— Как-то проговорился, — задумчиво ответил Фегелейн. — Меня смущает только одно: на большую глубину мулов не заведёшь, а у берега вода чистая, как в стакане. Песчаное дно словно на ладони. Спрятать клад в такой прозрачной воде — всё равно что оставить на берегу. Может, мулов попросту приводили на водопой? А золото где-нибудь в корнях гигантского дерева? Здесь такое вполне возможно.
— Видел я похожее дерево недалеко! — тут же подхватил свежеиспечённую мысль Удо. — Корни, как столбы, а между ними лошадь проскачет, не то что мул. Но это ещё на том берегу было.
Мрачно вздохнув, Фегелейн окинул моряка саркастическим взглядом и прошёл немного вдоль озера. Берег здесь и впрямь был свободен от зарослей, с тонкой полоской принесённого водопадом песка, за которым простиралась безмятежная и чистая вода. На поверхности изредка показывалась любопытная мордочка выдры или с шумом ныряла за рыбой птица, и ничто не говорило о том, что это место полно опасностей, которыми обычно кишит сельва. Если не оглядываться на возвышающуюся за спиной стену деревьев, то легко можно представить, что стоишь на берегу тихого деревенского пруда. Даже дышалось здесь легко, словно вся влажность, пропитавшая насквозь воздух, тоже осталась там, позади, в джунглях. Неподалёку на берег из зарослей кустов вышли Шмидт и Пёшель. Бросив в сторону Фегелейна беглый взгляд, они прошли в направлении водопада, затем, огибая неглубокую, вымытую течением лагуну, снова исчезли среди деревьев. Фегелейн ещё раз склонился над следом копыта и потрогал отпечаток пальцем.
— След глубокий, — произнёс он, ни к кому не обращаясь.
— Значит, шли с грузом! — тут же поспешил продемонстрировать сообразительность Удо.
— Точно не скажешь, — осадил его Фегелейн. — Песок очень мягкий. Наши следы тоже глубокие.
— Тогда имеет смысл сравнить эти следы с теми, что выходят из озера, — произнёс Клим.
— Ты эту мысль снял у меня с языка! — возмутился Удо. — То же самое хотел предложить и я. Сравнить следы, входящие в воду, с теми, что дальше на берегу! Если золото оставили в озере, то это сразу станет ясно по глубине следов! Понятно и бестолковому…
Кого имел в виду Удо, так и осталось загадкой, потому что совсем рядом, сливаясь в очередь, прогремела серия пистолетных выстрелов, и моряк, прервавшись на полуслове, рухнул, растянувшись на песке. Клим упал рядом и, откатившись, спрятался за куцым кустом, взяв на прицел лагуну, откуда донеслись выстрелы.
— Это «Вальтер» Шмидта, — тихо произнёс занявший позицию за поваленным деревом у воды Фегелейн. — Вилли, следи за тылом, Удо, твой правый сектор, мой берег.
— Дикари, — прошептал Удо.
— Может быть, — согласился Фегелейн.
— Они прикончили Шмидта и Пёшеля.
— Замолчи, — зашипел на него Клим, прислушиваясь.
Ему показалось, что из его сектора доносится шорох раздвигаемых веток. Затем шорох перерос в треск, и на берег с автоматом в руках выбежал водитель Франц, за ним через секунду — Айземанн. Облегчённо выдохнув, Клим убрал палец с курка и опустил карабин.
— Кто стрелял?! — выкрикнул эсэсовец.
— Шмидт, — ответил Фегелейн и, указав вдоль берега, добавил: — он там.
— Вы, трое, заходите вдоль озера, — мгновенно оценил обстановку Айземанн. — Герман, а мы обойдём с тыла.
Не успел он снова скрыться в листве, как неожиданно на отмель рядом с лагуной неторопливо вышел Ганс и, разглядев на берегу Фегелейна, поманил рукой.
— Он живой? — удивился Айземанн и негромко крикнул: — Где Шмидт?!
— Идите сюда! — позвал Ганс.
— Я же приказал не шуметь! — бросился к нему эсэсовец. — Кто и в кого стрелял?
— Сейчас увидите, — Ганс дождался, когда подойдут все остальные, и нырнул в проём в кустах. — Вы бы тоже начали стрелять.
Айземанн подозрительно взглянул ему в спину и нырнул следом. Первым Клим увидел Пёшеля. Немец повернул к нему бледное лицо и, ничего не говоря, отошёл в сторону. Дальше на небольшой поляне с короткой травой, едва скрывавшей ботинки, стоял Шмидт с неизменным «Вальтером» в руках. По взволнованным, но ещё не потрясённым лицам, Шмидт, догадавшись, что закрывает обзор, сделал широкий шаг в сторону и, словно срывая прикрывающую сцену штору, дабы дать зрителям увидеть всю картину целиком, потянул на себя густую разлапистую ветку. Спрятанная среди зарослей и выходящая из озера мелкая лагуна уже через десяток шагов превращалась в заболоченную пойму, в свою очередь, заканчивающуюся выложенным из камней гротом. Искусно подогнанные друг к другу камни образовывали невысокую сферу с широким входом. Вход в тесную пещеру украшали гроздья цветов, бананов и белые черепа людей. Наполовину выбравшись из каменного мешка, лежала огромная коричневая змея с чёрными пятнами вдоль тела. Её кожа мелко подрагивала в конвульсиях от головы к хвосту, вдоль всего гигантского многометрового туловища, отчего казалось, что электрические волны бегут по коже и теряются в темноте, заставляя это чудовище жить и двигаться. Лишь огромная голова с ещё сочащимися бурой слизью пулевыми отверстиями лежала неподвижно и спокойно, словно отдельно от ещё цепляющегося за жизнь тела.
— У неё голова короля быков, — неожиданно нарушил повисшее молчание Франц.
На него посмотрели с недоумением, как на человека, сморозившего непроходимую глупость. Тогда Франц поспешил объяснить:
— У нас с отцом на ферме жил бык-чемпион, так его голова была меньше. Но, как мы его ни откармливали, приз короля Тироля он так и не взял.
Франц окончательно смутился и, потупившись, пожал плечами:
— Может, если бы не война…
Айземанн презрительно хмыкнул и покачал головой, затем, отвернувшись, ткнул лезвием мачете в приоткрытый рот змеи и тут же отошёл.
— У этого быка шесть рядов зубов. Ты её убил?
— Кажется, да, — неуверенно ответил Шмидт. — Ну то есть, конечно, убил, не могла же она выжить! Я выпустил ей в голову всё, что было в обойме.
— У тебя хорошая реакция, — похвалил Айземанн. — Обычно эти гады быстрее нас, людей.
— Она лежала, не шелохнувшись, — возразил Шмидт. — Пёшель едва на неё не наступил.
Фегелейн достал фонарь и посветил внутрь пещеры.
— Не удивительно, учитывая её набитое брюхо. Пёшелю уже там места не было.
— Я видел много анаконд, но это что-то! — Айземанн тоже заглянул в грот. — Было бы любопытно её измерить. Хотя и так видно, что не меньше десятка метров.
— Ей здесь построили неплохое жилище, — заметил Фегелейн. — И кормить не забывали.
— Дикари? — спросил Удо.
— Герман, я понял, куда ты клонишь, — задумался Айземанн. — Все эти черепа, цветы… Это их святыня. Место поклонения и принесения жертв. Змея — божество.
— И Борман вторгся на её территорию, — сделал вывод Фегелейн.
— Потому на них и напали, — тихо произнёс Удо. — А сейчас мы её убили. И что теперь будет с нами? Я не дам срезать себе физиономию. Уж лучше на корм пираньям.
— Так, с меня хватит! — выкрикнул Шмидт. — Мы немедленно уходим!
— Без золота никто никуда не уйдёт! — мрачно возразил Айземанн.
— И закончим как Борман.
— А как он закончил? — изобразив удивление, спросил Айземанн. — Кто-нибудь его видел?
— Плохо закончил, — ответил Шмидт. — Теперь я уже в этом не сомневаюсь. Скоро на выстрелы снова сбегутся туземцы, и всё повторится теперь уже с нами.
— Успеем, — невозмутимо ответил Айземанн. — До темноты успеем, а днём им нас не взять.
Рассеянно прислушивавшийся к их спору Фегелейн продолжал светить в грот фонариком и вдруг, указывая на мачете, протянул к Айземанну руку.
— Дай.
— Что такое? — удивился эсэсовец.
— Посмотри на её брюхо, — Фегелейн остановил луч на вздувшихся выступах в центре туловища и делавших анаконду схожей с верблюдом. — Формы ничего не напоминают? Прояви воображение: вот этот изгиб протяни к следующему и догадайся, на что похож следующий бугор.
— Ты хочешь сказать… — произнёс Айземанн, указывая на изгибы тела змеи остриём мачете.
— В брюхе человек.
Отдав Айземанну фонарь и ткнув пару раз лезвием в неподвижную голову, Фегелейн осторожно переступил холодно поблёскивающее тело гигантской рептилии, потом, пригнувшись, заглянул в грот. Осторожно поставив ногу между кольцами анаконды, он ещё раз присмотрелся к выпуклостям тела, затем, как расчётливый мясник, провёл вдоль туловища остриём лезвия.
— Это наверняка плечо, — прошептал он, указав на одну из выпуклостей. — А дальше выпирает голова. Свети мне под руки.
Нацелившись в чёрное пятно рядом с рельефно выпирающей вершиной, Фегелейн сжал двумя руками рукоятку и всем телом навалился на мачете. Вначяале прочная кожа лишь слегка прогнулась под лезвием, но после недолгого сопротивления внезапно с шипением разошлась, и в лицо Фегелейну со свистом ударила струя газа.
— Вилли, помоги, — подавив приступ тошноты, Герман закрыл ладонью рот и, согнувшись под низким сводом, посторонился. — Держи, — он отдал Климу мачете и всунул пальцы в образовавшийся разрез. — Режь вдоль тела.
Фегелейн оттягивал кожу, а Клим принялся орудовать лезвием, расширяя отверстие и обнажая внутренности. Неожиданно из разреза показалась босая человеческая ступня, покрытая тягучей слизью. Тяжело хватая ртом выходящий из тела змеи смрадный воздух, Фегелейн, скривившись, угрюмо заметил:
— А говорили, что анаконда не нападает на человека.
— Обычно уползает, — подтвердил Айземанн. — Но эту, похоже, на людей прикормили. Бедняге не позавидуешь, хотя он должен понимать, что божество не может питаться крысами и кроликами. Эй, помогите им! — подтолкнул он к гроту Ганса и Пёшеля. — Придётся вам побыть акушерами и вытащить его из брюха. Герман, дай им накинуть на ногу верёвку.
Сменяя друг друга, Клим с Фегелейном вспороли анаконду от брюха до хвоста, и уже ничего не скрывало скользкое, сплошь обтянутое кровавой слизью человеческое тело. Пёшель с Гансом вытащили тело из грота на поляну и отошли, предоставляя дальше обследовать его Шмидту и Айземанну. Айземанн смахнул ножом с чёрного лица остатки змеиных внутренностей, затем уверенно произнёс: