Судя по токам, истекавшим от одного человека к другому, эти двое, соединенные любовью, были в кровном родстве.
Сын и отец,- определил наблюдатель, и уж хотел вернуться к прерванным раздумьям, как что-то странное, деталь, не поддающаяся определению, заставила наблюдателя пристальнее вглядеться в стоящих у края резко уходящего вниз утеса.
Крылья? -- удивился валун.
И словно услышав, люди вдруг вскинули руки. Взмахнули подобием птичьих крыльев, подражая пернатым. И ухнули в пропасть.
Валун отвернулся: он видел много смертей, но эта была одной из самых глупых. Но секундное любопытство принудило взглянуть туда, вниз, в пропасть, где по камням расшвыряло кровавые ошметки костей и мяса. Но не увидел. Недоверчиво уставился в небо, для верности выпустив усики с глазками, и поразился: там, в недоступной человеку стихии парили крылатые птицы с человеческими страстями. И небо, принадлежащее богам, приняло их.
Зрелище, пожалуй, было б прекрасным, если б не робость и суетность движений летящих. Розовые блики на белоснежных крыльях и светящийся ореол, словно нимб.
И стоило крикнуть:
Остановитесь! - и вечно бы продолжался полет.
Наблюдатель не крикнул. Он вообще отвернулся,
зная заранее, чем грозит тяга к небу для смертных: все то же беспокойное стремление вверх - и паденье.
Что поделать: годами, веками живя средь людей черный валун волей-неволей приучился к нетерпеливому - а что там? За горизонтом, за морем, за краешком неба?
Потом люди долго будут вспоминать этих глупых людей, память о них надолго пережила и свое время, и ушедшее в пепел столетие. И по-прежнему люди будут судачить о неразумности летящего к солнцу, и по-прежнему завидовать, что сами на это порой не способны.
Пока валун колебался, жизнь истекала из тела Ясона жаром. Лихорадка сожгла губы, вызывая видения и грезы.
Ему бы воды...- отчаянно протянул Критий.
И Астурда, маленький оскалившийся звереныш, выскользнула прежде, чем отец успел ее перехватить.
Стой, неразумная! - вскричал Критий, но следом бежать побоялся. Он не мог заставить себя ринуться в неизвестность: у каждого человека свой предел смелости и трусости. И от тебя мало зависит, как высок барьер, за который тебе, и только тебе, не дотянуться.
Астурда же, не подумав, что ждет ее на побережье, не вспомнив, что ни посудины, ни склянки для воды у нее нет, бежала, поскальзываясь на камнях, к берегу. Но вдруг остановилась, словно вспугнутая на бегу лань: побережья больше не было.
Незнакомым стало и море. Исчезли прибрежная полоса, узкая полоска земли, отделявшая побережье от гор, исчезли скалы на горизонте, охранявшие бухту.
Прямо у ног девочки плескалась вода. Астурда машинально зачерпнула пригоршню. И выплюнула: вода оказалась горько-соленой.
Критий, точно крыса, нетерпеливо выглядывал дочь, высунув голову из дыры.
Отец! - запыхавшийся ребенок чуть отдышался, глотая слова.- Там... море!
Море? Что ты хочешь сказать? Я и сам знаю, что мы на морском побережье. А вот ведомо ли тебе, как добронравные отцы расправляются с непослушными дочерьми? !
Ты не понял! - выкрикнула Астурда, протягивая руку в направлении моря.- Мы - пленники! Море пришло на берег!
-- А разбойничий лагерь?
Отец! Если ты теперь не слышишь меня, что же будет, когда я чуть подрасту?
Критий, испуганный не столько непонятными речами
Астурды, сколько диким блеском в глазах девочки, рискнул проползти по тропе. Выглянул. Поднялся с земли. Теперь он понял, что имела, в виду Астурда: Ясон - самый счастливый из них, потому что все они - пленники моря и гор, но лишь юноша умрет, не зная, какая горькая участь их ожидает. Они же, Критий и Астурда, будут умирать тут долго и медленно. Критий впервые пожалел, что всю жизнь был чересчур рассудителен и осторожен. Немного бы безрассудства: камень на шею, да покрепче прижать Астурду, чтобы девочка не успела испугаться, когда отец вместе с ней шагнет в темноту с высоты.
Но Критий знал, что на отчаянный поступок способны герои - Критий героем не был. Поэтому он лишь обхватил дочь за плечи и медленно двинулся к норе: их последнему пристанищу.
В пещере мало что изменилось. По-прежнему бредил и звал кого-то Ясон. По-прежнему молчаливо возвышался черный валун.
Критий прикинул, надолго ли их с Астурдой хватит: получалось, что надо немедля приниматься за дело.
Критий вздохнул и принялся подкапывать песок в пещере. Работа шла споро. Астурда, не спросив даже, зачем это нужно, пристроилась рядом.
Наблюдатель не понимал, а все непонятное вызывало вопросы, тревожа.
-- Это что ты затеял в моей пещере?
Критий отмолчался, бросая за спину горсти песка. Постепенно углубление становилось шире, а куча песка росла. Астурда, точно дразнясь, копировала движения отца.
А ведь я вас спрашиваю! - укоризненно зашевелился валун: нарушив запрет о молчании, второй запрет нарушать куда проще. И валун перекатился поближе.
Не приставай! - отрезал Критий: пред лицом близкой смерти ему уж не страшен был говорящий камень, который, к тому же, умудряется шляться по пещере.
Астурда была милостивее, пояснив:
Нам не выбраться из этой тюрьмы! И когда мы умрем, то некому будет позаботиться о бренном теле. Вот мы и копаем могилы: почувствовав на затылке дыхание смерти, я просто улягусь сюда,- девочка показала неглубокую ямку.- А время позаботится присыпать меня песком, как и следует поступать с покойными по обряду!
Бред какой-то! -- отшатнулся валун: эти люди явно собирались сдаваться на милость судьбы, даже не попытавшись выбраться из, бесспорно, неприятной пещерки.
Черный валун откатился, чтобы брызги песка не мешали его размышлениям. Что-то испортилось в стройной системе мирозданья, что-то выбивало из колеи и заставляло подумать о неприятном: похоже, за века наблюдений за человечеством черный валун упустил нечто важное.
И, что,- осторожно уточнил валун, обращаясь к Астурде,- многие бы люди, оказавшись на вашем месте, поступили бы так же!
Это зависит от обряда! - девочка смахнула со лба взмокший от пота локон.- Некоторые себя сжигают!
Живьем?!-ужаснулся валун.
Нет, покойничек бегает в поисках факела! - съязвила Астурда, продолжая работать.
Наблюдатель чуть переварил услышанное. Выходит, сколько времени - и впустую. Наблюдателю открылась истина: те, кого он, таясь от людей, встречал, были первопроходцами, а, значит, героями. У них были честолюбивые планы и грандиозные замыслы, как и положено мужеству. А следом шли слабые, но валун, уходя вслед за первым, думал, что точно таково и все остальное человечество: жадное до открытий, стремящееся постигнуть непостижимое, неудержимое в осуществлении лишь той тени желаний, пригрезившихся бунтарскому духу.
Как я был слеп! - вскричал валун: он теперь только понял, зачем он приставлен к людям. Наблюдатель-то, восхищенный безумным упрямством героев, с тоской понимал, что такие люди не примут помощь. А, оказывается, есть и другие: и даже в этой пещерке их большинство - двое из троих. Даже если и остальные делятся в такой пропорции на храбрецов и людей, способных опускать руки, у наблюдателя хватит работы.
Черный валун оживился. Наконец-то! Он не хныкал и не жаловался на судьбу, но каково это: столько времени жить в мире, который прекрасно без тебя обойдется!
И теперь всю нерастраченную энергию, которую бы отдать постепенно, наблюдатель обрушил на Крития и Астурду. Перво-наперво, не успели мореход с дочерью прийти в себя, валун отрастил десяток крошечных ручек, которые вмиг пробороздили пещеру широченным рвом.
Ты что? -ошалел Критий.
У нас много дел, поэтому, если вам так уж хотелось могилу, я постарался! Теперь, когда с этим покончено, что б вам хотелось?
Воды бы,- пискнула Астурда и тут же присела на корточки: прямо со свода пещерки на девочку, вмиг окатив до ребер, хлынул пенистый поток.
Наводнение! - крикнул Критий, мечась от хлещущих струй.
Ведь одно дело тихо броситься со скалы, но какой человек сможет молча тонуть в мутной луже? Критий, было, кинулся к выходу. Но тут же его сцапали маленькие ручки:
Куда же ты? - подивился валун непоследовательности людей: бежать вместо благодарности? Вот и помогай после этого!
На полу, взбодренный неожиданным душем, застонал Ясон.
А ему тоже нужна помощь? - осторожно спросил наблюдатель: о, как он молился, чтобы юноша не оказался из первопроходцев.
Конечно! - хмуро пробурчала Астурда, отжимая мокрые волосы.
Вода, так же неожиданно, как появилась, исчезла, просочившись в песок.
А чем я могу быть вам полезен?
Сначала бы знать, что ты можешь,- отвечал Критий.
Все! - с радостной готовностью отозвался валун.
И озолотить? - ехидно хихикнула Астурда, желая проучить хвастунишку.
И в тот же миг ее смуглая кожа заблестела.
О боги! - кинулся Критий к отяжелевшей дочери: все тело девочки, словно коростой, было покрыто слоем золота.
Критий не на шутку перепугался и рявкнул на камень:
-- Прекрати это уродство немедленно!
Наблюдатель съежился, испуская фиолетовое свечение. В тот же миг кожа Астурды приобрела первородный цвет, лишь кое-где в волосах застряли золотые пылинки.
А Ясону сумеешь помочь? - тотчас спросила Астурда: ей, верящей в сказки, проще было поверить и в силу камня.*
Что делать? Готов!-отозвался валун.
Вылечи его!
Лечить? - наблюдатель растерялся: он умел строить дворцы из речной гальки, сумел добывать из гранита воду, способен из мха приготовить вкуснейшую похлебку, но он мало разбирался, чем болеют люди.
Те, кого наблюдатель встречал, редко умирали своей смертью: либо наткнувшись на зверя, либо раскроив себе череп о камни.
Но никогда - заболев.
Я не умею,- стыдясь бессилия прошептал камень. Он растерялся.
Он не мог не исполнить желания человека, пусть попросила только эта маленькая девочка, теперь, когда столько веков спустя, он кому-то понадобился.