Зрение туманится, тело понемногу теряет чувствительность от холода, и только голова разламывается от боли. С другой стороны, старую истину никто не отменял: если голова болит, значит, она есть. Вижу, как паук снова и снова пытается проломить призрачный заслон и добраться до меня, но всякий раз отступает, чтобы восстановить частично рассыпавшиеся конечности. Вот только преграда дрожит, и мне ясно, что времени у меня не так много.
И вдруг мне кажется, будто я что-то слышу. Слабое, глухое звучание. Кажется? Может, мое гибнущее сознание галлюцинирует, порождает слуховые образы как символ надежды в этой отчаянной ситуации? Но нет, звучание делается мощнее, будто к нам приближается духовой оркестр, а следом за ним – и симфонический. И все это слышу не только я. Паук трясет головой и пятится, словно испытывает от этих звуков физическую боль. Но потом, будто устыдившись своей слабости, остервенело кидается на стену серой хмари, и она рассыпается под его бешеным натиском. Паук тоже пострадал – три его конечности буквально распались, но его это не останавливает – зазубренные жвала щелкают уже в непосредственной близости от меня.
Однако в этот самый момент симфония города начинает звучать если не на полную мощь, то очень близко к ней. На пути песчаного чудовища один за другим встают туманные образы из моего сознания. Встают и распадаются. Один, второй, третий… А на четвертом я выхватываю вновь нагревшуюся восковую руку с оттопыренным средним пальцем, выставляю перед собой, как щит, и в тот же миг передо мной возникает изображение гигантского зеркала, в котором сначала отражаюсь я, затем – лиловатая реальность Изнанки, а затем сверкающий на солнце шпиль Петропавловского собора из физической реальности. Рвусь к нему всем своим существом, а все тело пронзает боль от прикосновения когтя песчаного паука.
Но через секунду все исчезает – серая ледяная хмарь Подызнанки, здоровенная туша паука, – и меня, будто за шиворот, выдергивает в обычный мир… Выдергивает и швыряет в самую середину русла Невы. Холодная, в общем-то, вода, после места, откуда я только что сбежал, кажется парным молоком. Но я весь – сплошная боль и слабость. Ошеломленный, погружаюсь с головой и хлебаю воды. Невероятным усилием выныриваю, кашляю, в панике молочу руками по воде, но тело кажется тяжелым, будто свинцовая чушка, и тянет меня ко дну. Пытаюсь сопротивляться, но кончаются даже те силы, которые придало мне отчаяние, и поэтому погружаюсь снова.
Как глупо – банально утонуть после всего, что я пережил, и адского места, из которого вырвался! Из зеленой глубины видится желтый шар солнца. Похоже, это последнее, что я увижу в жизни.
Но нет – солнце закрывает большая вытянутая тень, чьи-то крепкие руки хватают меня за воротник, тянут наверх, к воздуху. И когда я вторично пронзаю головой водную гладь, а в уши мои битовым ритмом врывается звучание города, людей, что вытащили меня, мое собственное, я понимаю, что спасен. И сознание пользуется удобным моментом, чтобы сбежать. Все погружается в темноту.
Глава 17Денис. Хирург
Санкт-Петербург. 22 июня 2017 года
Редкое за последнее время утро, когда я не чувствовал себя узником в пыточной камере. Ковен заключил со мной договор по поводу целителя. Одна из невидимых ведьм, та, что с целительскими способностями, даже провела в качестве аванса небольшую реанимационную процедуру, благодаря которой я относительно спокойно проспал всю ночь в своей кровати. Мне, впрочем, сказали, что это ненадолго, и только если я успешно выполню свою работу, их лучший целитель «сделает все как надо» и, возможно, решит мою проблему раз и навсегда. Их бы устами да мед пить, как говорится…
Так что сегодня за завтраком я был непривычно улыбчив и разговорчив. Ладу, которая поначалу с тревогой высматривала во мне признаки вчерашней немочи, это успокоило и порадовало. И к ней вернулось ее прежнее беззаботное состояние.
– Как продвигаются поиски работы? – спросил я.
– О, я как раз в процессе! – просияла Лада. – У меня появилась гениальная идея!
За эти дни я успел достаточно изучить свою двоюродную сестру и ее звучание. Сейчас зеленая струна воли и смелости вместе с оранжевой креатива и лиловой авантюризма заставили меня слегка напрячься.
– И какая же?
– Хирург! – выпалила Лада с торжествующим видом студентки, ухитрившейся сдать на отлично высшую математику.
Ребушки-воробушки! Желудок заледенел, будто я проглотил маленький айсберг. Первые три ответа, просившиеся на язык, я проглотил. Озвучил только четвертый:
– С ума сошла?! Думать забудь!
– Но Дэн! – отчаянием зазвучал как ее голос, так и белая струна. – Это мой шанс, понимаешь?! Хирург сейчас на слуху, надо ловить момент. Если я раскручу это дело…
– То получишь хороший шанс стать одной из его жертв, – мрачно закончил за нее я.
– Но я буду осторожна!
Набрав в грудь воздуха, чтобы рявкнуть «Нет, и точка!», я по ее зеленой струне воли, звучавшей в тональности крайнего упрямства, понял, что она все равно будет копать это дело, даже если для вида согласится со мной. Остро захотелось выругаться. Опять, что ли, на струны воздействовать? Моя нелюдимость оказала мне плохую услугу: будучи постоянно один, я разучился нормально общаться с людьми (если вообще когда-либо умел) и, в случае возникновения противоречий, способен решить их только одним способом – душевного насилия через струны. Путь наименьшего сопротивления.
Он же – скользкая и кривая дорожка. Зашибись просто! И что делать? Манипулировать струнами близкого человека – плохо, а пустить все на самотек нельзя: эта история с Хирургом просто смертельно опасна. И уговаривать ее мне некогда – слишком много навалилось проблем, которые требовали оперативного решения. Беспокоиться в процессе еще и о безопасности моей взбалмошной кузины – это будет уже перебор. И все же сама мысль, чтобы вот так бесцеремонно воздействовать на Ладу, вызывала у меня инстинктивный протест… Попробуем все же другой путь… Хотя бы отчасти другой.
– Давай так, – осторожно произнес я. – Подожди три дня. Добуду я тебе эксклюзив, который у тебя в любом желтом издании с руками оторвут. А может, и не только в желтом.
– Ты? – Она недоверчиво посмотрела на меня. – Как?
– Есть у меня способы, – ответил я, слегка касаясь ее голубой струны доверия, чтобы убрать лишние сомнения. – Обещаю тебе – останешься довольна. А ты до тех пор пообещай не лезть в дело Хирурга. Ну как, по рукам?
Повисла небольшая пауза, а потом Лада решительно тряхнула головой:
– По рукам!
И тут я коснулся ее аквамариновой струны честности. Теперь это свое обещание она нарушить не сможет, даже если очень захочет. Минимальное необходимое воздействие. А главное – сугубо локальное.
Хмурое и недовольное выражение лица Александры – пожалуй, самое частое из тех, что я у нее наблюдаю последнее время. Конечно, понятно, что подопечный ей попался, мягко говоря, не сахар, ну так от меня и отдача – будь здоров. Пусть-ка попробует сказать, что это не так! Да, недавно я прибег к не очень красивому приему и некоторую дозу осуждения, наверное, заслужил. Но молчаливый кивок в ответ на мое приветствие – это уже чересчур.
– Саша, только вот не надо смотреть на меня как на врага народа, ладно? Вам же лучше будет, если я к этому делу подключусь!
– Знаешь, сколько раз я думала, что лучше было бы, если б ты никогда здесь не появлялся?
Я хмыкнул:
– Ну, спасибо! Я, вообще-то, не просил меня вербовать. И даже спасать не просил. Оставили бы подыхать там, на Марсовом поле, и сейчас наслаждались бы жизнью. Впрочем, еще не поздно. Скажи своему целителю больше меня не реанимировать, и проблема решится сама собой.
Она скривилась:
– А теперь ты из меня делаешь врага народа. Если бы я или мое руководство захотели, ты давно бы уже исчез. Тебя, собственно, и так нет.
Ого! Интересная фразочка!
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего, проехали. Хотел узнать о жертвах Хирурга? Что же, пошли.
Ладно, проехали так проехали. С Александрой где сядешь, там и слезешь – выпытывать бесполезно. Скажет, когда сама созреет… или никогда. Не иголки же ей, в самом деле, под ногти загонять!
Морг судебно-медицинской экспертизы при ФСБ разительно отличался от обычного муниципального, в котором мы с Александрой побывали недавно. В первую очередь – порядком и мерами безопасности. По пути моей кураторше пришлось несколько раз прикладывать пропуск к электронным турникетам и пару раз предъявлять охранникам подписанное руководством разрешение о допуске в режимную зону консультанта. Меня то есть.
Наконец мы оказались в святая святых, и перед нами выдвинули три морозильника с изувеченными телами внутри. Надо сказать, убийца вполне заслужил свое прозвище. Зрелище, конечно, удовольствия не доставляло, но вивисектор сработал аккуратно, выпотрошив свои жертвы ровно настолько, насколько это ему требовалось, чтобы удалить все необходимое – язык, сердце, легкие. Интересно, для чего? Торговля органами? А руна на лбу? А места Силы, в которых находят трупы? Это зачем? Для отвода глаз, чтобы замаскировать истинные мотивы? Может, и так, но мне почему-то в это не верилось – слишком много творилось вокруг мистики самого неприятного толка.
Руна на лбу убитых, кстати, довольно интересная и повторяется вплоть до мельчайших деталей. Не могу назвать себя экспертом, но… Я достал блокнот и зарисовал этот знак самым тщательным образом, чтобы потом поискать в сети: если только убийца намеренно не наводил мистическую тень на плетень, этот знак мог оказаться следом.
Жаль все-таки, что мертвые молчат. Во всех смыслах. Даже остаточного звучания нет. И я не могу сказать о них ничего сверх того, что уже известно ФСБ. Хотелось бы знать закономерность, по которой Хирург их выбрал. Что у них общего? Что такого особенного? Досье я пока не читал, а по внешности… Мужчина под пятьдесят, шестнадцатилетний подросток и женщина лет тридцати. Первый был работягой, если судить по его мозолистым рукам. Женщина выглядела холеной. Значит, либо домохозяйка с обеспеченным мужем, либо офисный руководитель. У подростка давний шрам на щеке, не исключено, что от ножа, и куча татуировок. Типичный «плохой мальчик». Очень разные… А способности? Кто же теперь скажет? В папке, переданной мне верхушкой ковена, они не значились т