о набирал силу. Но, кажется, они ещё не определились с жертвой. Дикарь с осколком раковины изучающе смотрел в глаза Климу, затем перевёл взгляд на Фегелейна. Он обошёл его по кругу и, не прекращая гнусавить общий мотив, как бритвой распорол брюки на правой ноге. Клим был уверен, что Фегелейн всё чувствует, но тот даже не открыл глаза.
— Не бойся, Вилли, — произнёс он вдруг. — Я знаю, всё произойдёт тихо и безболезненно, как избавление.
Неожиданно над поляной прокатился крик. Клим воспринял его как команду к началу пиршества, но дикарь с раковиной вдруг замер. Вмиг затихло племя, и теперь завывала лишь маска. Хотя Клим обратил внимание, что сейчас туземец был уже без маски. Он сбросил её и, как мог, изо всех сил прижимал к уху часы. Его глаза округлились, потом он заревел долго и тоскливо. Клим не мог поверить, но сомнений не было — дикарь рыдал. Он дул на часы, качал их на ладонях, опять слушал и голосил, постепенно переходя на вой. Неожиданно начало рыдать и племя, кажется, забыв о пленниках. Дикари подходили к часам, тыкались лицом в ладони, трогали их носом и отходили со скорбными лицами.
— Почему я ещё жив? — вдруг очнулся Фегелейн.
— Тише, — прошептал Клим. — Им не до нас.
Но спросить о причине у Фегелейна уже не было сил, и он снова уронил голову. Вдруг по рядам туземцев опять прокатилось оживление. Они выстроились нестройными рядами и, повернувшись к Климу спинами, все как один уставились на дерево скорби с висящими телами соплеменников. Маска заняла место на голове вождя и, протянув ладони, на которых покоились часы, он медленно двинулся в направлении дерева. Неспешной процессией за ним потянулось племя.
— Эй! — выкрикнул Клим. — Стойте!
Он вдруг понял, что, возможно, ему дарован шанс.
— Стойте! Остановитесь! Дайте мне их!
Но племя уходило, понурив головы, и ни один дикарь не обернулся на его крик.
— Дайте мне часы!
Выдохшись и потратив все силы на крик, Клим неожиданно завыл, как минуту назад завывала маска. Стараясь подражать каждой ноте. И кажется, его старания оценили. Процессия остановились, и на него удивлённо уставились десятки глаз.
— Не надо их вешать на дерево! — изогнулся Клим, стараясь подбородком указать на часы. — Дайте мне!
Нет, всё равно его не понимали. Тогда он, подражая тиканью часов, начал нараспев приговаривать и отбивать ритм носком ботинка.
— Тик, тик, так! Дайте их мне! Тик, тик, так!
Вождь снял маску, и на его лице Клим прочитал растерянность.
— Тик, тик, тик, — закивал он, указывая глазами на часы. — Тик, тик. Мне, дай их мне.
Племя расступилось, и часы на ладонях приблизились к нему на пару шагов.
— Да, да! — обрадовался Клим. — Тик, тик, мне, мне!
Дикарь подошёл вплотную и теперь смотрел на него в упор. Но главное — в его взгляде Клим прочитал интерес.
— Тик-так, тик-так, — повторял Клим. — Я верну тик-так, только развяжите.
Он виновато улыбнулся и кивком указал на связанные руки.
— Развязать! Понимаешь? Развязать, и будет тик-так!
По всей видимости, в языке жестов он преуспел. Вождь кивнул, за спиной Клима мгновенно образовалась пирамида, по которой взобрался дикарь с топором. Ещё не совсем веря в свою удачу, Клим закрыл глаза, но вдруг почувствовал, что его руки скользнули вниз, и он упал на землю. Встать сил не было. Он лежал и тихо повторял:
— Тик-так, тик-так.
Тогда к нему склонился вождь и, заглянув в лицо, протянул часы.
— Да, да, сейчас, сейчас, — шептал Клим. — Помогите мне.
Но никто не помог ему встать или хотя бы сесть, и тогда он протянул онемевшую руку, неловко потянув часы к себе. Пальцы напрочь отказывались слушаться, он скользил ими по колёсику механизма завода, но не мог сделать ни одного оборота. Тогда он поднёс часы ко рту и двигал губами по корпусу, пока не нащупал механизм завода. Неуклюже покачав головой, он сделал пару оборотов, прихватив колёсико зубами, и почувствовал, что часы пошли.
— Тик-так, — произнёс он, выронив скользкий серебряный корпус.
Вождь осторожно поднял часы и поднёс к уху. Затем на его лице отразилось глубочайшее потрясение.
— Да, да, — закивал Клим, пытаясь подняться. — Тик-так, они умерли, а я их оживил.
Рукам всё ещё не возвращалась подвижность, и, неуклюже поднявшись, он оперся спиной о ноги Фегелейна. Заметив рядом дикаря с каменным топором, Клим ткнул пальцем в топор, затем показал себе в грудь и скрестил руки.
— Делать так, и нет тик-так.
Получился каламбур, однако Климу было не до шуток. Хлынувшая в руки кровь вызвала резкую боль, он застонал, закрыв глаза, и сразу почувствовал, что ему бросились на помощь. Его пытались поднять, подставляя спину, он качнулся на непослушных ногах, и его тут же поддержали под руки. Затем, расступившись, дикари обозначили путь на выход в кусты, куда бежал Удо.
— Его тоже, — кивнул на Фегелейна Клим. — Без него нет тик-так.
Для убедительности Клим снова сложил скрещенные руки, показывая на часы, однако его поняли и без жестов. Вождь всё ещё колебался, тогда Клим вырвал из рук дикаря топор и, недолго думая, рубанул по связывающим руки Фегелейна лианам. Занемевшие ладони не удержали тяжёлый камень, и топор улетел через голову, но своё дело он сделал. Фегелейн рухнул, а Клим склонился, хлопая его по щекам.
— Теперь хорошо, теперь будет тик-так.
Подарить свободу, в понимании дикарей, не означало примитивно отпустить. Всё ещё едва державшихся на ногах Клима и Фегелейна сопровождали всем племенем. Заботливо очистив тела от паразитов, их вывели к реке и повели вдоль берега. Небольшой отряд с дротиками шёл впереди и, протаптывая дорогу, попутно распугивал зазевавшихся зверей и змей. Климу иногда казалось, что здесь они уже были, когда шли к водопаду, но затем он понимал, что ошибается. Всюду была нетронутая сельва, густая и тёмная.
— Куда нас ведут? — не рассчитывая на ответ, спросил Клим.
— К плато, — уверенно ответил Фегелейн. — Я видел обрыв, да и солнце встало там — мы идём на восток.
Немного подумав, Фегелейн качнулся на непослушных ногах и добавил:
— До сих пор не верю, что мы всё ещё живы. С часами ты хорошо придумал, вот если бы их ещё вернуть?
— Не надейся. Вождь скорее нас вернёт на ветку.
— Понимаю, хотя мне их и жаль. Поработают немного, потом часы повесят на дерево, а когда-нибудь забравшиеся сюда исследователи будут гадать — откуда они взялись?
Неожиданно идущий впереди отряд остановился и поднял копья. Клим уже знал, что так дикари сигнализировали об опасности, но на этот раз было что-то другое. Немного свернув в сторону, они обступили невысокую пальму. Под ней лежал человек в удивительно знакомой серой куртке. Клим ещё только приглядывался, но Фегелейн опознал его сразу.
— Далеко сумел забраться. Я был уверен, что его давно сожрали.
— Это Удо? — поразился Клим.
Моряк был ещё жив. Но на вид напоминал скорее распухшую кровоточащую куклу, чем человека. Из глаз, рта, ушей сочилась кровь. Кровь запеклась под ногтями, каждая царапина на теле истекала кровью. Удо не подавал признаков жизни, но Клим видел, что на его шее всё ещё пульсирует вена, и хотел тронуть за плечо, но его тут же схватили за руку сразу два туземца.
— Оставь, — догадался Фегелейн. — Он потому до сих пор цел, что даже зверьё обходит его стороной. Он насквозь пропитан ядом.
Тот путь, на который ещё не так давно понадобился день, они проделали, не успело солнце подняться в зенит. Им помогали двигаться, едва не волоча под руки, тащили, хватая за куртку. Клим услышал рёв водопада, а затем увидел склон. Выбравшись из устланной зеленью чаши, они снова оказались рядом с плато. Здесь, под открытым небом и солнцем, теперь уже туземцам казалось неуютно. Дикари постоянно оглядывались на родные джунгли, а потом вдруг исчезли. Фегелейн с Климом поискали их взглядами, затем пожали плечами.
— Странно, — сказал Фегелейн и тяжело сел на камень.
— Что бы это значило? — поддакнул Клим.
Вокруг росли редкие деревья, вздымались нагромождения камней, и всюду желтела жухлая трава. Совсем не так, как внизу. Позади приглушённо гудел водопад, а впереди слепил бесконечный горизонт.
— Куда они исчезли? — спросил Клим.
— Уместнее спросить, почему они нас оставили. Такое чувство, что что-то их здесь пугает, — ответил Фегелейн, зажимая рану на руке. — Даже для дикарей нелогично отпустить, чтобы подвергнуть новым испытаниям. Это не простое место, что-то они хотели нам этим сказать или показать.
Оглянувшись, Фегелейн неуклюже взобрался на гору камней, и неожиданно Клим услышал его радостный крик:
— Ну, за такое и часов не жалко! Живём, Вилли! Взбирайся, ты должен это видеть сам!
Всего в сотне метров, спрятанные под срубленными ветками и маскировочной сетью, стояли три грузовика.
— Откуда они здесь? — едва сдержал нервный смех Клим.
— Это машины Бормана! — захохотал Фегелейн. — Зелёные дети джунглей точно знали, что нам нужно! Выбирай любую!
Глава восьмая
Плющ до самой крыши и завешенные бордовыми шторами окна. Прежде жёсткое плетёное кресло, теперь невероятно удобное и располагающее к звенящему молчанию. Как же мало нужно, чтобы повернуть мироощущение вспять. И небольшой домик с потерявшими былую свежесть стенами неожиданно превращается в дворец у склона горы. Тихое зелёное озеро становится морем. Неизменным остаётся лишь ощущение невероятного спокойствия. Оно обволакивает, убаюкивает, стирает из памяти лишнее, пугающее, отталкивающее. И уже сомневаешься — было ли всё в действительности? Пираньи, анаконда, кровожадные пигмеи, призрачное золото? И не плод ли это воспалённого воображения, напёкшего голову безжалостного аргентинского солнца? Но Клим понимал, что именно так организм включает защитную реакцию: стереть, забыть, выбросить из памяти! Однако раны на теле и синие следы на руках — как безжалостный нашатырь для пытающихся спрятаться в раковину небытия воспоминаний.
— Бедный мальчик, — с тоской вздыхает Ольга Павловна, беря ладонь Клима в свои тёплые и мягкие руки. — Сколько же тебе пришлось пережить.