Дома преторианцев. Фото 1880 г.
На Палатинском холме становилось тесно, и места для новых построек оставалось мало. Впрочем, еще было свободное пространство против Целия, вдоль Триумфальной дороги. Там прежде строили меньше, чем в других местах, потому что почва здесь постепенно понижается и не представляет ровной поверхности, где можно было бы поставить обширное здание. Однако дворец Домициана как-то дошел до этого места. Вышеупомянутый перистиль, занимавший такое большое пространство, рядом комнат, еще нам мало известных, соединялся с домом Августа, который Домициан таким образом включил в свой обширный дворец. За домом Августа он построил стадий, который теперь совсем расчищен. Стадием называли своего рода цирк, предназначенный для бега людей или игр атлетов. Это было одним из любимых развлечений у греков; этому художественному народу ничто не доставляло больше удовольствия, чем смотреть на красивое голое тело, выказывающее в разных упражнениях силу и грацию. Римляне, видевшие в подобных зрелищах только непристойность и опасность упражнения, их не любили. Вкус к ним, однако, проявился во время империи, и Домициан в особенности способствовал распространению этого развлечения. Он построил для игр большой цирк Марсова поля, форму и план которого сохраняет до сих пор Piazza Navona; император любил председательствовать на играх в греческом наряде, с пурпурным плащом на плечах, с золотой короной на голове. Неудивительно, что Домициан желал иметь стадий в своем дворце, где он мог бы давать для себя и для своих друзей то зрелище, которое на Марсовом поле он делил со всеми римлянами. Императору нравилось испробовать в компании нескольких знатоков бегуна или легкого атлета, которого он собирался показать народу. Место, где давались эти празднества, должно было быть очень изящно; найдено было императорское полукружие, состоящее из двух зал, поставленных одна на другую, причем верхняя должна была быть самой красивой. Вокруг цирка находились два этажа портиков, поддерживавшихся мраморными колоннами. Легко представить себе вид, какой имело это место, когда император сидел в своей ложе, и придворные, счастливые, что могут принять участие в развлечении императора, толпились под портиками.
Свой дворец Домициан построил за стадием, в углу холма, по направлению к западу и югу. Расход должен был быть очень значителен; раньше чем построить дворец, нужно было приготовить поверхность, где его возвести. Как мы только что видели, почва постепенно опускалась до равнины; ее подняли при помощи громадного фундамента, состоявшего из каменных аркад, помещенных одна над другой. Фундамент этот существует до сих пор; прикрывавшая его земля исчезла, и со всех сторон видны аркады одна над другой, составляющие странные группы. Они кажутся такими высокими и так поражают того, кто смотрит на них с соседних улиц, что их принимают иногда за самый дворец императоров; а это только фундамент, над которым был построен дворец Северов. От здания остается несколько еще крепких стен, самые высокие и лучше сохранившиеся из имеющихся на Палатинском холме. Одна из них поддерживала великолепную лестницу, ведшую к верхним этажам. Но из всех этих грандиозных развалин всего интереснее остатки от императорской ложи в Большом цирке. Она соприкасалась с самим дворцом, так что император присутствовал на бегах колесниц и лошадей, не покидая дворца. Ложа состояла из закрытого помещения, где император и его семейство могли отдохнуть, и из террасы, откуда виден был весь цирк. Вид оттуда в день, когда давалось празднество, собиравшее всех граждан Рима, должен был быть великолепен. Эта длинная и узкая долина, простирающаяся от Палатина до Авентина, в настоящее время один из самых печальных и бедных кварталов Рима. Тогда это был обширный ипподром, украшенный колоннами, обелисками, статуями, окруженный мраморными ступенями, на которых во время публичных зрелищ собиралось около 400 тысяч любопытных. Необыкновенное оживление царило в этой толпе, когда должны были бежать колесницы любимцев публики. Зрители, говорит Лактанций, представляли самый странный вид; они с увлечением следили за всеми перипетиями бегов, жестикулировали, кричали, ревели, соскакивали со скамеек; каждый из них стоял за какую-нибудь партию; люди бранили и приветствовали возниц, одетых в голубое или зеленое, белое или красное, вращавшихся вокруг каменного разделительного барьера (spina). С того момента, когда должностное лицо, председательствовавшее на играх, давало сигнал к отправлению, бросая белый платок на арену, до той минуты, когда наиболее счастливая колесница, пробежав расстояние в 71/2 км, подходила к цели, над толпой присутствовавших поднимался такой страшный шум, что, говорят, он был слышен на несколько верст от Рима. Императоры разделяли всеобщее увлечение. Они также имели своих излюбленных лошадей и любимых возниц и неохотно терпели их поражение. Я думаю там, в императорской ложе, сохранившейся благодаря счастливой случайности, происходила странная сцена, рассказанная Геродианом. Так как освистали возницу партии голубых, которой покровительствовал Каракалла, он приказал своей страже наказать виновных. Воины бросились на ступени цирка и, чтобы не затруднять себя выбором, убивали всех, в кого могли попасть. Это была сцена невероятного замешательства и избиения, вероятно, доставила удовольствие императору.
Септимий Север – последний цезарь, построившей себе новый дом; империя стала слишком жалкой после него, и поэтому императоры не могли позволить себе такую роскошь. Я перечислил все дворцы, находившееся на Палатинском холме, но на нем находились другие здания, кроме жилищ цезарей; рядом с императором надо было поместить его стражу и служителей. Хотя эти дома для солдат и рабов должны были быть возведены с меньшим тщанием и меньшими расходами, от них остались все-таки следы в разных местах холма. Внизу Палатинской улицы, у арки Тита, раскопки открыли большое количество комнат неодинаковой величины; Роза думает, что в них жила преторианская когорта, охранявшая цезарей; вполне естественно предполагать, что казармы поместили рядом с главным входом на Палатинский холм. Значит тут, по сообщению Тацита, несчастный Пизон, только что усыновленный Гальбой, при первой вести о восстании Отона, собрал гвардию и произнес перед ней честную и меланхоличную речь, которая не могла покорить ему сердца преторианцев. Гораздо интереснее этих бесформенных развалин, назначение которых сомнительно, те, которые находятся на противоположном конце по направлению к Велабру. Там открыли целую улицу, довольно хорошо сохранившуюся, в которой признали то, что назвали подъемом Победы (Clivus Victoriae). Это тоже остаток Рима древнейшей эпохи. Туда проникали через Римские ворота, происхождение которых, как говорили, относилось тоже ко времени Ромула. Оттуда узкая и крутая дорога поднималась на вершину холма. Улица, которая с обеих сторон окаймлена высокими домами, никогда не была очень светлой, но она стала более затененной, с тех пор как Калигула отчасти покрыл ее, чтобы расширить террасы своего дворца. Правая сторона улицы, опирающаяся на холм, принадлежала, конечно, к императорским дворцам. Когда проникаешь в до сих пор существующие, наполовину засыпанные, комнаты и глаза привыкают к темноте, удивляешься, что это темное помещение, которое сначала кажется едва достаточным для рабов, кое-где украшено с большим изяществом; во многих местах сохранилась штукатурка и мозаика; в некоторых стены имеют еще свою изящную живопись, и один из балконов сохранил тонкую мраморную балюстраду. Если в этих домах, как естественно предполагать, жили служители императора, то они должны были быть предназначены для самых выдающихся рабов и вольноотпущенников, для служительской аристократии императоров. Там жили, конечно, люди без отечества и без имени, благорасположения которых искали самые важные лица, оказывавшие влияние на императора и часто управлявшие империей. Став значительными и богатыми, они решались жить в этом помещении без воздуха и света, чтобы не удаляться от властелина, как при Людовике XIV самые важные вельможи, обладавшие большими домами и красивыми замками, скучивались в грязных помещениях Версаля, чтобы быть постоянно на глазах у короля. Но если эти рабы или вольноотпущенники считали себя обязанными не покидать темных комнат, они желали по возможности их украсить и сделать достойными своего положения; по крайней мере нет другого способа объяснить эту роскошь живописи и мраморов и красивых украшений на стенах, где их едва можно было рассмотреть.
На другой стороне Палатинского холма, около Большого цирка, нашли один из старых домов, сохранившихся после того, как холм был занят императорскими дворцами и тут поместили служителей. В нем помещались, может быть, в разные эпохи, солдаты и рабы. Комнаты, окружающие атрий, полны надписями, которые итальянцы называют graffiti. Они были по большей части нацарапы солдатами, которые называют себя ветеранами императора (veteranus domini nostri); некоторые из них хранят остроумные эпиграммы, в них ветеран жалуется, что извлек мало выгоды из своей службы. Отдельные надписи доказывают, что в этом доме существовала школа для молодых рабов (poedagogium), где старательно воспитывали детей, предназначенных служить императору и находиться в его обществе, увеселяя его беседой. Некоторые из этих детей оставили на стенах надписи, из которых видно, что школа не доставляла им удовольствия и что они рады были ее покинуть. Тут нашли тоже знаменитую карикатуру, о которой так много говорили и которая находится в музее Кирхнера. Она представляет человека с ослиной головой, распростертого на кресте; внизу лицо, грубо нарисованное, смотрит на распятого, поднося руку ко рту. Сцена объясняется греческой надписью, которая гласит: Алексамен поклоняется своему богу. Это, очевидно, насмешка над христианином; в эпоху Антонинов даже в просвещенном обществе думали, что христиане и евреи поклоняются ослу. Воин или раб императора Алексамен, принявши новую религию, служил предметом насмешек среди товарищей; но он мужественно переносил их и среди враждебного общества не отказывался от своей веры. Висконти нашел в 1870 году надпись, в которой он исповедует свою веру и в которой имеются следующие слова: