Нет, не конец, не гибель! Блестящая сигарка проскочила над самой поверхностью планеты, чуть-чуть не задев пелены туч. Казалось, в туманном слое атмосферы, который колыхался над тучами, остался след сигарки. А сама она уже мчалась дальше, отдалявшись от громадного шара Венеры, но резко изменив направление и теперь продвигаясь по длинному эллипсу вокруг планеты, которая захватила ее в свое движение и несла с собой в космосе, как спутника.
В центральной каюте прозвучал усиленный громкоговорителем голос Николая Петровича:
— Парабола нашего полета, друзья мои, превратилась в эллипс! Мы летим вокруг Венеры. Мы вступили в первый эллипс! Десять часов и пятьдесят четыре минуты будет продолжаться наш полет по эллипсу вокруг Венеры, пока мы очутимся в том самом месте, в котором влетели в ее атмосферу. Вычисления правильны!..
Смех, радостный и веселый, был ему ответом. Победа, победа! Атмосфера планеты приняла ракету, космический корабль мчится уже вокруг Венеры. Гуро смеялся своим низким густым голосом, Сокол даже всхлипывал от смеха, глядя на него. А Василий Рыжко совсем не выдержал. Он выпрыгнул из гамака — и сразу остановился удивленно. Он не плыл в воздухе. Он стоял на полу. Правда, вес его был странно мал, юноша словно был сделан из чего-либо иного, чем обыкновенный человек. Он даже покачивался, шатался, однако стоял. Да, это был уже вес.
Несколько часов металлическая сигарка мчалась вокруг Венеры, все время словно стараясь оторваться от нее, повернуть вновь в бескрайные пространства вселенной. Но, достигнув наибольшей, казалось, отдаленности, сигарка послушно начала сама по себе поворачивать, описывая кривую, которая вела опять ближе и ближе к планете, и ее тучам. Первый эллипс заканчивался. Он приводил ракету вновь к той же самой точке над тучами, где она пролетела впервые.
Николай Петрович опять застыл с руками, положенными на рычаги. Да, расчеты были правильны, это доказал переход ракеты с параболы на эллипс. Но разве можно успокоиться на этом? Разве мало может быть неожиданностей? Нужно быть, готовыми ко всему.
И в центральной каюте снова настала тишина. Приближался второй решающий момент. Ракета снова должна влететь в атмосферу, атмосфера снова слегка затормозит ее, эллипс уменьшится… Будет ли так?
Высоко над тучами ракета промчалась опять с тою же самой молниеносной скоростью — по крайней мере, так показалось всем.
И, как и раньше, тучи стали отдаляться. Ракета перешла во второй, меньший эллипс. Николай Петрович обеспокоенно взглянул на циферблат электрического термометра, который показывал изменения температуры оболочки ракеты. Да, как и следовало ожидать, оболочка разогрелась. Термометр показывал триста градусов выше нуля. Это не было угрожающим — нормальная температура для тела, пронесшегося сквозь густую атмосферу со скоростью десяти километров в секунду. Теперь скорость вновь уменьшилась вследствие нового сопротивления трения об атмосферу.
Единственное, на чем могло бы плохо отразиться повышение температуры оболочки, — это система жидкости в трубах. Но еще перед первым торможением Николай Петрович распорядился открыть для жидкости путь к внутренним резервуарам. Теперь трубы были пусты.
Рындин осведомил спутников:
— Вступили во второй эллипс. Скорость — девять с половиною километров в секунду. Продолжительность полета по второму эллипсу — четыре с половиной часа.
— Выходит, второй эллипс вдвое меньше, чем первый? — спросил Василий.
— Даже еще меньше. Потому что мы летим медленнее. Однако, обращаю ваше внимание на необходимость искать подходящее место для посадки. Еще три эллипса — и мы снижаемся, — полусерьезно, полушутя ответил Николай Петрович.
В самом деле, — легко было сказать «искать место для посадки!»
Насколько хватал глаз, поверхность Венеры была покрыта все теми же самыми густыми тучами. Они волновались, превращаясь в безграничное серое море; потоки туч передвигались один над другим. Казалось, планету покрывало несколько слоев туч. И если случалось, что в верхнем слое создавался прорыв, в который засматривали четыре пары глаз, то под этим прорывом виден был лишь следующий слой туч, еще более густой, еще более непроницаемый.
— Николай Петрович, давайте теперь к нашему телескопу инфракрасный экран, — предложил Сокол. — Мы вам найдем все, что нужно,
Василий даже подпрыгнул: верно, инфракрасный экран поможет увидеть, что делается под этими проклятыми тучами! И почему они до сих пор не установили его? Ведь теперь Венера совсем близко, просто — рукой подать!..
Вот он, этот экран. Изображение Венеры сразу изменилось. Как и раньше, когда Василий впервые взглянул на этот экран, тучи почти исчезли, превратились в прозрачную дымку. И под ними на поверхности Венеры…
— Ничего нельзя разобрать, — с огорчением сказал Гуро. — Не помогает экран…
Действительно, даже на этом расстоянии экран мало добавлял к той картине, которую Василий уже видел. Вот тот океан. Он словно бы увеличился. Неровные края материка… Словно бы большой остров недалеко от материка… Извилистая линия на материке — должно быть, какая-нибудь речка. И больше ничего. Изображение колебалось, время от времени затягивалось серым туманом, который проходил по нему волнами. Нет, экран не помогает!.. Почему?..
Но на этот вопрос не мог ответить никто. Между тем, обстановка была весьма грозной. Ведь именно с помощью экрана Рындин рассчитывал наблюдать поверхность под тучами перед посадкой, чтобы и в самом деле найти подходящее место для посадки корабля. Нельзя же было снижаться наугад, прямо в густые тучи. Ракета могла разбиться, могла упасть на скалы.
Василий увидел, что настроение академика изменилось. Правда, он старался не показывать этого. Но голос выдавал его, когда он успокаивающе говорил:
— Ну, что ж. Давайте присматриваться без экрана. Вероятно, что-нибудь найдем… какую-нибудь площадку…
Рыжко тихо спросил у Сокола:
— Почему это могло случиться? Разве инфракрасные лучи не везде одинаковы?
Сокол пожал плечами.
— Кто его знает… Может быть, что-нибудь испортилось в аппарате… может быть, поверхность Венеры отражает слишком мало инфракрасных лучей, может быть, есть еще какие-нибудь вредные влияния неизвестного нам излучения… вот как было с космическими лучами. Факт остается фактом: экран не помогает. И это очень тревожно. Впервые мы очутились перед действительной опасностью…
Василий видел это и сам. Он злобно смотрел на экран телескопа. Что кроется под этими тучами? Куда направит ракету Николай Петрович? Вслепую, ничего не видя в густом тумане? Может быть, — внизу бурное море; может быть, — там какая-нибудь пустыня; может быть, — горы и скалы?.. А инфракрасный экран только мешал, потому что чем дальше, тем больше он затягивался волнами серого тумана, в котором дрожали все контуры изображения. На него нельзя было полагаться, лучше уж было смотреть на обыкновенный экран. Но тут были видны одни тучи — и не было ни малейшей возможности хотя бы немножко рассмотреть, разыскать что-нибудь в этой густой пелене…
Один лишь раз Василию показалось, что он увидел между тучами что-то зеленое. Большой прорыв в верхнем слое туч открыл нижний слой. И в нем будто… будто какое-то отверстие. Что там? Отверстие мелькнуло на неуловимый миг — и исчезло. Но там было, было что-то зеленое!
Василий с надеждой взглянул на соседей. Сокол наверняка ничего не заметил. Лицо его было хмурым и напряженным. Он что-то обдумывал. Однако, Гуро внимательно взглянул на Василия. Заметив волнение юноши, он сказал:
— Что-нибудь увидел, мальчуган?
Василий замялся: может быть, это только показалось?
— Да говори, говори!
— Показалось мне, что увидел.
— Зеленое?
Василий вздрогнул: неужели и Гуро видел?
— Да, зеленое… Но на одну лишь секундочку. И я не уверен…
— То же самое видел и я, — задумчиво сказал Гуро. — Ну, что ж, посмотрим еще…
Николай Петрович все время не сходил со своего места в навигаторской рубке. Он не чувствовал утомления. Огромное, бурное возбуждение охватило его. Аргонавты вселенной приближаются к своей цели. Пройден почти весь путь. Остается только закончить спуск. Только… Но — сколько опасности в этом «только»! Грозных опасностей, которые возникли теперь, после того, как академик убедился, что главное его орудие для наблюдения поверхности Венеры — его инфракрасный экран — не действует. Николай Петрович слышал, как объяснял Василию Сокол возможные причины этого. И старый академик не мог ничего добавить к этим неуверенным объяснениям. Да разве в причинах было дело? Рындин знал одно: это объяснялось не порчей аппарата. Значит, делу помочь он не мог. А все остальные причины сейчас не имели значения.
Экран не действовал — вот и все. Тучи скрывали под собой поверхность планеты.
Однако, сейчас Николаю Петровичу было о чем думать и кроме инфракрасного экрана. Ракета, легко подчиняясь притяжению Венеры, плавно делала второй эллипс. Приближалось третье торможение. Это уже не было новостью. Николай Петрович знал, что все идет как следует. От минувшего волнения остались только следы. Так же быстро ракета мелькнула над тучами и отдалилась от них. Но теперь термометр показывал всего двести пятьдесят градусов выше нуля. Поверхность Венеры словно не отходила дальше; казалось, что ракета делает вокруг нее ровные круги.
Да, уже третий эллипс; Николай Петрович тихо промолвил:
— Через два часа пятьдесят четыре минуты четвертое торможение.
Утомление дало себя чувствовать всем, кроме него. Однообразная картина серого моря туч вызывала у Василия сонливость. С усилием он принуждал себя не закрывать глаз, но они словно слипались. Серые тучи одна над другой — и ничего больше… Негостеприимно встречает Венера их, отважных аргонавтов вселенной, негостеприимно… Голова Василия медленно клонилась на руки, отяжелела голова утомленного юноши. И, казалось ему, почти в ту же самую минуту он снова поднял ее. Те же самые тучи; никакой перемены. Но почему такое встревоженное лицо у Гуро? Почему Сокол нервным движением руки пощипывает свои маленькие усы? Что случилось?