– Ты хорошо плаваешь? Один речку переплыть сможешь?
– Да. Но без тебя – не поплыву.
Не слушала.
– Вещи. Их тоже надо на тот берег.
– А если вверх по течению пойти? Там речка у́же, можно брод найти.
– Нет. Три дня идти. Еды мало. Надо завтра на тот берег. Утром. Днём – солнце, тепло. Согреемся.
Встала. Подкинула веток в костёр.
– Пойдём спать, Вадим.
Легли и замерли. Что-то сломалось. Навалилось это завтра. Чёртово завтра! И каждый думал, как же им быть, что нужно сделать, перебирал в голове варианты.
Вадим очнулся первым.
Да пропади всё пропадом! Она рядом. Вот она. Моя рука у неё на бедре.
Заворочался. Приподнялся на руке, навис сверху, зашептал: «Вера! Вера… Перестань. Не думай ни о чём. Иди ко мне».
Искал губами её губы.
День пятый
Вера разбудила ещё до рассвета. Под камнем – сумрак, а впереди – серая кисейная занавесь болтается. Чёрное кострище у входа едва дымит остатками головешек – дымок слабый, тонкий, понизу стелется.
Спать хотелось так, что, казалось, никакая сила не поднимет. Первая ночь в тепле. Уснул – как провалился, и выбраться из сна сил не хватало.
А вот Вера была собранна и серьёзна. Не обращая внимания на лежащего Вадима, собирала вещи. Сложила в мешок раскиданную мелочовку и продукты. Молча стащила с Вадима одеяло, сложила пополам, стала скатывать, прижимая к земле коленями, – получилась тугая свёртка – обмотала верёвкой.
Без одеяла – холодно. Надо вставать. Вот только делать ничего не хотелось.
Смотрел, как крутится Вера, собирая вещи, и, раздражаясь, думал, что, наверное, все женщины такие, – переход из одного состояния в другое носит у них какую-то природную простоту. Вот у мужчин куда сложнее… Было немного обидно. Ночью она шептала ему ласковые слова, еле слышно просила: «Ещё!» Не могла оторваться. Была – сама нежность и преданность. А сейчас? Было такое ощущение, что он для неё перестал существовать – ни одного ласкового слова, поцелуя. Хоть пошутила бы, что ли…
Сел. Натянул сапоги. Не знал, чем себя занять.
Вера сразу же начала свёртывать шкуры, на которых спали.
Чувствовал себя лишним, мешающим. Решил оживить костёр, стал ломать мелкие сухие ветки. Но Вера тут же прикрикнула:
– Не надо! Костёр разжигать не будем. Сразу уходим.
Пожал плечами и отвернулся – раскомандовалась! Хорошо. Уходим так уходим…
– Что дальше делаем? – спросил с раздражением.
– Идём до лагеря. Потом вниз по реке. Не далеко… Там переправляться будем.
– Так там же река широченная.
– Да. Но течение сильное только под нашим берегом. На другом берегу коса. Она далеко в реку вдаётся. Там – мелко, встать можно.
Ну и ладно. Пусть. Будем считать, что она знает, что делает. Посмотрим… В конце концов, это она плавать не умеет, а не я.
В лагерь не заходили. Прошли мимо, берегом. Метров через триста Вера остановилась и сбросила тюк с тряпьём на камни.
– Здесь. Вон там… у того берега. Видишь, рябь мелкая – будто язык в реку протянулся. Отмель. Встать на ноги можно.
Заглянула ему в глаза, снизу вверх. И только сейчас он понял, что она просто волнуется, боится. Вся её собранность и отстранённость – это просто неуверенность в себе, в своих силах. Сразу как-то полегчало. Уверенность в себе почувствовал. И река уже зашумела по-другому – не враждебно, а привычно, словно возле проезжей части стоишь – машины несутся мимо, а ты их не замечаешь, привык. И солнце вон вылезло. Хороший день будет. Всё будет хорошо!
– Вера. А как ты эту стремнину переплывёшь? Здесь же метров тридцать и смотри, какой бурун стоит!
– Подожди. Ты сам сможешь переплыть?
– Смогу. Снесёт, конечно. Но если повыше зайти, то как раз к отмели и вынесет.
– Тогда… Такой план. У нас верёвки есть. Сейчас размотаем и всё проверим… Ты с верёвкой поплывёшь на тот берег. Подожди!
В лесу найдём сушину. Большую. Стащим в воду. Привяжем вещи.
Я другой конец верёвки привяжу к сушине. Столкну в воду. Буду держаться. Она по течению пойдёт. Ты будешь тянуть. Её должно прижать к твоему берегу. Там уже отмель.
Плохой план? – смотрит на него с надеждой.
«Боится она. Боится! Но ведь делает! Смотри что придумала. Я бы в жизни не догадался».
– Давай-ка мы с тобой первым делом верёвки посмотрим, а потом уже решим что и как?
Разложили верёвки на камнях. Вадим промерил шагами, прикинул на глаз расстояние – вроде должно хватить. Если не до берега, то уж до отмели – точно. Стал связывать верёвки вместе.
Подошла Вера, присела на корточки рядом. Смотрит.
– Вадим! – руку на плечо положила. – Вяжи крепко, ладно?
Жалко её стало. Вот он сам – смог бы? Не умея плавать?
И только сейчас дошло – всё от него будет зависеть. Что-то не так пойдёт – и она утонет. Не будет её больше. А он сам? Как-то не пугала река. Был уверен, что переплывёт. Расстояние-то – тьфу! Вода, правда, ледяная, и течение. Ногу может свести. Но в это почему-то не верилось.
– Всё хорошо будет, Вера! – обнял, притянул к себе, поцеловал. Не удержал равновесие, повалились на камни. Смеялись. И она целовала его снова и снова. И не хотелось вставать, не хотелось никуда плыть, от кого-то спасаться – только чувствовать эти горячие влажные губы.
– Пойдём сушину искать. – Вера отстранилась первой.
Вот со стволами они намаялись. Если бы топор…
Первый нашли сразу, близко от реки. Кое-как обломали ветки, перетащили на берег, положили у воды. Вадим посмотрел и понял – одного ствола недостаточно. Во-первых, крутиться в воде будет – не удержится за него Вера; во-вторых – вещи, как к нему ни привязывай, утонут.
Второй искали долго. Нашли наконец, но далеко от берега. И был он больше первого – тяжеленный. Тащили, надрывались – десять метров, и всё. Бросали на землю, садились рядом, тяжело дыша. Минутный перерыв и снова – поднять, протащить, бросить. Сучьями цеплялись за деревья, что попадались на пути, приходилось обносить. Пот в три ручья. Жарко. Комары.
Дотащили. Бросили возле первого. Лежали на камнях обессилев. И уже как-то не верилось в благополучный исход. Уже устали.
Отдохнув, стащили в воду. Остатками верёвки Вадим связал стволы вместе – зацепились друг за друга обломками веток – вроде не должны прокручиваться.
Вера с берега передала мешок с барахлом и узел с тряпьём. Кое-как привязал, закрепил. Ног уже не чувствовал, словно деревянные. И только хотел выйти на берег, как Вера начала подносить сухие сучья, ветки.
– Зачем это? – спросил, выбивая дробь зубами.
– Клади сверху. Потерпи, сейчас ещё принесу.
Всё было готово. Связанные стволы грузно плавали в воде, течением их прижимало к берегу, цеплялись сучьями за камни – чуть приподнять, подпихнуть – поплывут. Верёвка – кольцами на берегу – петля на конце.
Вадим сидел, растирая замёрзшие ноги – никак не согревались.
Вера стояла в стороне, задумчиво смотрела на несущуюся мимо воду.
– Спички хорошо упаковала? – спросил Вадим.
– Да.
– А с одеждой как?
– В узел, сверху привяжу. Верёвку приготовила.
Тянуть дальше смысла не было. Надо решаться!
– Ну что? – Вадим поднялся. – Держи конец, – указал взглядом на разложенную по камням верёвку, – а я поплыву.
– Подожди… – Вера словно наконец что-то решила. – Ещё дело есть.
– Какое?
– Пойдём. Тут близко…
– Ну пойдём. Сейчас только сапоги натяну.
– Нож возьми. Вон, на камне лежит.
Шли по берегу, вверх по реке, по направлению к лагерю. Не доходя свернули в лес.
Уклоняясь от нависающих веток и стараясь не наступать на редкие поваленные стволы, он снова почувствовал тревогу. Вспомнил, как бежали тогда…
И сейчас казалось, что за ними наблюдают. Стоит только выйти на открытое пространство – раздастся выстрел. Сложится пополам Вера, уткнётся лицом в беломошник. Гнал от себя этот морок, но в голове тревожно бились одни и те же мысли: «Зря. Глупость! Всё готово, уходить надо, какие дела ещё могут быть? Уходить. Скорее!» А ведь совсем недавно, когда тащили стволы, шумели, покрикивали друг на друга, таких мыслей не возникало вовсе.
Поднялись вверх по склону. Деревья здесь стояли реже. Вера уверенно вывела к небольшому распадку – промоина от ручья, который когда-то весело сбегал к реке. Сейчас пересох и превратился в едва заметный пологий прогиб, заросший мхом. По этому распадку прошли ещё немного вверх.
Небольшая поляна. Да, пожалуй, даже не поляна, а окончание леса, что рваной полосой тянулся вдоль реки. За редкими деревьями и кустами уже виден широкий просвет – тундра.
На краю поляны – берёза странная, ствол внизу толстый, изогнутый, словно в узел завязан. И продолжением этого мощного перекрученного ствола – вверх тонкий прямой ствол. Болело дерево. Победило болезнь. Рванулось вверх, к солнцу, затрепетало листочками.
– Нож дай!
Присела на корточки, воткнула лезвие в землю, режет, будто дёрн собирается снять. Подсунула пальцы, потянула вверх.
«Это же крышка, обросшая мхом. Тайник!» – сообразил Вадим.
Отложила аккуратно крышку в сторону.
Присел рядом на корточки.
Углубление в земле – бочажок – колодец маленький выкопан. Стенки деревянными колышками обложены, чтобы не осыпались. И вода, как в настоящем колодце. Прозрачная – дно видно.
Вадим непонимающе посмотрел на Веру.
Встала на колени, запустила руку по локоть в воду.
Протягивает. На мокрой ладошке – камушки маленькие, словно горох, серенькие… но некоторые поблёскивают на гранях.
– Что это?
– Алмазы, – произнесла, как само собой разумеющееся.
– Как алмазы? Откуда?
– Вода моет…
– Дай посмотреть!
Взял камушек. Маленький, невзрачный, похож на мутный кварц.
Алмазы, алмазы… Что там про алмазы? Дорогие. Твёрдые – стекло царапают. Больше ничего в голову не приходило.
Положил камушек обратно в подставленную ладошку.
Вера достала заранее приготовленную тряпицу, ссыпала на неё камушки, аккуратно перевязала двумя узлами. Спрятала узелок куда-то к себе под сокуй. Приладила на место крышку. Пригладила руками мох на месте разрезов.