Привал, приказ разбить или свернуть палатки и каждый маневр каравана сопровождали удары в большой барабан. Под его «подобные грому» звуки огромный «полотняный город» развертывали и свертывали с такой быстротой, «словно то был обычный ковер». В лагере царила военная дисциплина: в дорогу выходили все как один, не теряя ни минуты, — иначе паломники могли не достичь Мекки в назначенный срок.
Привалы устраивали у воды, где всегда была толчея, а если колодцы оказывались иссякшими, дело доходило до драки. На остановках разворачивали небольшой торг: бедуины пригоняли сюда овец, доставляли финики, масло, сыр, мед и фрукты из дальних оазисов. Цены на привозные продукты были непомерно высоки: в январе продавали виноград, дыни, огурцы, чему особенно дивились персы — в их стране в эту пору года выпадал снег.
Можно вообразить великое ликование путников, когда после всех перипетий долгого странствия через пустыню, «где слышатся только голоса джиннов», караван оказывался в виду Мекки, лежащей в глубокой жаркой долине среди высоких гор. Вступая в пределы заповедной территории, они обнажали головы и облекались в ихрам — два куска белой несшитой ткани, в которую закутывались с головы до ног, как в смертный саван. Один кусок набрасывали на шею и плечи, другим опоясывались. В преддверии «святого города» паломники совершали очистительное омовение и умащали себя благовониями.
Множество людей не находило приюта в городе и останавливалось в огромном лагере под Меккой. Сразу же По прибытии снимали поклажу с верблюдов, которых помещали в специальные загоны, разбивали тысячи палаток, и, как по мановению волшебной палочки, вырастал Удивительный постоянно меняющийся «город из разноцветного полотна». Его окружала стена с высокими башнями, под которыми легко проезжал всадник с копьем. «Город» имел свой «дворец», «общественную площадь», «мечеть», «суд», «госпиталь», базары и бесчисленные лавки, где торговали невольниками и скотом, сандаловым деревом и прохладительными напитками, тюрбанами и ювелирными изделиями. Здесь приобретали все необходимое для путешествия: караванные вьюки, конскую упряжь, шатры, ковры.
Посреди лагеря возвышался полотняный дворец «эмира хаджа» с «куполами» и «башнями», вышитыми геральдическими эмблемами. Вблизи на самых красивых «улицах» стояли другие «дворцы» и «богатые дома» в окружении розовых, желтых, зеленых, фиолетовых палаток, которые свежестью красок соперничали с персидскими коврами. В этом сказочном месте «Тысячи и одной ночи» часто теряли ориентацию, но четко организованная служба порядка помогала заблудившимся. Погонщик верблюда сажал паломника в седло и, проезжая бесконечными улицами полотняных домов, выкрикивал имя сбившегося с дороги, название города, откуда тот прибыл, — и так отыскивал его палатку.
Перед пятью ежедневными молитвами глашатаи эмира подавали сигналы, трубя в трубы и ударяя в барабаны. И тогда огромные толпы «правоверных» заполняли двор Большой мечети Мекки, чтобы принять участие в богослужении. Чувство мусульманской духовной общности объединяло представителей самых разных народов. С достоинством выступали флегматичные и солидные жители городов Ирана и Средней Азии. Эмоциональные турки-сельджуки, прибывшие из Сирии в период недолгого затишья между очередными походами против крестоносцев, не могли сдержать слез умиления при виде древних святынь. Всеобщее любопытство вызывали непривычные обычаи длинноволосых, с заплетенными бородами пришельцев из Йемена: не зная ни обрядов, ни науки ислама, они молились по-своему и нигде не расставались с огромными луками.
«Великое паломничество» начиналось в первый день месяца Зу-л-хиддж и длилось 10 дней. В Мекке и ее округе религиозные церемонии происходили непрерывно. Первая обязанность хаджи — семь ритуальных обходов вокруг «дома божьего» — Каабы, где благоговейно прикладывались к «Черному камню» — «деснице Аллаха на земле» (поклонение этому овальному метеориту глубокого черного цвета с мелкими вкраплениями слюды восходит к домусульманским культам). Затем паломники пили солоноватую «чудодейственную» воду из колодца Земзем, которая спасла от жажды легендарного родоначальника арабов Измаила и его мать Агарь. В праздничный цикл входил и визит в долину Арафа. С плачем и стонами шествие всходило на гору ар-Рахма с мечетями в честь «праотцев» Адама и Авраама. В дни Арафа в Мекке устраивали ярмарку, куда приезжали торговцы из самых отдаленных земель. В последний день торжеств «правоверные» направлялись в долину Мина. Следуя этой узкой лощиной, они творили обряд побивания камнями дьявола и совершали жертвоприношения — заключительный акт сложного ритуала паломничества.
Отовсюду притекали в Мекку благочестивые дары. Во время паломничества в Каабе выставляли напоказ произведения высокого искусства, присланные «царями ислама». Входящие в «дом Аллаха» любовались ведрами и кубками из камней, «которым не было цены», дивным яхонтом — подарком халифа ал-Мамуна, инкрустированными фигурками газелят и сосудами «фараонова стекла», зеленой хризолитовой плиткой стоимостью четыре тысячи динаров. Как будто парили в воздухе солнечные диски и полумесяцы из золота.
Кроме хаджа в Мекку, духовному совершенствованию мусульманина способствовало посещение могил местных святых — людей, прославленных праведностью, или мучеников за «истинную веру». Народное суеверие приписывало им необычайные деяния: они мгновенно преодолевали пространство, избавляли от врага, внимали нездешним голосам и ходили по воде. Разбросанные по разным странам мавзолеи «чудотворцев» служили заманчивой целью далеких странствий. К гробницам святых, особенно чтимых беднейшими городскими сословиями, в определенные дни года организовывали массовые паломничества.
Глава 5«ИЗ ВСЕХ ЗЕМЕЛЬ МАСТЕРА»
С моим ремеслом я по свету бродил,
Шел к франкам, баварам, на Рейн заходил.
Пять лет беспрерывно я странствовал там —
По этим и многим другим городам.
На дорогах Западной Европы изредка можно встретить человека в островерхой широкополой шляпе с пером, туго подпоясанной куртке с пузырящимися выше локтей рукавами и низких сапогах гармошкой с широкими раструбами. В расшитом заплечном мешке такого «выходца из прошлого» топор, пила и рубанок. Это бродячий плотник, цех которых еще существует в Гамбурге. Тайное, чисто мужское общество, на собрания которого посторонних не допускают, сохранило средневековые обычаи и устав. Оно владеет домом на окраине города, где старейшины принимают новых членов, а в день святого покровителя общества устраивают праздничный обед. Чтобы стать мастером и членом цеха, следует уйти на полгода не ближе чем за 50 км от дома. Странствуя по городам и поселкам Западной Германии, Австрии, Люксембурга, Голландии, гамбургские плотники ставят сараи, парники и скотные дворы, чинят лестницы и рамы, перестилают полы. Среди этих людей живет сознание извечности их ремесла. «Ведь мы всегда были», — заметил один из них, рассказывая о своей жизни{154}.
Плотник из Гамбурга — продолжатель традиций Средневековья, когда странствия для усовершенствования в деле или в погоне за заработком были распространены среди ремесленников многих специальностей: керамистов и ткачей, деревообделочников и камнерезов. Подмастерье набирался опыта, кочуя из одного города в другой и часто меняя место работы. Он шел пешком. В узелке, перекинутом через плечо, лежали инструменты и немного белья. В мастерской, куда нанимался ученик, ему предоставляли стол и кров. «Период скитаний» — это период обучения и формирования будущего мастера. Изучая ремесло в разных краях, он пополнял знания и совершенствовал профессиональные навыки. Странствующие ремесленники проходили немалые расстояния:
По государствам странствуя,
Шагать нам суждено
Чрез земли франков, швабов,
Швейцарцев заодно.
Пройдем Тироль и Штирию
И в Венгрию зайдем.
А возвратившись, станем
Искуснее во всем!{155}
Не жили оседло и мастера высокой квалификации. Если в каком-либо городе ремесленников одной специальности скапливалось больше, чем требовалось, они снимались с места и шли туда, где спрос на их изделия был выше. Саади относил ремесленников к тому роду людей, которым странствия не противопоказаны:
Не будет терпеть ни нужды, ни лишений
Покинувший край свой сапожник безродный.
Когда ж царь Нимруза покинет пределы
Родимой страны, то заснет он голодный{156}.
По приглашению владетельных особ из страны в страну путешествовали целые артели мастеров — для них не существовало ни государственных, ни национальных границ. Универсализм общеевропейской культуры с ее общностью сюжетов и тем облегчал их передвижения.
Особой подвижностью отличались каменщики, штукатуры, плотники и столяры, которые возводили церковные здания, укрепленные замки и городские дома. Если ювелиры или миниатюристы могли долго работать в постоянных мастерских, то строительные профессии требовали частых переездов. Каменотесы, скульпторы, создатели фресок и мозаик по окончании своего труда отправлялись на другую стройку, иногда за многие сотни километров. Особенно много ремесленников из разных областей привлекали сооружения государственного масштаба. Византийский император Константин V (741–775) мобилизовал для постройки акведука «из Азии и Понта 1000 строителей, каменщиков 200; из Эллады и с островов — изготовляющих цемент 500 человек; из самой Фракии 5000 и 200, изготовляющих кирпичи»{157}. При возведении Ахенской базилики Карл Великий созвал художников и мастеров «со всех стран, расположенных по эту сторону моря».
Межнациональный обмен мастерами происходил и в азиатском мире. Руками умельцев, приглашенных «со всего света» или согнанных завоевателями, создают и зороастрийские «храмы огня» и мусульманские мечети: