Поворот небольшого кольца в борту ракеты — раскрытая дверь захлопнулась. «Победитель», гладкий и неуязвимый, лежал, как большая темная рыба…
Горянский чиркнул спичкой из заранее приготовленной коробки с русской надписью «Ираида Лапшина» (по иронии случая эта коробка с ним попала на луну), но бесполезно — спичка не загорелась… Еще и еще — он истратил более десяти спичек — бесцельно; с таким же успехом он мог бы применить любую щепку.
Несомненно, воздуха не было; предосторожности, принятые ими, были как раз кстати.
Горянский сказал по телефону Елене, чтоб она помогла ему развернуть флаг, и через минуту они с Муксом, забравшись по маленькой лестнице на верхнюю площадку, водрузили громадный красный флаг над ракетой.
— «Мне необычайно хорошо и легко», — телефонировала Елена, — «я, как птица: я чувствую себя наполовину легче…»
— «Это оттого, что сила тяготения здесь намного меньше, чем на земле», — ответил Горянский, — «мы собственно напрасно подымались по лестнице на площадку…» — Он слегка подпрыгнул и через минуту опять стоял у красного флага.
Мукс немедленно последовал его примеру, но, не рассчитав движения, перепрыгнул через ракету…
Елена тоже легко подпрыгнула, несильно оттолкнувшись от поверхности на площадку, и встала рядом с Горянским у флага.
— «Как хорошо на луне! Мы уже почти стали птицами!» — телефонировала она мужу.
— «Посмотрим, что будет дальше!» — отвечал он.
Красный свет на поверхности начинал слабеть…
Атмосферы, создающей розовую поэму зари, порождающей мягкие земные сумерки, не было; резко и грубо, без полутонов, почти без перехода, наступала ночь.
Видно было, как по всему горизонту явственно надвигалась черная полоса мрака, медленно наползая, — как перед ней отступал красноватый свет.
Резко и четко выделялась черта, отделявшая их друг от друга. Полутеней не было.
Через минуту черная черта прошла над «Победителем»… Везде была ночь.
Небо черное, как чернила. испещрилось красноватыми угольками звезд. — Грубо, красно и четко горели они и не серебрились и не мерцали бриллиантово, как над островом, покинутым ракетой…
Над горизонтом всходила земля. Диск ее, красноватый и светящийся, напоминал луну, но был раза в три больше земной луны.
Она, как огромный аляповатый фонарь, сильно освещала, теперь черную, испещренную трещинами, поверхность.
Она всходила все выше и выше, как ночное, лунное солнце, и снова медленно, черной плотной стеной отползал мрак… Горянский решил пойти навстречу земле, приходившей им на помощь: он повернул выключатель и два могучих радиоактивных прожектора «Победителя» брызнули ослепительные, мощные разливы света…
Но свет этот не был белым и серебристым, как на земле,
— красный и немного зловещий, тянулся он гигантскою полосою до самого горизонта, сливаясь со светом земли. «Победитель» сам стал маленьким солнцем.
— «Вот — дорога победы! — воскликнул Горянский, указывая на полосу света с «Победителя», раздвинувшую по обе стороны темь. — Идем!»
— «Да!» — ответила Елена твердо.
Они, спрыгнув с площадки, медленно и осторожно пошли вперед, держась в полосе света с «Победителя».
Горянский зажег электрический фонарик и освещал каждую пядь поверхности: он боялся, чтобы как-нибудь не упасть в одну из ращелин.
Вот путешественники подошли к гигантскому кратеру;
— необозримый, еще более черный, чем черный мрак, он казался страшным; — Горянский остановился… Но потом он все-таки решил исследовать.
Осторожно приблизясь, он осветил фонариком край кратера; край этот не везде был отвесен; слева виднелись три отлогих ращелины, по которым можно было спускаться… Горянский наклонился над кратером; на мгновенье ему показалось, что он слышит шум…
— «Елена, ты слышишь?» — телефонировал Горянский.
— «Нет», — отвечали Елена и уцепившийся за нее Мукс, тоже наклонившиеся над краем.
— «Здесь тихо и страшно, мистер Горянский… Там притаился, наверное, лунный дракон! Не будем идти туда!»
Но они все-таки стали спускаться.
Горянский по-прежнему шел впереди, сжимая в правой руке электрическое ружье, а левой освещая кратер фонариком. Спуск неожиданно становился более отлогим.
Минут пять они шли, почти не опускаясь, по сравнительно ровной дороге. Кто-то тронул Горянского за плечо: — «Володя, — услышал он в телефон взволнованный голос Елены, — смотри, Володя!» — она показала рукой вправо — Горянский взглянул: там виднелись одна за другой грандиозные каменные ступени.
Подошли ближе.
Как раз там, где кончался отлогий спуск, массивно вырисовывались эти ступени, влево, где только что шел Горянский с Еленой, и Муксом. Горянский приподнял фонарик выше — виднелся ровный отвесистый край, уходивший в темную пустоту, которую не мог осветить даже электрический свет… Не обрати Елена внимания на ступени — кто-нибудь из компании провалился бы туда!..
Горянский внимательно изучал эти широкие мощные ступени, уходившие без конца вниз и вверх; очевидно, это была лестница в кратер, восходившая, вероятно, до поверхности; —и думал, что, несомненно, только разумные существа могли обтесать и высечь эти каменные плиты.
Более полутора аршин отделяло одну ступень от другой; какие ноги каких гигантов спускались по этой лестнице? И есть ли они сейчас на луне?
Что это? — Спуск в лунные рудники или шахты? Памятник жизни, давно погибшей, или существующей и сейчас?
Еще осторожнее, еще крепче сжимая ружье, стал Горянский спускаться по ступеням. Елена и Мукс последовали за ним. Минут двадцать они прыгали со ступеньки на ступеньку… При условиях облегченного тяготения это не было трудно.
После каждых десяти ступеней следовала площадка. Вот уже девять таких площадок… Дальше виднелась плоская облицованная стена, плотно прижимавшаяся к краям кратера.
Слева площадки был отвесный, ничем не прикрытый край, уходивший вниз.
Вправо шла дорога, ровно и гладко вымощенная темнозелеными плитами, имевшими форму гигантских ромбов.
Горянский неожиданно поскользнулся на одной из них и с силой упал навзничь; футляр с петухом, висевший у него на плече, сорвался и с грохотом ударился о плиту; крышка футляра сломалась.
Горянский, вскочив, кинулся к футляру, думая, что петух издох, — петух стоял на одной ноге, отодвигая голову от электрического света фонарика, и лениво трепыхал крыльями; — он не был мертв…
Вне себя от любопытства, Горянский лихорадочно вытащил коробку «Ираида Лапшина» и чиркнул спичкой— спичка горела… Здесь был воздух!..
Через минуту слабое «ку-ка-ре-ку!» донеслось сквозь шлем до Горянского: земной петух приветствовал лунное подземелье…
Елена и Мукс подошли тоже и все трое внимательно смотрели на петуха минут десять…
Горянский пристально изучал его…
Вдруг петух неожиданно оживился и с кукареканьем, слабо долетевшим до уха присутствующих, выскочил из футляра.
Его прыжки и удары крыльев, которые на земле не могли поднять его выше двух аршин, здесь, благодаря ослабевшему тяготению, создавали впечатление полета; если бы не веревочка, привязывающая его за ножку к футляру, то он, может быть, на самом деле бы улетел.
Горянского больше всего поразило то, что вид петуха был гораздо здоровее и бодрее, чем в ракете: петух расхаживал, прыгал и кукарекал, с каждой минутой, очевидно, чувствуя себя все лучше!..
Горянского заинтересовала какая-то особая живость его движений и он, взяв его за ножки, приблизил к себе; глаза петуха необычайно блестели; он вырвался и изо всех сил клевал каску Горянского.
Тот, чрезвычайно заинтересованный, слабо понимал, в чем дело; он сжег более десяти спичек; — все они вспыхивали моментально, горели быстро, — хотя, по внешним признакам, не было ветра, — и необычайно ярко.
Из осторожности Горянский еще полчаса наблюдал за петухом; когда по прошествии этого времени петух все еще по-прежнему бегал, чувствуя себя, по всей видимости, прекрасно, Горянский начал действовать: — он нажимом кнопки надвинул на рот и нос специальный предохранительный клапан, вроде противогаза, и приоткрыл нижнюю часть шлема…
— Прекрасный, свежий, живительный воздух, неизмеримо более приятный, чем тот, которым дышал до сих пор Горянский, ворвался ему в легкие… Горянский вздохнул полной грудью и почувствовал, как сильнее забилось его сердце, как крепче напряглись мускулы, как острее заработал мозг; и понял причину оживления петуха…
Это был озон!..
Через минуту Горянский отвинчивал свой шлем и то же делали остальные.
Минут пять все трое не говорили друг другу ни слова, — только жадно с широко раскрытыми ртами, как лакомство, пожирали воздух…
— «Это так вкусно, что я съем весь воздух, а заодно и луну!.. Это вкуснее пирожного!» — сказал, наконец, Мукс.
— «Да, — согласилась Елена, — ни на одном из курортов я не дышала таким изумительным воздухом!»
— «Ты не могла его встретить на земных курортах, — сказал Горянский, — потому что это — озон, чистейший озон с кислородом.
— Сюда действительно бы следовало отправлять больных для лечения… — Вот теперь мы и устроим лунные курорты, — улыбнулся он Елене, — а Мукс станет посыльным и будет ездить на землю по поручению больных».
— «Нет, — с важностью ответил Мукс, — не хочу на землю, мне здесь нравится… Я уже не боюсь теперь… И потом здесь так вкусно…»
— «Вот видишь, Елена! Уже есть один свежеиспеченный лунный патриот, изменяющий земле!..
— Да, атмосфера здесь прекрасная!.. Но не могу понять, как попал сюда озон и почему держится здесь этот воздух, не улетучиваясь на поверхность?!
— Но давай продолжим наши исследования!
— Вперед, новорожденные силениты!
Они двинулись дальше с отвинченными шлемами, болтавшимися за плечами, захватив с собой петуха; все по-прежнему с удовольствием дышали, как будто ели что-нибудь вкусное; воздух был теплый и влажный и отдаленно напоминал морской воздух земных побережий.
Влажность эта сильно удивляла Горянского, так как нигде не было видно никаких следов воды.