Дождавшись, когда Клим выполнит команду, Ганс промурлыкал довольным котом:
— Вот и хорошо… а теперь отдай карабин мне.
Убрав руку с шеи Клима, Ганс потянулся за карабином.
— Хороший Вилли, послушный Вилли.
— Хватит паясничать! — прикрикнул Шмидт. — Кончай его.
— Как скажешь, босс! — щёлкнул предохранителем Ганс.
— Да не шуми, идиот! — раздражаясь на бестолковость подчинённого, заскрипел зубами Шмидт.
— А-а… — понимающе прогнусавил Ганс.
Он воткнул за ремень «Парабеллум» и потянулся к ножнам. Второго шанса Клим ждать не стал. Выскользнув из рук немца, он, извернувшись ужом, рухнул в траву, в падении разрывая на куртке пуговицы. Выхватив из нагрудного кармана крохотный ТК, Клим успел увидеть ошеломлённые глаза Ганса, его перекошенный рот и нажал на курок. Негромкий выстрел прозвучал как треск сухой ветки. Немец удивлённо посмотрел на неожиданно резанувший болью живот и бросился в кусты. Клим вскочил, но Ганса уже не было. Зато он заметил, где мгновение назад скрылись в зарослях Шмидт с Пёшелем. Он стрелял им вдогонку, пока вместо выстрела не лязгнул затвор. Клим поменял обойму, снова прицелился, затем, осознав бесполезность дальнейшей стрельбы, тяжело выдохнул и устало сел в траву. Руки его подрагивали. Он отчётливо продолжал ощущать сжимающую руку на шее, словно Ганс всё ещё стоял у него за спиной. Клим не раз видел, как доведённый до белого каления своими подопечными дьяволятами Данил Иванович затягивался папиросой и неожиданно успокаивался. Сейчас бы и он затянулся пробирающим лёгкие дымом. Клим вдруг понял, что так близко к красной черте невозврата он ещё не приближался никогда. Пожалуй, так явно близость костлявой руки он не ощущал даже, когда над головой взрывались глубинные бомбы. Там это было как-то далеко, за стальной стеной прочного корпуса, и в душе верилось, что пронесёт, но когда в спину давит ствол, и представляешь сжимающий курок палец, всё чувствуется иначе.
Кто-то шёл сквозь заросли, обходя его по кругу. Спрятав ТК, Клим тут же растянулся в траве, ведя вдоль траектории идущего ствол карабина. На поляну выглянул Удо. Моряк, в свою очередь, осторожно повёл стволом автомата, затем вышел и тихо позвал:
— Вилли, ты здесь?
— Здесь, — устало отозвался Клим.
— Это ты стрелял?
— Я.
— Где они?
— Кто?
— Туземцы.
— Не знаю.
— В кого же ты стрелял?
Клим встал, поднял карабин и, заметив на поясе Удо флягу, протянул руку:
— Дай хлебнуть.
— Тебе не понравится, — потянулся к ремню Удо. — У меня там спирт ещё с лодки. Нам выдавали для протирки оптики.
— Пойдёт, — махнул рукой Клим, вспомнив, что он уже пил из этой фляги.
Сделав глоток, Клим почувствовал, как в мозг вонзилось раскалённое жало. Встряхнувшись, он начал приходить в себя. Поискав взглядом, чем сбить во рту огонь, но не обнаружив ничего подходящего, Клим сорвал с ближайшего куста мокрые разбухшие листья и начал жевать, медленно и задумчиво.
— Так в кого стрелял? — отобрал флягу Удо. — В обезьян?
— Угу, — промычал Клим, чувствуя, что самообладание вернулось окончательно. — В Шмидта.
Моряк удивлённо посмотрел ему в лицо и, удостоверившись, что это не шутка, спросил:
— Убил?
— Не знаю. Он с помощниками сбежал.
— Ничего удивительного, что они сбежали. Этого следовало ожидать, — кивнул Удо, остановив взгляд на перевёрнутых рюкзаках. — А я поначалу подумал, что появились дикари, или нашли ещё одну змею. Давно было понятно, что Шмидт сбежит, так что я совсем не удивлён. Айземанну это не понравится. Только бы он не устроил погоню, а то сил у меня не осталось даже на загородную прогулку.
На поляне появились Франц с Айземанном, и Удо недовольно прошептал:
— Вспомни, и оно тут же всплывёт.
— Что случилось на этот раз? — недовольно спросил эсэсовец.
Клим с Удо переглянулись, и первым ответил моряк:
— Шмидт сбежал. А стрелял Вилли.
— Убил?
— Не знаю, — повторил Клим. — Ганса, кажется, подстрелил.
— Крысы всё-таки ускользнули! Готовил я им мышеловку, но в чём — в чём, а в чутье Хоффману не откажешь. Что же ты стреляешь, как слепой крот — столько шума, а никого не убил?
Айземанн обошёл по кругу поляну, потрогал пальцем пятна крови на листьях, присел над разбросанными консервными банками и, играючи подбросив одну из них, произнёс:
— Вовремя спугнул. Да и Ганса ты, похоже, всё-таки убил.
— Только ранил, — возразил Клим. — Я видел.
— Тут это равноценно. Вспомни Каспара. А вот я теперь жалею, что затянул с Хоффманом, хотя его побег уже ничего не меняет.
— Если бы не ты, его бы прикончил я, — на поляне появился Фегелейн. — От Шмидта я постоянно ждал ножа в спину.
— Он такой же Шмидт, как я Борман, — ответил Айземанн. — Оберштурмбаннфюрер Хоффман, если ты не знал.
— Конечно, знал. Что теперь будем делать?
— Искать золото. Если Хоффман доберётся в Мар-дель-Плата, то скоро на это озеро высадится целый десант с кирками и лопатами.
— Скорее здесь понадобятся акваланги, — возразил Фегелейн.
Айземанн внимательно посмотрел ему в лицо:
— Что-то нашёл?
— Хочу, чтобы ты посмотрел следы. Я отыскал, где они затаскивали груз в озеро. Мулов разгрузили на берегу, но потом всё перенесли на руках в воду. Следы от ящиков засыпали песком, однако на солнце ещё видны борозды. Под водопадом дно глубже и вода всегда мутная. Золото, скорее всего, там.
Фегелейн ещё говорил, когда Клим внезапно заметил, что ни с того ни с сего на груди Германа расцвела красная роза. Только что цветка не было, и вдруг он появился аккурат на лацкане его левого кармана. Через мгновение розовый пушистый цветок заметил и Айземанн. Реакция его была молниеносной. Кулаком, как тараном, он сбил Фегелейна с ног и рухнул, покатившись в траве, а ещё через миг оттуда прозвучал выстрел. Раскидистые кусты папоротника напротив Клима затрещали, и к ногам Франца вывалился щуплый туземец с зелёной, как у ящерицы, кожей. А дальше началось! Со всех сторон на поляну полетели короткие копья и шипы с цветами. Увернувшись от летевшего в лицо дротика, Клим заметил руку, его швырнувшую. Туземец прятался за деревом, и, не видя его, Клим выстрелил наугад. Тяжёлая пуля карабина взорвала кору разлетевшейся щепой, и по тому, как судорожно закачались ветки, он понял, что всё-таки попал. Рядом, встав на колено, из автомата поливал джунгли Удо. Ему вторил Франц. Не целясь, с перекошенным лицом и широко распахнутым в крике ртом, водитель стрелял по кругу, в клубах порохового дыма и салюта из разлетающихся веером гильз. Когда в его плечо вонзилась длинная игла с цветком на конце, он удивлённо замер. Через секунду ещё один шип впился в шею за ухом. Тогда Франц вскочил и, вырвав из тела иглы, бросился в центр поляны, откуда отстреливались Айземанн и Фегелейн. Климу показалось, что он заметил ещё одного мелькнувшего в листве туземца, но стоило ему вскинуть карабин, как с противоположной стороны на него вылетел целый град копий. Бросали их слабо, и увернуться не составило труда. Он распластался в траве, затем, извиваясь, пополз к рюкзакам. Внезапно показалось, что в икру левой ноги укусила пчела. Клим поднял голову и увидел торчавший из ноги шип. Изогнувшись, он выдернул цветок, а затем заметил туземца. Тот прятался в листьях над головой в кроне дерева и, приложив ко рту бамбуковую трубку, снова целился в Клима. Перекатившись на спину, Клим поднял ствол, но выстрелить не успел. Заметив, что обнаружен, туземец выпрыгнул из ветвей и упал рядом, занеся в вытянутых над головой руках костяной нож. Отбить этот удар тоже не составило труда. Климу показалось, что он борется с ребёнком. Слабое тело извивалось, пытаясь юркнуть в кусты, и единственное, что не позволяло с ним покончить, — скользкая зелёная смазка на коже. Как ни пытался Клим схватить туземца за руки или ноги, тот выскальзывал, словно извивающаяся в руках рыба. Тогда он вскочил и, перехватив карабин за ствол, обрушил приклад на покрытую слипшимися волосами голову. И в ту же секунду на его спину словно обрушился пчелиный рой. От затылка до пояса в кожу вонзились десятки раскалённых жал, отозвавшихся в спине жгучим огнём.
— Отходим к озеру! — закричал Айземанн. — Всем на берег! Удо, прикрой отход!
Клим и сам понимал, что нужно выбираться из этих зарослей, где невидимые туземцы были как тени в тёмной комнате. Но неожиданно он обнаружил, что его левая нога превратилась в деревянную колоду. Он её чувствовал, но ни согнуть, ни ступить уже не получалось. Опираясь на карабин и волоча ногу, Клим бросился на голос Айземанна и вдруг увидел Франца. Водитель лежал, свернувшись эмбрионом, а из его рта сочилась пена. Из бедра торчал дротик, автомат лежал под рукой, но рука безвольно елозила по стволу и никак не могла взять оружие. Франц смотрел Климу в глаза застывшим взглядом, и на его лице застыл ужас. Он попытался протянуть руку, но смог только вяло пошевелить пальцами. А потом Клим почувствовал, как земля вдруг качнулась. Деревья поплыли и завертелись в бешеном хороводе, к горлу подкатила тошнота, ноги подкосились, и он рухнул на вытоптанную траву, где уже затих убитый им туземец. Странное чувство… голова работала отчётливо, он всё видел, и даже продолжал ощущать запах пороховых газов ещё дымившегося ствола автомата Франца, но словно наблюдал за всем со стороны. Тело онемело, его облепили миллиарды невидимых насекомых, кожа горела от их укусов, чувства вопили, требуя их смахнуть, но Клим ничего не мог сделать.
А потом появились они. Зелёные тела обступили, склонились, протянулась тонкая рука и, взяв за подбородок, повернула его голову на бок. Клим хотел лягнуть туземца ногой, но не смог. Его подтащили к дереву и, приподняв, прислонили к стволу спиной. Ещё одна рука протянулась к его рту и провела ладонью от уха до уха. Тогда Клим догадался, что его рот, как и рот Франца, извергает пену. Зато теперь он мог видеть всю поляну целиком. А она была сплошь усеяна туземцами. Фегелейн лежал уже связанный лианами, но с Айземанном у туземцев не получалось так легко справиться. Утыканный иглами, Айземанн хрипел и пытался дотянуться до обступивших его ног. Туземцы расступались, отходили и терпеливо ждали. Затем эсэсовец сумел перевернуться на живот и даже немного отползти, но вскоре замер, и его снова взяли в плотное кольцо. Тогда Айземанн сделал последний рывок и поймал ближайшую подвернувшуюся ногу. Клим услышал, как туземец закричал и, дёргая всем телом, силился вырваться и даже перевернул Айземанна на спину. Ему на помощь бросились сородичи, разжимая пальцы противника, колотя по ним палками, и вскоре Айземанн сдался. Теперь он лежал и беспомощно пускал пузыри. Всё ещё с опаской над его лицом склонился один из туземцев, и Клим увидел, что тот так же, как и ему, вытер эсэсовцу рот. Но Айземанн не был бы собой, если бы не попытался укусить. А дальше в рядах дикарей произошло замешательство. Разволновавшись, они пританцовывали, хлопали себя по ногам и явно кого-то звали. Неподвижный и парализованный, Клим сидел, опираясь спиной о ствол, и, будто со стороны, смотрел страшное кино. Тот, кого призывали, вскоре появился, чтобы внести в жуткую сцену свою долю драматизма. Он оказался немного крупнее остальных, так же измазан зелёным соком, но его лицо скрывала деревянная маска с узкими прорезями для глаз и разукрашенная бурыми узорами засохшей крови. В руке туземец сжимал короткую толстую палку с привязанным заострённым камнем. Склонившись над Айземанном, маска приподняла ему верхнюю губу, затем полезла пальцами в рот. Вцепившись в челюсть, она раскачивала Айземанну голову, но извлечь так заинтересовавшие её обладателя железные зубы никак не получалось. Распаляясь, туземец топтался у Айземанна на груди, повизгивал, выкрикивал боевой