютно средневекового парня — это мой брат из Чехии» «у него арбалет?» «нет, но зато меч семейный, из бриллиантовой, как он утверждает, стали» «какой-какой?» — переспросил Кеес и даже рюкзак уронил; «а почему не булат?» — спросил Мэри; «воображения не хватило», — отрезала Клавдия…
Тобиас предложил играть Лукашу за его клан — Оберон, но Лукаш спросил: «а за кого играет Клавдия?» «Клавдия — Ровена, лучшая лучница в Арчете и леди Груандана», — ответил Тобиас; «тогда я буду в Арчете», — сказал Лукаш; Тобиас вздохнул: на игру Оберона приехало в два раза меньше, чем Арчета, — это была первая игра в сезоне, май, все обероновцы учились в университетах, застряли на зачетной неделе; а в Арчете обитали в основном неудачники — бросившие или вылетевшие; они все стояли у границы между лесом и «замком герцога» — у поваленной не раз ограды; Лукаш на минуту стал центром внимания: его наконец увидели все; «крут, крут, — шепотом произнес Мэри за спиной Клавдии, — уфф, все, пропали наши с Кеесом шансы на секс и любовь в этом сезоне»; Клавдия фыркнула в рукав. «Повторяй за мной клятву вассала: я, Лукаш, клянусь тебе, Груандан…» — начал Вальтер; «я принц Менильена, — ответил Лукаш, — я не могу быть ничьим вассалом»; «черт, — сказал Вальтер, — ты играешь или нет, чех»; «играет, успокойся, Вальтер; пусть он будет приезжим принцем, который принял твою сторону», — вдруг выступил Кеес; «ладно», — махнул рукой Вальтер, и игра началась. Оберон побежал в свой замок, Арчет — врассыпную, в лес; Клавдия, переодевшаяся в форму Арчета: коричневая рубашка, зеленый камзол, только вместо кирзачей — горные замшевые коричневые ботинки с высокой шнуровкой, лук и стрелы за плечом, настоящие, дядя Вацлав привез из Южной Америки, потом по всему лагерю собирали и отдавали ей стрелы, — обернулась: Кеес и Лукаш стояли рядом и говорили; и видно было, что не просто так: «ты кто, это у тебя что?» — а будто встретились спустя много-много лет, как мушкетеры, и у них есть что сказать друг другу; они знакомы? Потом ее ударила в спину стрела кого-то из обероновцев: они уже засели в стенах и всех не успевших спрятаться арчетовцев начали забрасывать стрелами; «блин, — подумала Клавдия, — от этого Лукаша, барона Мюнхгаузена, одни неприятности: не успела игра начаться — я уже умерла, лучшая лучница Арчета, ха». Она от