– Должен вам сказать, – продолжал Каллен, – что в настоящее время проводится еще одна совместная с коллегами-даймё операция. Цель ее та же – подорвать силы повстанцев.
– И что же это за операция? – вздохнул Мемнон.
– К сожалению, я не могу рассказать больше, пока не получу дополнительную информацию. Но когда все будет готово, вы, конечно, узнаете.
Мемнон кивнул, зная, что доставляет этому ничтожеству огромное удовольствие. Секретничая, Каллен полагал, что таким образом укрепляет свою власть.
– Итак, по введенному мной новому обычаю, давайте повторим самую важную заповедь Кодекса. – Он обвел взглядом сидящих за столом и произнес торжественным тоном: – Мы сражаемся за то, чтобы остальным не пришлось этого делать.
Мемнон знал: если он не повторит эти слова, Ларкспер и Пуджилио тоже промолчат. Хотя Каллен и стал верховным командором, Цитадель по-прежнему хранила верность Мемнону.
Мемнон никогда бы не стал произносить священные слова только потому, что его принудил к этому такой жалкий человечишко, как Каллен Олбрайт. Но за спиной гудела пушка надзирателя, и он знал, что должен это сделать.
– Мы сражаемся, чтобы остальным не пришлось этого делать, – глухо произнес Мемнон, глядя на Ларкспер и Пуджилио. Он кивнул, и они последовали его примеру.
– Мы сражаемся, чтобы остальным не пришлось этого делать.
Каллен Олбрайт улыбнулся.
– Я бы хотела, чтобы небо иногда было голубым, – сказала Бринн, глядя на облака. – У нас в Жаде редко бывает пасмурно.
– Я помню, какое небо на Островах, – кивнула Сол. – Хотя там случались жуткие бури.
– Да, со штормами шутки плохи, – согласилась Бринн, шмыгая носом.
Ее дыхание в холодном зимнем воздухе улетало клубочками пара.
Девушки прошли по небольшому мосту на окраине Цитадели и свернули на утоптанную тропинку, идущую от территории Цитадели вдоль периметра ущелья Калабасас. Неподалеку группа ребят второго уровня штурмовала крутой склон.
– Хорошо, что мы сегодня не участвуем, – заметила Бринн. – Хотя тебе-то не привыкать. Я видела, как ты бежала на прошлой неделе. Почти обогнала Дэйнона Тафари.
– Да, – кивнула Сол. – Я немного побегала с Маури по холмам на Изумрудном. Вот у кого можно поучиться.
– Согласна. – Бринн улыбнулась. – Длинные, стройные ноги… Для островитянок это типично. Надеюсь, у нее все в порядке. Маури не место с Истребителем.
– Она может постоять за себя, – сказал Сол. – Маури жесткая, как загнанный секач.
– Знаю. – Бринн вздохнула. – Ты бы видела, как она набросилась на надзирателя, когда мы были в канализации в Карстоке. Запрыгнула на голову, вцепилась и держалась, пока он не упал.
– Представляю, – усмехнулась Сол.
– Я за нее беспокоюсь, – вздохнула Бринн. – То, что Сайлас вдалбливает им в головы, это яд. И самое страшное, что я сама начала во все это верить, пока мы были там.
– Сайлас умеет найти подход. Его невозможно не слушать, а потом ты начинаешь думать, что он ведь прав. У Маури свои причины быть с Потоком.
– Да, ее мафе, – кивнула Бринн. – Она рассказывала, как даймё использовали ее, а потом сломали. Как оскорбили ее память.
– Тяжелая история. – Сол пнула валявшийся на тропинке камень. – И похожую историю могут рассказать многие гривары, пострадавшие от даймё. Но все же… Сайлас не прав, когда говорит, что это нормально – уничтожить их всех. Среди них есть хорошие люди.
Сол вздохнула. Ее собственная тайна – кровь даймё в ее жилах – камнем лежала на душе. До сих пор она открылась только Мюррею – той ночью в доме Хенрина.
– Ты права, – согласилась Бринн. – В каждом из нас есть добро и зло.
Сол с облегчением кивнула – хорошо все-таки, что ее подруга-жадеянка не испытывает ненависти ко всем даймё. Пробившийся между соснами солнечный луч упал на тропинку перед девушками.
Возможно, что-то почувствовав, Бринн сменила тему:
– Знаешь, я заметила, что Сего последнее время какой-то отстраненный. Я знала его не очень долго до того, как он попал в «Арклайт». Но с ним что-то не так. И он постоянно где-то пропадает.
– Знаю, – сказала Сол. – Он всегда был немного отстраненным, предпочитал держаться особняком из-за того, что произошло. Но в последнее время это стало еще заметнее. Он как будто уходит куда-то.
– Он ведь тебе небезразличен, да? – Бринн забежала вперед и повернулась к Сол.
– Ну да. – Сол помолчала. – Конечно. Мы через многое прошли вместе, и он мой лучший партнер по тренировкам, без обид.
– Я понимаю, – сказала Бринн. – Но дело ведь не только в этом?
Сол почувствовала, как вспыхнули щеки, и опустила взгляд в землю.
– Я… Когда его здесь не было, я ощущала внутри пустоту, от которой не могла избавиться. И вот теперь он вернулся, и хотя все не так, мир будто разваливается на части, та пустота исчезла.
Бринн улыбнулась, получив то, что хотела, и зашагала дальше по тропинке.
– А как насчет тебя и Маури? – спросила Сол, посчитав, что, открывшись, имеет право на такой вопрос.
– А что мы с Маури? – рассмеялась Бринн. – Она теперь за тридевять земель, сражается на стороне восставших. Но, признаюсь, ее ножки вспоминаю по нескольку раз на день.
Они свернули с одной тропинки на другую, заросшую травой, и, раздвигая кусты ежевики, вскоре подошли к лачуге с обшарпанными деревянными стенами.
Их встретил хор громких криков.
Первым к ограде подбежал Фиренце. Перегнувшись через проволоку, огромная малиновая птица ткнулась носом в протянутую руку Сол.
– Ну вот и мы, малыш. – Она погладила его по голове. – Нас ведь не слишком долго не было, правда?
Вернувшись в Цитадель из паломничества, драконыши оказались в трудной ситуации. Несколько десятков лет назад в стране приняли закон, согласно которому верховая езда признавалась вредной для подготовки рыцарей. Это только отвлекает от дела, заявило руководство. Держать стаю роков в Лицее не представлялось возможным. Оставался только один вариант: продать птиц на черном рынке.
К счастью, профессор Ларкспер указала драконышам на загон, расположенный неподалеку от ущелья. По ее словам, там держали птиц, но после указа загон был заброшен.
Вслед за Фиренце к забору подбежала черная как смоль птица, издавшая пронзительный вопль при виде своей наездницы. Птица несла в клюве разодранную тушку какого-то лесного зверька, которую и уронила к ногам Бринн.
– Какой приятный подарок, Акари. – Бринн улыбнулась, пытаясь скрыть отвращение. – Для меня?
Сол усмехнулась:
– Похоже, она неплохо поохотилась.
Хотя птицы легко перепрыгивали через проволочную изгородь и часто так и делали, отправляясь на охоту в сосновый лес, они всегда возвращались в загон.
– Хорошо, что она осталась, – сказала Бринн. – Думаю, в чаще все еще водятся дикие роки.
– Я много узнала о них в поместье лорда Кантино, – сказала Сол. – Если птица походила под седлом, ей трудно вернуться в лес. Дикие роки чувствуют особый запах и не принимают к себе. И даже не это главное – дело в том, что у птиц развивается потребность служить. Для этого их и вывели.
Сол сбросила со спины рюкзак и достала большой полупрозрачный пакет с мясом. Роки предпочитали свежее мясо, но и от искусственной пищи не отказывались. Сол подбросила кусочек в воздух, и Фиренце ловко поймал его открытым клювом.
– Но Фиренце служил лорду-даймё, – сказала Бринн. – Легко ли ему было сменить хозяина?
– Там с ним не очень хорошо обращались. – Сол вспомнила, как даймё управляли птицами с помощью спектральных жезлов. – И все же мне кажется, Фиренце иногда скучает по прежнему хозяину, каким бы жестоким тот ни был.
– Понимаю, – кивнула Бринн, скармливая мясо своей птице.
Пухлый коричневый Боко тоже подбежал к забору и поднял клюв, требуя свою долю. А вот Птичка, рок Мюррея, задержался в дальнем конце загона, выщипывая оставшиеся на теле перья.
– Он ощипывает себя с тех пор, как мы вернулись, – сказала Сол, посматривая на него. – Боюсь, долго не протянет.
– Как ты и сказала, он скучает по своему хозяину, – заметила Бринн. – И хотя Мюррей-ку постоянно ругал его, мы знаем, в душе питал к нему слабость. Посмотрим, сможет ли Птичка оправиться.
Начиналась гроза. Тучи сгустились, закрыв солнце, и лес погрузился в полутьму.
– Как считаешь, – задумчиво сказала Сол, – мы похожи на птиц? Мы ведь видим себя свободными, но не таится ли в нас та же потребность – служить даймё?
– Снова думаешь об Истребителе? – спросила Бринн.
– Да. И о Призраке, и о Маури, и обо всем Потоке. Какие у них цели? Я постоянно задаю себе этот вопрос: что, если они правы? Что, если они действительно сражаются против власти даймё, чтобы освободить гриваров?
Бринн вздохнула:
– Отпусти наших роков на волю, в дремучий лес, и они выживут. Приспособятся к новой жизни, возможно присоединятся к диким сородичам. Но другие, как Птичка, умрут через неделю.
– А как узнать, к какой категории относимся мы? – спросила Сол. – Ведь чтобы это понять, надо попробовать. Выживем или нет, если перестанем быть фигурками в чужой игре?
– Мы все – фигурки в той или иной степени, – сказала Бринн. – Ты говоришь о повстанцах, которые идут за Истребителем, а ведь он убил Мюррея-ку.
Сол вздохнула и бросила Фиренце еще кусочек мяса.
– Должен быть какой-то другой способ.
– Я так не думаю, – пожала плечами Бринн. – Духи говорят, что великие перемены требуют жертв. Вопрос в том, готова ли ты повернуться спиной к тем невинным, которые не по своей воле захвачены этими переменами.
– А как насчет Мюррея-ку? – спросила Сол. – Он пожертвовал собой ради Сего. Ради нас. Разве это ничего не значило, пусть он и не сражался за какую-то великую цель?
Бринн повернулась к подруге:
– Ты что, не понимаешь? Мюррей-ку боролся за правое дело. Он сражался с каким-то демоном внутри себя, по крайней мере сражался с тех пор, как я его знаю. Думаю, это максимум того, на что способен любой из нас – вступить в бой с собственным демоном. И в конце концов, мне хочется думать, что Мюррей-ку победил.