Прошло немного времени после смерти старого князя, а усадьба все еще хранила былое великолепие. Гостям князя молодого нравилось все; как отмечал Герцен, их романтизм не возмущался ни видом подстриженного кустарника, ни рядами белоснежных бюстов, ни массивными фигурами царей, античных героев и воинов из желтоватого мрамора – тех самых упоминавшихся в описи «гладиаторов». По обе стороны дороги все так же чопорно возвышались деревья с четкими контурами крон, напоминая лакеев XVIII века, наряженных во французские парики и перчатки. Зеленели лужайки, пестрели клумбы и дамские платья, пение птиц заглушало доносившиеся с террасы звуки оркестра, в оранжереях публику обдавало благоуханием юга – одним словом, со смертью Николая Борисовича расцвет усадьбы закончился, но упадок наступил не сразу.
Младые поколенья
Экономический итог жизни Юсупова на первый взгляд мог бы показаться неутешительным. Официально потомки князя получили 27 тысяч рублей наличными и должны были выплатить в 100 раз больше долга. Между тем в действительности все выглядело не так печально. Остались многочисленные имения, производства и доходные дела, крепостной театр, собранная покойным коллекция картин (свыше 600 полотен), скульптуры, керамики, в том числе и древней, уникальная библиотека с весьма дорогими современными книгами и вовсе драгоценными инкунабулами. Живописное собрание Юсупова на тот момент было занесено в иллюстрированный каталог, подробные описи удостоверяли, что он владел образцами фарфора всех заводов России. Основным наследником князя стал его единственный сын Борис Николаевич, о котором намекал Пушкин в своем скандальном послании «К вельможе»:
…Все, все уже прошли.
Их мненья, толки, страсти
Забыты для других. Смотри: вокруг тебя
Все новое кипит, былое истребя.
Свидетелями быв вчерашнего паденья,
Едва опомнились младые поколенья.
Жестоких опытов сбирая поздний плод,
Они торопятся с расходом свесть приход.
Семейство Юсуповых не испытывало нужды, однако ни сын, ни внуки покойного князя не имели желания поддерживать славу Архангельского. В остальном же Борис Николаевич – человек с тяжелым нравом, сухой и расчетливый – постарался продолжить семейные традиции. Его должности, как и деятельность в целом, удивляли разнообразием. Побывав предводителем петербургского дворянства и членом Мануфактурного совета, в 1848 году, незадолго до своей смерти, он добился места гофмейстера при дворе. Борис Николаевич никогда не разделял взглядов отца и, в отличие от него, не был столь общительным. Такие похвальные качества, как независимость, откровенность и прямота высказываний, оттолкнули от него друзей, зато обеспечили изрядное число врагов. Рассказывают, что предводителем его выбрали не за ранг и состояние, а за порядочность.
В молодости он наделал много долгов, но сумел вовремя остепениться и тогда же поменял мировоззрение настолько кардинально, что едва не стал революционером. Впрочем, именно таким Юсупов показал себя, выдав вольные всем своим крепостным. Этот поступок, странный на взгляд окружающих, помог ему ликвидировать все долги – и отцовские, и собственные. В денежных вопросах Борис Николаевич проявлял гораздо большую жесткость, чем покойный родитель. Будучи транжирой в молодости, разменяв четвертый десяток, он стал расходовать мало, благо искусством и женщинами не увлекался, а приобретал много, добывая средства где можно и где нельзя. Так, лишь на спекуляциях заводами и шахтами в Донбассе князь Борис в несколько раз увеличил состояние семьи. В музее-усадьбе «Архангельское» хранится его портрет кисти Гро, где отнюдь не романтичный Юсупов позировал на коне и в татарском костюме, видимо, пожелав напомнить себе и потомкам о ногайских корнях своего рода. Борис Николаевич выказывал компетентность всегда и везде, любую работу, будь то государственная служба или частные дела, выполнял тщательно и к тому же обладал лучшими человеческими качествами. Опять же в отличие от отца своим крестьянам он был не столько господином, сколько благодетелем. Те, кто нуждался в помощи, от него получали больше, чем просили, и даже больше, чем могли представить. Современники вспоминали, что забота Юсупова простиралась до того, что во время холеры он – богач и придворный сановник – лично ухаживал за больными вместо усадебного фельдшера. Зараза обошла его стороной в ту эпидемию, но настигла в другую: в 1849 году Борис Николаевич заразился тифом от одного из своих крестьян и умер.
Ж. А. Гро. Конный портрет князя Бориса Николаевича Юсупова, середина XIX века
Колоссальное наследство принял Николай Борисович Юсупов, единственный сын князя, которого, дабы не путать с дедом, прозвали младшим. Немало досталось и вдове Зинаиде Ивановне, в девичестве Нарышкиной. Княгиня вышла замуж юной девушкой, родила сына и дочь, которую вскоре похоронила, после чего заявила прилюдно, что «рожать мертвецов» больше не будет, как, впрочем, и не будет возражать против забав супруга с «дворовыми девками». Оставшись вдовой с порядочным состоянием, княгиня Юсупова, всегда имевшая репутацию добропорядочной, хозяйственной дамы, вдруг резко переменилась. Ее бурные романы служили главной темой салонных бесед, но больше всего толков вызвало увлечение юным народовольцем. После того как возлюбленный попал в Шлиссельбургскую крепость, 40-летняя княгиня Зинаида демонстративно покинула свет, заявив, что садится в темницу вместе с ним. Этого ей, конечно, не разрешили, но регулярных встреч с юношей, причем не в камере, а в своем петербургском дворце, она все же добилась. Как ни странно, общество Зинаиду Ивановну не осудило ни за эту любовную историю, ни за последующие, и неудивительно, ведь знатное происхождение и деньги обеспечивали право на любое сумасбродство.
Достигнув преклонных лет, порезвившись вволю, Юсупова купила дом на Литейном проспекте, где поселилась… с мужем. Избранником старой княгини стал не старый еще француз, спустивший за ломберным столом состояние своей знатной семьи. Вскоре «молодые» решили уехать во Францию, и Зинаида Ивановна, теперь уже не княгиня Юсупова, а графиня де Шаво маркиза де Серр покинула Россию навсегда.
Ее сыновья и внуки не забыли историю с народовольцем, напротив, вспоминали о ней часто и охотно. За годы слухи переросли в легенду, которой в свое время воспользовались большевики. В поисках юсуповских сокровищ, якобы спрятанных во дворце на Литейном, были сломаны стены и подняты полы. Однако драгоценностей не нашли, зато была обнаружена тайная комната рядом со спальней княгини, где, как говорили, стоял гроб с забальзамированными мужскими останками: может быть он и был тем самым революционером, которого, как известно, повесили, а Зинаида Николаевна выкупила тело, устроив в своем доме нечто похожее на мавзолей.
Сумасбродство старушки-матери никак не повлияло на карьеру ее сына. Николай Борисович Юсупов-младший унаследовал титул и огромное фамильное состояние, будучи 22-летним юношей. Диплом Петербургского университета, где он прошел полный курс правоведения, не принес успехов на государственной службе, что для человека молодого, не тщеславного и к тому же очень богатого не стало даже малой неприятностью. Место гофмейстера императорского двора перешло к нему по наследству, было не слишком хлопотным и потому удобным для основной деятельности, в которой князь Николай смог проявить способности и даже страсть – в опекунских советах Общества призрения и училища глухонемых ему работалось гораздо приятнее, чем при дворе. Во время Крымской войны на юсуповские средства воевали 2 пехотных батальона, а молодой Юсупов, так и не понюхав пороха, получил звание камер-юнкера.
Кабинет княгини, он же Музыкальный салон
Продолжив семейную традицию, Николай Борисович стал таким же, как и дед, меценатом и коллекционером предметов искусства. Живопись и скульптура его почти не увлекали, зато музыка захватила целиком, порой преобладая над любимой литературой. Оказывая поддержку музыкантам и композиторам, в этой сфере он многого добился и сам, к почтенным годам заслужив звание почетного члена Римской и Парижской консерваторий. Современники знали князя Николая не только как музыканта, но и как писателя – историка и философа-богослова, – посвятившего немалую часть жизни сочинению «О роде князей Юсуповых».
Изданное в 1860-х годах в виде роскошного двухтомника, оно пополнило фонды Императорской библиотеки, которой автор управлял в должности вице-директора.
Николай Борисович был женат на Татьяне Александровне, графине де Рибопьер. Супруга подарила ему троих детей, но, к огромному сожалению отца и к несчастью для семьи, единственный сын Борис умер в младенчестве от скарлатины. Дочери выросли девушками красивыми, умными, к радости родителей, болели редко, может быть потому, что постоянно жили в Архангельском. Николай Борисович, очень занятый на службе, в деревню приезжал редко и ненадолго. Рассказывали, что княжна Татьяна много читала, а княжна Зинаида больше книг любила конные прогулки. Княгиня, озабоченная будущим дочерей, приглашала в усадьбу знакомых, изредка устраивая небольшие праздники, но чаще всего музыкальные вечера в одноименной гостиной, служившей одновременно и кабинетом.
Кабинет княгини – последняя парадная гостиная южной анфилады. Имея второе название «Музыкальный салон», эта комната завершает ряд парадных гостиных. Следующая далее восточная часть дворца состоит лишь из жилых, не столь эффектно оформленных помещений. Ее интерьер, выдержанный в стиле позднего классицизма, представляет собой прекрасный образец единства стиля. Кроме внешней красоты, создатель кабинета княгини показал превосходное владение художественными средствами, точнее, приложением их к архитектуре. Орнаментально-декоративные мотивы росписей (лебеди и грифоны) повторяются в форме мебели, в данном случае выполненной из карельской березы. Включенные в живопись венки из цветов и листьев можно разглядеть в обивке кресел, на осветительных приборах и портьерах. Когда-то здесь звучала музыка, возможно, старый князь слушал здесь стихи Пушкина и Вяземского, а гостей княгини Татьяны Александровны развлекали певцы из Императорской оперы. О былом напоминают изящный столик для нот, а также рояль фирмы Франца Минценберга, выписанный из Вены в начале XIX века – единственный сохранившийся в Архангельском музыкальный инструмент.