Людмила Фоминична повторила:
– Это Гаврик…
Интерлюдия «Просыпаюсь нездоров, где резинка от трусов?». В роли хора выступают Людмила Фоминична и баба Марфа. (Хор: «Вот она, вот она…») Наконец Васильевский берет трубку:
– Ну, что стряслось?
– Родион Родионович, ваш сейф… приезжайте скорее, сами увидите.
Следователь. Когда вы поступили на службу в Иностранный легион?
Арестованный. Осенью 1927 года. В октябре или в ноябре.
Следователь. Вы сразу попали в Абу-Муслах?
Арестованный. Сначала прошел курс управления автомобилем в Танжере. Но это было до принесения присяги, формально я еще не являлся легионером.
Следователь. Наемники из каких государств пополняли ряды так называемого Иностранного легиона?
Арестованный. Представители многих национальностей. Южноамериканцы, испанцы, португальцы, поляки, жители бывших австрийских владений на Балканах. Я помню финна из отрядов «шюцкор», заклятого антикоммуниста. Он похвалялся тем, что лично застрелил тридцать шесть красногвардейцев.
Следователь. Как его звали?
Арестованный. По-моему, Пекка Пессонен. Еще был исландец, по прозвищу Эрик Рыжий, убивший свою жену гарпуном и бежавший в Америку. Очень много служило французов под вымышленными именами. Это были отбросы общества, убийцы, насильники, они все скрывались от правосудия. Командование на это смотрело сквозь пальцы.
Следователь. А бывшие белогвардейцы? Белоэмигранты?
Арестованный. Тоже. Они шли в кавалерию. Я встречал некоторых из них.
Следователь. Назовите их имена.
Арестованный. Урядник Верстов, так он представлялся. Он закончил Казачье юнкерское училище в Новочеркасске и воевал в Донской армии генерала Краснова. Еще я знал эскадронного разведчика, по фамилии Гомелев. Если не ошибаюсь, Александр. Под Перемышлем он попал в плен, затем примкнул к Псковскому корпусу Юденича, был интернирован. Был один уроженец Чечни из Кавказской туземной конной дивизии, но он вскоре дезертировал. Вроде бы бежал к султану Аль Атрашу, воевал против французов.
Следователь. Как относилось к вам местное население? Практиковалось ли сожительство с местными женщинами?
Арестованный. Я был прикомандирован к военному госпиталю в Джалле, это в тридцати километрах от Абу-Муслаха. У нас работало много арабов. Их отношение к французам было достаточно враждебным. Французы умело использовали в своих интересах племенную рознь, особенно многовековую неприязнь кочевников-берберов к оседлому арабскому населению. Медсэншеф, это начальник госпиталя, окружил себя гаремом, половину которого составляли мальчики. Торговля живым товаром велась в открытую. Чувствуя полную безнаказанность, французы давали волю своим порочным инстинктам. В колониях европейцы сбрасывают ханжескую маску.
Следователь. Это относилось и к легионерам?
Арестованный. В еще большей степени. Мы делали за французов самую грязную работу и могли замараться против них вдвойне.
Следователь. Как вели себя местные феодалы и местная буржуазия?
Арестованный. В душе они нас ненавидели. Но объективно такой порядок их устраивал. Это люди без стыда и без совести. Разыгрывают из себя гордых, чопорных, а сами из всего извлекают выгоду. Даже из чувства своего национального унижения, которое постоянно испытывают. Они по натуре купцы, для них всё товар.
Следователь. Вас не пыталась завербовать французская разведка?
Арестованный. В этом не было нужды. Каждый, кто вступает в Иностранный легион, подписывает ангажеман де сэрвис – «пакт о сотрудничестве», то есть берет на себя обязательство сотрудничать со всеми армейскими подразделениями, включая и Второе бюро.
Следователь. Означает ли это, что каждый вступивший в Иностранный легион автоматически становится агентом французской разведки?
Арестованный. Да, безусловно.
Следователь. Допрашивали лично вас представители разведки?
Арестованный. Меня, как и каждого, проверяли на идентичность. Никаких заданий разведочного характера я никогда ни от кого не получал, и никакие разговоры со мной на подобные темы тоже не проводились. Возможно, это меня ожидало.
Следователь. Вас вычистили из Легиона?
Арестованный. Я подал рапорт об увольнении в обмен на прекращение дела.
Следователь. Что вам инкриминировалось?
Арестованный. Меня подозревали в краже двухсот тысяч франков.
Следователь. Расскажите подробней.
Арестованный. Это было зимой. Вдруг утром госпиталь окружило десятка два всадников. С виду кочевники-туареги, которые грабят караваны. Они верят, что в них обитает злой дух. Чтобы через рот и ноздри он не вышел наружу и не вселился в их жен, лица свои они обматывают синими платками. За это их называют «синими», а женщин их племени «нецелованными». У туарегов жены не знают своих мужей в лицо, поэтому не могут им изменить. Мы располагали двумя пулеметами на крыше. Медсэншеф хотел запросить подкрепление, но телефонная линия не работала. По рации связаться тоже не удалось. По его приказу я поехал за подмогой. На всякий случай с помощью гидравлического подъемника ко мне в кузов погрузили сейф, в нем хранилась касса и вся бухгалтерия. Туарегам санитарная машина не сулила никакой поживы, и все ограничилось несколькими выстрелами в мою сторону. Неподалеку от нас стояли марокканские части. По тревоге подняты были две роты верблюдов. Но одной пулеметной очереди хватило, чтоб рассеять нападавших. Когда все было позади, вспомнили про сейф. Тут выясняется, что он открыт. Естественно, пустой. Никаких следов взлома, замок цел. Подозрение пало на меня, поскольку я неотлучно находился в кабине.
Следователь. И вы утверждаете, что это подозрение безосновательно.
Арестованный. Совершенно безосновательно. Как и бездоказательно. Как я мог проникнуть в сейф, если шифр знал только медсэншеф? Следствие толком не проводилось, в касте военных царит круговая порука.
Следователь. Как вы объясняете исчезновение денег?
Арестованный. Их там не было. Ни денег, ни бумаг.
Следователь. Вы хотите сказать, что сейф был с самого начала пуст?
Арестованный. Нет, пуст он не был. За несколько дней до этого в госпиталь под конвоем, в браслетах, доставили больного. Это был курьер султана Аль Атраша. Его ранили в перестрелке. Несмотря на то что у дверей дежурила охрана, он сумел улизнуть. Медсэншеф сам же и организовал побег. Могу себе представить, сколько ему заплатили, не говоря о двухстах тысячах франков. Ради этого было инсценировано нападение на госпиталь. Нападавшие вполне могли быть арабы, синие платки заменяли им маски. В суматохе о пленнике позабыли. Медсэншеф спрятал его в сейфе, который приказал мне вывести.
Следователь. И кто-то знавший код потом незаметно выпустил его?
Арестованный. Теоретически это было возможно, потому что от верблюдов стояла пыль. Но зачем? В бельгийском банковском сейфе дверь сконструирована по образцу иссю де секур[64]. Снаружи без набора не открыть, а изнутри открывается обыкновенным нажатием, просто никто никогда не пробовал.
– Родь, ну чего ты… Родь… – по-сучьи заскулила она, прижав к себе щенка по кличке Борька, уткнувшегося мордой ей в живот. – А, Родь…
Она смотрела, как муж, широко поставив ноги, брился. Кончив, натянул брюки и рубаху, в которой приехал – Марфа уже успела постирать и погладить ее.
– Родь… съешь чего-нибудь…
Знать, и к ним наведалось – то, что гуляло с косой по дачным лужайкам. Полуденный косец.
Костя надел шоферскую куртку, нагло не застегивая рубахи под ней – как будто собирался ехать с откинутым кожухом мотора.
– Случилось чего? – равнодушно спросил он, пока сторож на выезде отпускал веревку, заменявшую шлагбаум.
– Много будешь знать, скоро помрешь.
В армии шофер «без лести предан» тому, кого возит. А Костю сколько ни корми – Иуда-предатель. Другой хоть своим автомобилем гордится, часами протирает: капот, двери, крылья, радиатор. Подышит – и платочком, как богемское стекло. А этот, как с чужой скотиной, обходится.
С помертвелым животом, с каким едут в последний раз в прежней должности, ехал Родион Родионович в студию на Воробьевых Горах. Сколько ехать (не в переполненном вагоне и не на телеге), ровно столько продлится комфорт последнего пути. А потом он будет взят могилой (здесь – под стражу). И что после этого делают со всеми, будут делать и с ним. Что лучше: загробная жизнь, или чтоб ничего не было после смерти? На выбор. Одно короткое движение, короче отрицательной частицы не, и не будет ничего. Какой-то дамочке сказали: «Два пальца ниже соска», и она попала себе в коленку. Может, Люська права, надо было поесть на дорожку? Тошнит. Засунуть поглубже в рот и до того, как вырвет, спустить курок. Почувствовал, как что-то со страшною силою ударило его по затылку – откуда Чехову знать, хоть и врач, что он почувствовал? Пора перечитать «Дачного мужа». В висок? В середину лба?
«“Приезжайте скорей, сами увидите”. Что увижу – полутруп? Один полутруп увидит другой полутруп – а если обе половинки сложить? А если половинки непарные…»
– Домой.
Костя кивнул.
Выходя из машины, Родион Родионович зачем-то сказал:
– Подождешь меня.
Хлопок дверцы с восклицательным знаком.
Лифтерша встретила его словами:
– Вами интересовались. Я сказала, что вы на дачу поехали, – она была в валенках с отрезанными голенищами: летом не топили, в подъезде в самую жару приятная прохлада. Ну, у нее стыли ноги, особенно ночью. Переданную ему записку Родион Родионович читать не стал, а куда-то сунул, в какой-то карман. В записке было: «Дурак вы, ваше благородие. Езжайте туда, откуда приехали».