Ветер спешно заталкивал вопль обратно в глотку. Как кляп.
Если бы кто-нибудь… был бы кто-нибудь, кто мог разделить с ним эту боль… услышать, как яростно бьется сердце… почувствовать, как стремительно страсть разбегается по телу… если бы кто-нибудь попытался расшифровать вздрагивания и стоны, транскрибировать органный гул крови, отлить из мимолетных образов слова… как иной раз спящее сознание превращает звук дождя в речь политика, а голоса людей в крики китов… может быть, из этой боли родилась бы музыка, шум моря, гул ветра, песок под ногами и умирающий кусочек масла в небе.
Аэлита, время остановилось!
Смотри!
крик обратился в каменную молнию, треснул, но не упал
обломки повисли между небом и морем
снег похож на гипс
my telephone did not ring for three days
I am absolutely a happy man
долго сопротивлялся, но вынужден признать
иногда отступаешь с боями
так бывает
отступаешь с потерями
большую часть жизни
а остальную часть, будто пропивая, доживаешь в стыде за
поражение
так случилось со мной
вот бы на мгновение ощутить
ту легкость кости
стать рентгеновским снимком своей семнадцатой весны
бешенство, буйство, бесшабашность
увидеть мир твоими глазами
за несколько секунд отдал бы жизнь
сияние в голове
не вернуть
ни водкой ни кокаином
безнадега и необратимость
ни зги в конце тоннеля
ни шороха в чреслах
Дорогому Павлу в день его рубикона
надписала маразматичка подруга матери
читал до дыр
роковой дар
черт бы ее побрал
аллергия на пудру
придумал чтоб не тискали
в детстве было совсем, когда пух и прочие травы
hide-n-seek
потаенные места
cache-toi!
искал изолированные комнаты
бункер возле Харку
в непроницаемом мраке
гул отдаленной автострады
паралич чувств и клекот сердца
скрестив пальцы дотронься указательным
до холодной мочки уха
отыщи себя левой рукой
в глубине своей черной личности
так хотелось чтоб там
из той густой темноты
явилось прикосновение
умер бы от ужаса
а вдруг на секунду стало бы легче?
жутко изучать себя
трещинки в скорлупе изнутри светятся как вены
когда по ним бежит отравленная псилоцибином кровь
Аэлита, я до сих пор ношу тот мрак в себе
и
могу мир в него погрузить!
как рыба на берегу дышу тобой одной
Аэлита!
со стороны (даже если в бинокль)
никто не заметит
что я
произношу твое имя
Аэлита!
безгубыми звуками
Аэлита!
одним дыханием
Аэлита!
выпускаю дух на свободу
Аэлита!
VN был прав
теперь понимаю
теперь признаю
господа присяжные заседатели, подсудимый признает свою вину!
стук торжествующего молотка (два раза)
VN знал человека лучше всех
Да!
знал меня
Да!
задолго до того, как я сам себя понял
абсурдно, но – Да!
и Достоевского
О!
(как терапевт своего самого ужасного пациента)
Да…
когда увидел тебя в том дивном возрасте,
в котором все и начинается у волшебника
(глазами Трусоцкого, но ты была не с рюкзачком, не с
нотной тетрадкой)
О!
Аэлита,
я для тебя всего лишь калека
фрик
Калибан
Nosferatu
Phantom of the Opera
the Beast
et cetera
et cetera
Время сжимает челюсти в припадке, исходит пеной на губах
Время караулит в подъезде, как киллер,
стоит на часах, висит листовкой на стене
крадется за нами по черным улицам эпохи,
как сумасшедший с бритвою в руке
Остановись!
Оглянись!
Отбрось мировой кризис, как крышку мусорного контейнера!
Сирия
Ирак
Egypt, Ukraine
so many people in pain
Pussy Riot
Russian Pride
svobodna prsa!
Fernen
Майдан
Тайфун
Ураган
всё это полная ерунда
болезнь, приступ, недуг
моя марсианка
твои грязные тенниски
узелки на шнурках
perfection of a natural flaw
is perfection above all
ты меня очищаешь
как море
как печень
Аэлита!!!
море не хранит тайн
Аэлита!!!
море не терпит иллюзий
написал твое имя на песке
его сотрут
волны
еще напишу
волны
свет звезды
видимый в последний раз
АЭЛИТА
свет звезды
сгорающий метеор
Время не движется
оно топчется на месте
как эти волны
болотные толпы
occupy-my-mind
в них стреляли – они умирали
актуально, как всегда
это убийственное как всегда
кто-то верил, будто человечество куда-то идет
к чему-то растет
как древо к солнцу
человек стремится к идеалам, к подвигам и славе
побеждает в себе Зло
еще шаг и – джекпот
Level up!***
как сказал бы Пелевин
возможно всё
и жар холодных чисел
и дар божественных видений
с колен поднимется Евгений
но не народ
но не народ
как всегда —
после меня хоть трава
I want the world
and I want it
now
забвение на планете Земля
забвение…
только температура растет
и звенья пищевой цепи распадаются
а там у вас как?
жить можно?
говорят, бури идут веками
пустяки
я пережил развод, цинизм, фашизм, 9/11, мировой кризис,
Крым, тоску одиночество
что мне ваши бури!
Honey bee, let’s fly to Mars!
с этого берега
из этой шкуры
прямо сейчас
у меня на сердце
кровавая пурга
непроходимая мгла
затмила разум и не уходит
Маяковский пришел
сплюнул пулю и колобродит
как там сказано: по десять копеек за вход под стеклом нас показывать
побили стекла,
Лизавета Прокофьевна,
тараканы-то разбежались!
Шатался тут без дела, познакомился с итальянцами. Встреча была такой короткой, что я даже не пишу тебе их имена. Шел себе, поглядывая на витрины, в кафе увидел молодую женщину, необыкновенную, встал как вкопанный, не мог глаз оторвать. Совершенно очевидно, что не скандинавка, решил, зайду, подсяду, послушаю, чтобы понять: откуда такое чудо? Оказалось, итальянцы. Сидели и бредили Бергманом, она ему все время что-то доказывала, а он не соглашался, и как-то так получилось, что у стойки мы с ним столкнулись и я заговорил на английском, я сказал, что ненароком услышал, что они собираются в центр Бергмана, и посоветовал – если поедут на Форё, то обязательно пусть заедут на Лангхаммер посмотреть на раукары. Он закивал, это и было их планом, там какой-то фильм Бергман снял, вцепился в меня и затянул за их столик; разговорились, выяснилось, что он – молодой режиссер (ему где-то тридцать), в театрах ставит, мечтает снять фильм, конечно, пока он всем неизвестный, очень скромничает, глаза опускает, но чувствуется, что амбициозен как черт, просто одержимый. Признался, что они приехали с женой побродить по местам Бергмана. Я все это слушал, а сам косил на нее. Неземная, молчаливо улыбалась – чем-то на Аджани в «Кларе» похожа, такой же взгляд змеиный. Наверное, это просто объясняется тем, что она не очень хорошо говорит по-английски, да и холодно у нас стало, а у них нет теплой одежды – судя по всему, бедноватые. Я с лёту пообещал, что могу устроить экскурсию на Форё, показать домик Бергмана. У меня есть знакомый. Имел в виду, конечно, Эдвина. Кого еще? Он, дескать, с удовольствием покажет за небольшое вознаграждение… Итальянец обрадовался, загорелся, договорились, что я все устрою и на следующий день в том же кафе встретимся, а он нас с Эдвином потом немного угостит (бутылку граппы пообещал, подмигнул). Я тоже взбудоражился, а потом за голову схватился: зачем я это делаю? Как дурак, стал названивать Эдвину, а у него такой период непростой: без работы сидит, ничего не идет, не пишется, весь в депрессиях, его отец с ума сходит, известный писатель, у него удар недавно был, и после удара вроде все в порядке, только голоса стал слышать, вернее, один голос – старого друга, который уже умер, тоже писатель (довольно известный). В общем, когда я дозвонился Эдвину, меня уже лихорадило от неловкости, говорил сбивчиво, стыдился. Тот сначала не понял, о чем речь, кажется, разозлился, а потом просек и засмеялся. Я ему сказал, что итальянка просто неземная, очень хочет посмотреть на домик Бергмана; он сказал: все с тобой ясно… И мне тогда стало легко, я тоже над собой посмеялся. Договорились, что сделаем все, как в «Сталкере» (знаю, ты терпеть Тарковского не можешь, а я его люблю хотя бы за то, что можно вот так сослаться и тебя поймут и шведы, и итальянцы). Встретились рано утром в кафе, угрюмые, похмельные, нервные. Эдвин был сильно напряжен, но было заметно, что ему самому очень интересно. Сказал, что все это очень серьезно. Пригрозил штрафами, если попадемся. Никаких игр в папарацци. Никто никуда не бежит. Следовать только его командам, держаться рядом в лесу, чтоб не грохнуться в тумане с обрыва (туман стоял жуткий). Итальянцы кивали. Погрузились в ситроен Эдвина. Поехали. Появилось солнце. На пароме Эдвин немного разомлел, стал шутить, рассказал случай, как один пьяный угнал паром, представляешь, паром вместо того, чтоб за пять минут дойти до другого берега, выходит в море, люди в панике. Таких у него историй… Сперва на Лагхаммер заехали, погуляли по пляжу, посмотрели на скалы, фотографировали, я урвал момент и ее сфотографировал (фотку прикрепил, глянь, какая! как не сойти с ума?!). Поехали искать домик Бергмана, который, предупредил Эдвин, стоит в лесу, где легко запутаться, один раз свернешь не туда – и будешь несколько часов ездить, а спросить дорогу нельзя, потому что местные, наоборот, должны предупреждать, что к дому Бергмана лучше не ездить, там и сигнализация стоит, как на вилле у президента: PLEASE, DO NOT PROCEED! YOU ARE TRESSPASSING! В общем, Эдвин попросил его не отвлекать. Долго петляли молча, Эдвин только сквозь зубы повторял, что терпеть не может этот лес, мрачно тут, говорит, на душе тяжело делается в этом лесу. Лес и правда был такой, как в фильме ужасов с зомби, стволы и корневища мертвых деревьев высохли до белизны костей. Потом оставили машину, шли пешком. Эдвин показал странное дерево, все паутиной опутанное, похоже на задеревеневшую ведьму. Постояли, посмотрели, повел дальше. Бродили-бродили. Дважды миновали колючую проволоку, старую, ржавую. Спускались по камням к морю, настоящий обрыв. Мои бед