Вид Стеллы в таком состоянии сорвал последние предохранители в моей голове. Ярость, до этого бывшая просто топливом, превратилась в ядерный взрыв.
— РА-А-А-РА-А-РХ!!!
С рёвом, который был уже не человеческим, а чисто звериным, я бросился вперёд, замахиваясь булавой. Мой удар, в который я вложил всю свою силу, всю ненависть и остатки жизни, обрушился на невидимый барьер.
Не было ни звона, ни грохота. Булаву просто остановило. Как будто я ударил по чему-то бесконечно твёрдому, но при этом вязкому, как застывающий каучук. Отдачи не было. Сила просто… исчезла. Растворилась. Меня отбросило назад, на каменный пол, как тряпичную куклу.
Жрецы не прервали своего ритуала. Они просто повернули ко мне свои уродливые головы и засмеялись. Это был не просто смех. Это был высокий, стрекочущий, многоголосый звук, с которым инженеры смотрят на обезьяну, пытающуюся гаечным ключом открыть банан. Презрение в чистом виде.
Один из них, не переставая плести узоры одной рукой, другой вынул из складок своей кожи что-то небольшое, гладкое, сделанное из тёмного металла.
Рабы не поняли бы, что это. Но я понял. Хоть он и выглядел чужеродно, как инопланетный артефакт, принцип был мне до боли знаком. Это был пистолет. И инстинкт, отточенный годами работы с опасной техникой, кричал, что это штуковина, от которой не увернёшься и не прикроешься щитом.
Прежде чем жрец успел навести его на меня, я откатился в сторону, прячась за одну из массивных колонн, поддерживающих купол. В тот же миг раздалось шипение, и в место, где я только что лежал, ударил ослепительный луч света. Камень на колонне не раскололся — он потёк, как воск, шипя и испуская клубы едкого дыма.
Это был бластер. Стреляющий разогретой плазмой. И в этот момент, глядя на оплавленный камень, я с леденящей душу ясностью понял, что моя булава, моя ярость и моя звериная сила здесь так же полезны, как кувалда против лазерного скальпеля. Я пришёл на перестрелку с ножом, только вместо ножа у меня была дубина, а вместо огнестрела — аннигиляционный луч.
Я прижимался к колонне, чувствуя, как расплавленный камень рядом со мной остывает, потрескивая, словно кости старого мира. Булава, верная подруга, что помогла мне проложить дорогу через толпы врагов, теперь казалась бесполезной игрушкой. Моя ярость, вся моя медвежья мощь, весь мой гаражно-кооперативный опыт по решению проблем при помощи кувалды и какой-то матери — всё это было абсолютно бесполезно против этой технологии. Я был как пещерный человек, пытающийся забить камнем танк. Бессмысленно и очень по-русски. Кажется, у этих ребят подписка на «Науку и жизнь» была оформлена пораньше, чем у меня.
Взгляд метнулся в поисках хоть какого-нибудь решения, он проскользил от шипящего следа бластера к алтарю. И тогда я увидел то что показалось решением проблемы.
В самом центре отполированного монолита чёрного алтаря, как гнойный фурункул, был вставлен камень. Он не был похож ни на один из земных минералов. Тёмно-фиолетовый, асимметричный, почти чёрный с прожилками, он пульсировал изнутри неровным, больным светом, в такт ударам далёкого гонга, что бился прямо в моём черепе. Сердце Апопа, артефакт отправивший нас сюда.
И в этот момент, в моём отравленном, горячечном мозгу что-то щёлкнуло. Как в старом, капризном двигателе, когда после трёх дней мата и плясок с бубном ты наконец находишь причину неисправности. Вся эта сложная система — жрецы, ритуал, Стелла в роли жертвенного агнца — была построена вокруг этого камня. Он был не просто артефактом. Он был якорем. Точкой привязки. Роутером для тёмного бога. Апоп, олицетворённый космический ужас, был не самой сущностью, а лишь щупальцем, разведзондом, пробравшимся через трещину в реальности. А камень держал эту трещину открытой.
«Нарушение правил…» — эхом пронеслись в голове слова Велеса. Кажется, удалось обнаружить самое главное нарушение, на фоне которого фаланга мёртвых воинов кажется милыми детсадовскими играми в песочнице. Они не просто поклонялись злу. Они пытались протащить его сюда физически, оформить ему постоянную прописку в нашем мире. А Стелла… она была не обычной жертвой «во славу» или «за упокой». Это проводник. Путеводная звезда. Усилитель сигнала. Её разум, её жизненная энергия должны были стать шлюзом, через который эта тварь хлынет сюда, как дерьмо из прорванной канализации.
К чёрту всю эту метафизику. Я не собирался писать диссертацию по прикладной космогонии. Мне нужно было дёрнуть за главный рубильник и всё это безобразие прекратить. Потом схватить в охапку Стеллу и бежать.
И я нашёл главный рубильник. Теперь оставалось только не облажаться пока буду выполнять план.
Собрав последние остатки сил, игнорируя инстинкт самосохранения, который орал дурниной в моей голове, я выскочил из-за колонны. Но я не бросился на жрецов. Я бросился к алтарю.
Жрец с бластером среагировал, выстрелив снова. Луч плазмы прошёл в сантиметрах от моего уха, опалив волосы и оставив на каменном полу ещё один шипящий шрам. Я не обратил внимания. В ушах звенело, пахло палёной кожей и озоном.
Я добежал до алтаря и, не раздумывая, вцепился в пульсирующее «Сердце Апопа».
Это была боль. БОЛЬ. Не та боль, к которой я привык — от сломанных костей, порезов или похмелья. Это была боль на уровне атомов. Ощущение, будто мою руку одновременно сунули в доменную печь и в реактор с жидким азотом. Миллиарды чужеродных, злых мыслей, образов и ощущений хлынули в мой разум, пытаясь его разорвать изнутри, как капля никотина хомячка. Моя медвежья ярость, моя собственная внутренняя сила и подаренная Велесом, встали барьером, как аварийный файрвол, но этот барьер трещал и плавился под чудовищным напором. Я чувствовал, как обугливается кожа на пальцах, как под чудовищным давлением трещат кости в моей ладони.
Я зарычал. Не крикнул, а именно зарычал — низким, утробным, медвежьим рёвом, полным первобытной боли и концентрированной ярости. И, вложив в этот рывок всю свою жизнь, я вырвал проклятый камень из его гнезда в алтаре.
Раздался нечеловеческий вопль. Системная ошибка в матрице мироздания. Беззвучный крик, от которого задрожали стены, а воздух стал тонким и хрупким, как перекалённое стекло.
И всё изменилось.
Мерцающий барьер вокруг жрецов лопнул, осыпавшись мириадами искр, словно коротнула дешёвая новогодняя гирлянда. Все трое взвыли уже не стрекочущим, а вполне человеческим, полным боли голосом, и рухнули на колени. Их связь с источником силы была грубо оборвана. Словно из сервера выдернули шнур питания во время обновления прошивки.
Но клубящаяся над Стеллой тень Апопа, хоть и поблекла, не исчезла. Лишённый якоря, он не торопился убираться восвояси, как я наивно надеялся. Он просто замер, выжидая, как хищник, который потерял добычу из виду, но знал, что она где-то рядом.
Глава 19Поединок с Тенью
У меня была всего секунда. Жрец с бластером, корчась на полу, пытался снова поднять своё оружие. Моя правая рука превратилась в обугленный, бесполезный кусок мяса, но левая всё ещё сжимала булаву. Не целясь, я метнул её. Булава, описав короткую дугу, с отвратительным хрустом врезалась чудовищу прямо в его вытянутый череп, превратив его в месиво из костей, чешуи и мозгов. Дохли они не сложнее чем людишки. Один готов. А сколько пафоса-то было…
Второй жрец вскочил, пытаясь броситься на меня и вцепиться природным оружием — растопыренными когтями. Я шагнул ему навстречу, поднырнул под расставленные корявые лапы и схватил его уродливую голову двумя руками — здоровой левой и обугленной правой, игнорируя новую вспышку боли, которая чуть не выключила мне сознание. И просто со всей силы сжал. Результат превзошёл все ожидания. Тонкие кости черепа этого риптилоида хрустнули, как яичная скорлупа. Тело обмякло и сползло на пол. Минус два.
А третий… Третий, увидев эту быструю и неэстетичную расправу, издал панический визг. Он простёр руку, и воздух вокруг него исказился, став похожим на воду в жаркий день. Его фигура замерцала и исчезла. Крыса сбежала с тонущего корабля. Телепортировался, ублюдок.
Я остался один. Тяжело дыша, я стоял посреди зала. В моей почерневшей, дымящейся руке, как злокачественная опухоль, пульсировал камень, источающий холод и концентрированную ненависть. На алтаре без сознания лежала Стелла. А над ней всё ещё висела тень космического ужаса, лишённая якоря, но всё ещё здесь. И я прекрасно понимал, что теперь, когда усилитель в виде Стеллы ему больше не нужен, эта тварь ищет носитель. И в этом зале был только один подходящий кандидат. Я.
А что я? Стоял себе, пошатываясь, в центре зала, который только что был операционной для иномировых демонов, а теперь превратился в морг. В почерневшей, дымящейся руке, похожей на не подлежащую восстановлению запчасть, больше не было пульсировавшего камня, источающего холод и концентрированную ненависть. Вокруг — остывающие трупы инопланетных жрецов и разгром, учинённый варваром-автослесарем. Но всё это было лишь фоном. Декорациями. Главное находилось там, на алтаре.
С трудом переставляя ноги, я подошёл к Стелле. Она лежала красивая, нагая, беззащитная и бледная, как мраморное изваяние в заброшенном парке. Моей левой руки, по сути, больше не было — это был обугленный и бесполезный шмат мяса, от которого исходил запах сгоревшей проводки и вселенской несправедливости. Здоровой, дрожащей от истощения, как рука алкаша с утра, я вцепился в грубые кожаные путы на её запястьях. Они не поддавались.
С рычанием, в котором смешались боль, отчаяние и упрямство человека, пытающегося открутить прикипевший болт, я рванул. Кожа лопнула с сухим треском. Я рванул снова, разрывая путы на её лодыжках. Она безвольно соскользнула с алтаря мне на руки. Золотая корона с чёрной металлической печатью, этот уродливый обруч для сопряжения с адом, с глухим стуком слетела с её головы и покатилась по каменному полу. Оглушительно громкий звук в повисшей гнетущей тишине.
В тот же миг тень Апопа, висевшая под куполом, вздрогнула. Лишённая сосуда-усилителя, маяка-ретранслятора и якоря-роутера, она больше не могла пассивно висеть в нашем мире. Она начала концентрироваться. Тьма сгущалась, втягиваясь в единую точку, как вода в воронку, как Вселенная перед Большим Взрывом, только наоборот. Это была уже не бесформенная туча. На моих глазах из сгустка чистого, дистиллированного хаоса и ненависти формировалось нечто. Гигантская, многосуставчатая анти-сущность, у которой не было чётких очертаний, но были десятки горящих жёлтым светом пикселей чистого нигилизма вместо глаз, и пасть, которая была не просто пастью, а дырой в самой реальности, гиперссылкой в небытие, готовая нас туда и переадресовать.