Идти ночью по тундре Вере было не впервой. Летом все переходы стараются делать ночью или ранним утром, пока роса лежит. По росе оленям легче нарты с грузом тащить. Не это её сейчас волновало, а то, что не собрала вещи заранее. Ползала на коленях вокруг погасшего кострища, ругала себя, складывала в мешок, боялась что-то пропустить, оставить.
Вадим не участвовал в сборах. Навалилось отупение и неприятие происходящего. Тундра, озеро, усталость, боль в ногах – слились воедино. Зачем идти? Куда идти? Холодно. Надо просто лечь и лежать. Ждать, когда солнце поднимется и станет тепло. Может быть, что-то изменится? Само собой произойдёт что-то хорошее? Прилетит вертолёт и заберёт их. Или придёт кто-то сильный и взрослый, уверенный в себе – накормит, организует лагерь и тепло, будет знать, как и что делать дальше. И заразит этой уверенностью, и станет спокойно. А пока надо лежать. Лежать и ждать.
– Вадим! Что ты разлёгся? Поднимайся, идти нужно. – Вера размытым тёмным пятном нависла сверху, тормошила за плечо.
Перевязанная нога не желала входить в сапог. Кое-как пропихнул. Тупая боль разлилась по ступне. Припадая на одну ногу, сделал несколько шагов. Пальцы на ноге загорелись болью. Но идти всё же можно.
Вера приспособила верёвку так, что мешок можно было закинуть за спину наподобие рюкзака. Помогла Вадиму надеть.
А вот со шкурами и одеялом ничего придумать не удалось. Свернула туго и перемотала верёвкой – придётся нести в руках.
Готовы. Двинулись.
Когда Вадим, уже потом, пытался вспомнить этот день – в памяти возникал провал. Пустота.
Помнил только, как сначала впереди маячил тёмный силуэт Веры, как старался не отстать. Идти было больно, но через полчаса боль притупилась, стала привычной, и он уже не обращал на неё внимания. Хромал, скорее, по привычке.
Поднялось солнце. Высветилась тундра – старая серо-зелёная простыня, сотканная из переплетений стеблей травы и мелкого кустарника, стелющихся поверх беломошника, который чуть пружинил при каждом шаге.
Подул ветер, отгоняя комара и мошку. Погнал облака – ворочались, передвигались. Нависали над головой, давили своей тяжестью. Закрывали солнце, раскрашивали тундру громадными теневыми пятнами.
Шли каждый своим темпом. Вера далеко впереди, он – сзади. Сил догнать и идти рядом хватило бы, но так было удобнее. Размеренность движения требовала своего ритма.
Сначала сбивалось дыхание, спотыкался, ноги цеплялись за стелющийся кустарник. Злился на Веру, что даже не обернётся. Ждал, когда она остановится и можно будет сесть, вытянуть ноги. Потом… Потом эти мысли пропали, испарились, выдуло их из головы холодным ветерком, дующим в лицо.
Он превратился в машину, в шагающего робота. Тело было здесь – под нависающими облаками – оно медленно двигалось по расстилающейся плоскости тундры – а мозг отключился, перестал воспринимать реальность.
Бессвязной чередой проносились видения:
– тарелка с горячей, пышущей паром варёной картошкой – грубо поломана на куски, полита сверху светло-жёлтыми лужицами масла;
– отец, сидящий в ногах постели, – губы шевелятся, а что говорит – не слышно;
– хариус, застывший в воде, возле ног, удерживаемый леской, чешуя переливается радужными сполохами;
– аудитория и лектор у доски, что-то царапает мелом, какие-то формулы, а через ряд – Ленка Южнева – шея – тонкая, нежная – завиток из-под забранных вверх волос выбился;
– алмазы… откуда здесь алмазы? маленькие… сколько их там ещё под водой?
– море! тёплое… солёное, песок белый, горячий – не наступить. Лежать, подставляя лицо солнцу. Лежать и слушать, как волна накатывает на берег и, уходя с шипением, оставляет клочья белой пены на песке.
Этот бессвязный видеоряд был бесконечен.
Сейчас он существовал в ином мире – цветном и ярком, наполненном событиями и чувствами.
Отступил Север. Пропала тундра. Исчез он сам.
Где-то кто-то шёл, с трудом переставляя ноги, и над ним тяжело ворочались облака, и тундра плавно заваливалась к горизонту. Но это был не он…
Вера остановилась неожиданно. Просто встала и бросила тюк на землю. Села на него. Смотрела, как он подходит.
Вадим и не заметил. Так бы и прошёл мимо, механически переставляя ноги, если бы не окликнула.
Потом они жадно скребли ложками о стенки котелка, выбирая остатки вчерашней гречки. Стоя на коленях, пили воду из лужи. Потом Вадим уснул, свернувшись калачиком на земле, а Вера лежала рядом с закрытыми глазами и убеждала себя, что верно сориентировалась и идут они правильно. Только бы добраться до леса.
И снова она – впереди, а он – сзади. И тундра, и небо, и облака. И бесконечность застывшего пустого пространства по вертикали и горизонтали.
Тёмная полоса на горизонте возникла неожиданно, хотя Вера ждала, постоянно вглядываясь в даль. Может, глаз замылился, а может, задумалась – перестала чувствовать себя, провалилась в сон, как говорил дед, – такое случается при долгом переходе.
Обрадовалась. Немного осталось. Вадиму решила не говорить – идет парень, вот и пусть идёт. Не дай Бог почувствует, что конец пути близок, расслабится, раскиснет. Видела она уже такое…
Тревожило, что тундра становилась всё более кочковатой, захлюпала вода под ногами. Они выходили к краю болота. Большое. Наверное, до самого леса тянется. Правильнее было бы забрать в сторону, попытаться обойти, но солнце уже повисло низко. Если обходить, точно придётся ночевать в тундре. И Вера решила рискнуть, идти напрямик.
Через сотню метров сомнения отпали окончательно – болото. И тундра впереди поменяла цвет – стала рыжей. И уже больше открытой воды под ногами, чем торчащих кочек, поросших бурой жёсткой травой.
Подошёл Вадим. Стояли, смотрели вдаль.
– Там лес, – просто сказала Вера.
– Напрямую пойдём?
– Да.
Вадим с сомнением посмотрел на Верины ноги в меховых чулках.
– Как ты пойдёшь? Без ног останешься!
– Ничего. Как-нибудь… Ты иди следом, не отставай.
С кочки на кочку не напрыгаешься. Проще было идти зигзагами по воде, обходя торчащие кочки. Вода оказалась не такой холодной, как в реке, – Вера притерпелась. Походя срывали растущую на кочках морошку, её здесь было много.
Шли медленно. Воды становилось всё больше – уже по колено. Вадим пару раз черпанул сапогом. Стали появляться редко стоящие сухие стволы деревьев, в руку толщиной, без единой ветки, тянулись на метр или на два вверх, верхушки обломаны – словно специально воткнули.
Лес приближался. Отдельные деревья ещё не разглядеть, но чёрная полоса на горизонте стала отчётливей, приобрела объём.
Неужели пройдём? Пропустит болото? Вера боялась в это поверить.
Сглазила! Нельзя о таком думать.
Перед ними простиралась ровная ярко-зелёная поверхность – эдакий лужок, покрытый мхом и зелёной травкой, – ни тебе кочек, ни открытой воды. Шагай смело!
Вот здесь мы точно не пройдём. Или всё-таки попробовать?
– Вадим. Стой здесь. Не ходи за мной.
Осторожно шагнула, прошла несколько метров. Поверхность под ногами колышется, плавно прогибается – нет под ней основы. Развернулась и по своим следам, заполняемым водой, обратно.
– Здесь не пройдём.
– Так вроде же держит? А если палки? Ну… шесты. Тыкать впереди себя будем. – Вадим указал на тонкий сухой ствол, косо торчащий рядом.
– Какие шесты, Вадим? В окно ухнешь – «а» не успеешь сказать! В одежде, с вещами… Не кино, где по болотам с шестами ходят. Не вытащу я тебя… сил не хватит. Обходить надо.
А лес вставал на горизонте, притягивал к себе.
Обходили, забирая вправо. По краю, медленно. Несколько раз казалось, закончился этот предательский луг, поворачивали, проходили сотню метров по воде между торчащими кочками и снова упирались в ровную зелёную плоскотину.
Неумолимо надвигался вечер. Ещё не стемнело, но разливы чистой воды заблестели, наполняясь тревожной чернотой. Небо заволокло тучами, сквозь которые старалось пробиться солнце.
Вадим прислушивался к себе. Происходило что-то странное. Второе дыхание? Он перестал чувствовать усталость. Появились сила и злость. Да когда же это болото закончится? Всё равно дойдём! Немного осталось.
А вот Вера устала. Шла медленно. Замучилась с чижами. Ноги засасывала грязевая жижа, что скрывалась под водой – стаскивала чиж с ноги. Приходилось останавливаться, шарить в воде рукой, выуживать, снова надевать. Пробовала сильнее затягивать ремешки, но немели ноги, переставала их чувствовать.
Вадим шёл рядом. Ещё раньше, видя, что она вымоталась, забрал у неё тюк с тряпьём. Снизу – вода болота, сверху – собственный пот. Мокрые насквозь, а не холодно.
Наконец Вера, скорее интуитивно, почувствовала – обошли! Поверила в это. Заспешила.
Вот и первые редкие деревья. Даже не деревья ещё – кусты высокие. Деревья – там, за ними.
Они вышли в распадок, поросший папоротником.
По распадку протекал ручей. Пошли вниз, по руслу.
Лес надвигался, деревья нависали по обе стороны. И можно уже остановиться, рухнуть на сухую землю, закрыть глаза и лежать, повторяя для себя, подбадривая: «Дошли! Дошли!» Но не останавливались – словно нельзя было, словно завод ещё не кончился, и они должны двигаться только вперёд – шли вниз по ручью, перешагивая через поваленные стволы, продираясь сквозь кустарник и мелкую еловую поросль.
Вокруг был лес. Настоящий лес! С запахом смолы и древесины, прелых еловых иголок и старых листьев, с шумом раскачивающихся под ветром верхушек деревьев, с неожиданными шорохами и стремительным перепархиванием птиц с ветки на ветку.
Вышли на небольшую поляну, ручей обегал её по краю и снова нырял под своды деревьев.
– Всё! Здесь. – Вера опустилась на землю. Вадим скинул поклажу рядом.
– Сейчас я… костёр.
– Лежи. Я – сам.
Ломал сухие еловые ветки. Складывал из тонюсеньких шалашик – чтобы сразу, с одной спички.
Ещё дрова и ещё! Сухостоя много!
Заполыхал, затрещал, выбрасывая снопы искр вверх.