А вот маленький, но характерный штрих уже из 1942 года. В посёлке Кузьмолово Ленинградской области Вадим Сергеевич встретился со своей будущей женой Катей Григорьевой. Они решили никогда не расставаться, даже после смерти. Могилу они себе «назначили» именно в Кузьмолове. Екатерину Павловну похоронили здесь в октябре 2000 г., а через год с небольшим они были вместе уже навсегда.
Трудно остановиться в знакомстве с подобными свидетельствами. Но сегодня у нас есть не менее значимые документы, характеризующие эту семью. Это стихи Вадима Шефнера. Это уже достояние истории, достояние культуры и, конечно, достояние России.
Баллада про лед
Большинство людей знают два типа льда: лед на катке и лед в коктейле. Более продвинутые различают лед на поверхности водоема и ледники (конжеляционный и глетчерный льды, если говорить по-научному). А мы имеем дело с международной номенклатурой морских льдов более чем в сотню наименований и порядка 50 страниц. Лед бывает паковый и дрейфующий, блинчатый и ледяными иглами, нилас и шуга, снежура и сало. Он бывает молодой и старый, однолетний и многолетний. Одни ледяные поля изрезанны шрамами торосов, а другие покрыты морщинами разводий и оплеухами снежниц. А ледокол выворачивает лед наизнанку, обнажая голубые ребра льдин. Лед — он еще и разноцветный, отражающий, вбирающий в себя всю скудную цветовую гамму Арктики. Золотой на закате, розовый на рассвете, сизо-лиловый в сумерки, голубовато-серебристый в полдень. И можно бесконечно смотреть как кружатся в танце под мерный рокот двигателя судна ОПЛ, отдельно плавающие льдины, которые мне, вопреки номенклатуре, так хочется назвать одинокими…
А еще бывают ледяные поля разлук и непроходимые торосы нескладывающихся отношений. Но, как говорят климатологи, скоро весь лед растает…
МЫС ЖЕЛАНЬЯ
Для любви нам зачем-то нужны расстоянья,
А несказанных слов суета расставанью под стать.
Остается лишь мыс под названьем «Желанье»,
Чтоб его обойдя, возвращенья себе пожелать.
Сколько нас вот таких, кто с пеленок затронут
Этой странной тоской по бегущей воде за кормой,
Кто кидался в романтику лихо, как в омут,
А потом все искал по морям и по льдам путь домой.
Что еще пожелать вопреки непогоде,
Провожая тот мыс в пелене ледяного дождя?
Как морщины по льдам протянулись разводья
Наш оранжевый борт за седой горизонт уводя…
Ветер гребни срывает и крутит в азарте,
И заблудшая чайка неспешно парит над волной.
Для тебя я лишь точка на скомканной карте
По пути между старой и Новой Землей.
* * *
За иллюминатором проплывал остров Комсомолец архипелага Северная земля. А где-то южнее остались острова Большевик, Пионер и Октябрьской революции.
И я подумала, что лет через сто для проплывающих мимо эти слова будут значить примерно то же, что для нас гибеллины и гвельфы (результат читаемой в рейсе биографии Данте).«Кто — гоблины и эльфы?», — переспросили меня, когда я озвучила эту мысль. Что и требовалось доказать.
А во времена Данте это было очень важно, более чем важно, ибо ценой ошибки была жизнь. Или изгнание, потеря родины — что для Данте было равносильно потере жизни. В 30 годы, когда наносилась на карту Северная земля, понятия большевик и комсомолец тоже были весьма значимы — попробуй не согласись.
Но даже сейчас если какие либо монархисты-патриоты додумаются вернуть Северной земле ее первоначальное имя «Земля императора Николая II» (которое, если быть объективными, она почти и не носила), наличие в ее составе большевика, комсомольца, пионера и даже Октябрьской революции мало кому покажется абсурдом. История все мирит и сглаживает, а потом благополучно забывает. Чтобы потом опять методично наступать на одни и те же грабли. Вечны только сами острова, как бы их не называли.
А еще Данте. И его любовь к Беатриче.
ШТОРМ В МОРЕ ЛАПТЕВЫХ
Хоть и с севера, но с характером
Раскачался шторм на снастях.
И как в пляс пошло море Лаптевых —
Пьяный конюх в старых лаптях.
То вприсядку, то — пена кудрями,
То закинет в небо метлу.
И как вдарит всей своей удалью
Пароходу прямо в скулу.
Эх, не будет нам море скатертью —
Под припляс скулит эхолот.
Ах ты лапоть наш в море Лаптевых
Среди волн и брызг пароход!
ЗЕМЛЯ САННИКОВА
Судовые часы расставанье настойчиво бьют.
И уходит корабль, растворяясь за облачной гранью.
И последний наш остров, последний скалистый приют
Исчезает и меркнет в морозном вечернем тумане.
Ничего, все пройдет. Оглянусь, но меня не зови.
Просто слезы из глаз, или капель соленые гроздья.
Там где льды так хрупка эта нить уходящей любви.
И по снегу скользят, надрываясь от скрипа полозья.
И полярная ночь в снежных вихрях пространство завьет,
И сиянья дрожат, размывая стремление к цели.
Протянуть к тебе руки, чтоб снова наткнуться на лед
И зажмурить глаза от порывов слепящей метели.
Да, наверно пора понимать эти горы вдали.
Но до боли в руках задержать бы земное вращенье!
Что сильнее: любовь иль мираж неизвестной земли?
Что за странный порыв — уходя, не желать возвращенья?
Этот долгий маршрут нам запомнить еще предстоит.
Нам еще предстоит до последнего выплата дани.
Когда все отойдет. Когда все навсегда отболит.
Когда остров Бенетта в морозном исчезнет тумане.
На самом деле замель Санникова было три, а может и более. В начале 19 века промышленник Яков Санников ходил по северу в поисках пушнины и мамонтовой кости и честно записывал и зарисовывал все, что видел.
Так появились на карте острова Столбовой и малый Ляховский. И еще один остров, четко видный в ясный день с северной оконечности острова Котельный… Высокие горы на дрожащем в морозной дымке горизонте, ледники, сползающие в океан… Но до него — льды и льды…
И это было главное открытие Санникова, обессмертившее его имя, ибо он открыл мечту. И сколькие смотрели в бескрайние ледяные просторы, в туманы, белым дымом окутывающие белую пустыню. И видели! Нет, не мираж — уж они-то знали толк в миражах. И уходили в погоне за этой мечтой. И возвращались совсем другими. Или не возвращались, как не вернулся Эдуард Толль, навсегда оставшийся где-то на траверсе своей мечты о земле Санникова. Хотя, какая это земля? Лед и камень. Такой же кусок скалы и спрессованной мерзлоты, как и расположенные совсем рядом острова с поэтичными именами Жанетты и Генриетты. Нет, такой мечта быть не может!
И возникла легенда о теплой, плодородной земле где-то в глубинах Северного Ледовитого океана. Туда летят птицы, туда стремятся отважные, и там, естественно, все счастливы… Гиперборея древних греков, Туле викингов, Арктида из теософских бредней, фантазии Обручева… Ну, невозможно поверить, не поддается человеческой логике тот факт, что на тысячи километров здесь только холод и лед! Куда-то же летят эти птицы!
В наш век, когда Арктика как на ладони видна на спутниковых снимках, известно, что севернее Новосибирских островов никакой земли нет… А Санников и Толль видели скорее всего плавучий остров, образованный из реликтовой мерзлоты и застрявших на отмели айсбергов. И все-таки до боли в глазах вглядываюсь в седой горизонт, в сизо-белую бесконечность моря Лаптевых. Наверное, мы здесь, потому что однажды поверили снам про Гиперборею.
А одинокие острова с нездешними именами Бенетта, Генриетты и Жанетты остаются где-то за пенно-ледяным следом судна, в просторах Восточно-Сибирского моря.
Спасо-Преображе́нский Солове́цкий монасты́рь
Ставропигиальный мужской монастырь Русской православной церкви, расположенный на Соловецких островах в Белом море.
Татьяна Кожурина
СОЛОВКИ
Вижу берег моря бледного.
Тишина… Лишь рыбь плеснёт…
Небо матовое, медное…
Плеск волны о камни бьёт…
Камни серебристо-серые…
Белые кругом пески…
Раковин горбы замшелые…
Звёзд подводных огоньки.
В тишине, в сиянье северном,
Вижу двух монахов я —
Брат Савватий с братом Германом.
К Соловкам идёт ладья.
Впереди — пути опасные.
Предстоит немалый путь —
В утлом небольшом карбасике
Через море дотянуть.
ВОЛНЫ-ИНОКИ
Ой, пески вы соловецкие, серебряные,
Вы, барашки-кудри, волны с гребнями,
Позлащённые осенним солнцем севера,
Вы к обители плывите дружно, к берегу.
В ночь дозорами обходите все камни вы,
Волны -иноки в суровых черных мантиях!
В белых кудрях шелковых до пояса,
Вы ступаете от Северного полюса.
Встали в рост монахи — волны острые.
Крестным ходом — посолонь — вкруг острова!
Литературное объединение «Путь на моря» имени Всеволода Азарова
Сразу оговорюсь, что не претендую на историческую точность. Не хронологию пытаюсь воссоздать (это уже делали до меня, — к единому мнению не пришли), хочу вернуть атмосферу ЛитО, о долгожительстве которого просто не задумывался. Тогда. В 76-м.