via Ostiеnsis. После этого уверились, что ошибки быть не может, и стоило только подвигаться вперед, чтобы достичь городских ворот.
Дорогу расчистили на довольно большом пространстве. Она состоит из шоссе в пять метров ширины с просторными тротуарами и двумя рядами могил. Эти могилы, менее красивые вообще, чем могилы Помпей, также смешанные. Рядом с очень простыми соlumbarіа, где погребены вольноотпущенники или бедные люди, находится гробница римского всадника, довольно тщеславного, велевшего изобразить себя на ней со знаками своего отличия и с гениями, которые протягивают ему венцы: всадник в Остии был вероятно важным лицом. Затем находишь остатки довольно просторного помещения, разделенного на большое число маленьких комнат, служивших, по мнению одних, гауптвахтой, по мнению других – гостиницей. Оттуда попадаешь к одним из ворот города – порог их еще на своем месте – и входишь в Остию. Квартал, куда попадаешь, довольно жалкий, каковы обыкновенно бывают окраины большого города, особенно города торгового, где скучивается бедный люд. С двух сторон главной улицы идут дома, на вид бедные и маленькие, и эта улица скоро разветвляется на несколько более узких, которые вели в разные стороны. Висконти колебался, в каком направлении идти ему дальше; стены, попадавшиеся ему на пути, были исправлены кое-как с помощью остатков, взятых в другом месте; из маленькой каменной урны, похищенной с могилы, сделали бассейн для фонтана. Из всего этого он вывел заключение, что напал на квартал V или VI века, спешно отстроенный вновь после первого постигшего Остию бедствия, когда испуганные жители хотели бежать от моря, откуда к ним являлись враги, и скучивались в этом маленьком уголке города, ближе к Риму, откуда могла прийти к ним помощь. Поэтому он подумал, что в этом месте нельзя надеяться сделать важные открытия, и не продолжал здесь раскопок.
Раскопки в Остии
Но в то же самое время он приступил к ним с другого конца города, ближе к той части, которая подходит к морю, и тут он оказался счастливее. Несколько ниже башни Воассiana с давних пор обращало на себя внимание значительное количество развалин, расположенных в виде полукруга, несомненно принадлежавших какому-нибудь большому сооружена. Обыкновенно предполагали, что это должен был быть рынок (еmроrіum), и, так как Канина припоминал, что видел воспроизведение подобного памятника на одной медали императора Севера и что этот государь построил большую дорогу (via Sеvеriаnа), начинавшуюся примерно в этом месте и шедшую вдоль всего побережья, он не усомнился, что рынок этот был также выстроен Севером, и назвал его emporium Severі. Подле emporium возвышался целый холм обломков. Висконти подумал, что под ним должно было скрываться какое-нибудь богатое жилище, и приказал своим рабочим смело приступать к его раскопкам. Сначала нашли статую Цереры, затем прекраснейшую мозаику, какую когда-либо находили в Риме. «Эта мраморная настилка, – говорит один из исследователей, – подтверждает мнение Висконти, указавшего на то, что в такого рода мозаике надо видеть подражание александрийским коврам, которыми так гордилась древность. Эти причудливые, правильно разделенные арабески, окруженные фестонами и завитушками самых разнообразных форм, самых ярких и гармоничных цветов, производят то же впечатление и так же чаруют глаз, как наилучший ковер». Скоро по верным признакам увидали, что зала, где находилась эта прекрасная мозаика, принадлежала баням, и по обилию украшений предположили, что это были общественные бани. Было как раз известно благодаря одной любопытной надписи, что император Антонин построил в Остии бани с морской водой, стоившие ему более 2 000 000 сестерциев (400 000 франков), и подумали, что открыли именно их. Но, продолжая раскопки, увидели, что эти бани, несмотря на их великолепие, составляли лишь дополнение к роскошному жилищу, которое теперь совершенно расчищено. Оно занимает обширное пространство, или, как говорили римляне, целый остров, заключенный между четырех улиц. Главный вход, по соседству с Тибром, украшен двумя прекрасными колоннами из мрамора, которые вновь поставили на их цоколи.
Дом построен так же, как дома Помпей, но перистиль так обширен, комнаты в нем так многочисленны и велики, что едва ли он служил помещением для простого смертного; а так как знали, что императоры проживали часто в Остии, явилось предположение, что они помещались в этом прекрасном доме, и назвали его «императорским дворцом». Эта гипотеза не подкрепляется никаким серьезным основанием, и естественнее думать, что дом принадлежал какому-нибудь богатому банкиру или известному торговцу; мы сейчас увидим, что последних в Остии было немало.
Это не единственный квартал, где находишь явные следы важного значения, какое имел этот город, и его благоденствия. Храм Юпитера или Вулкана, о котором я говорил, теперь совершенно очищен, и, когда его высвободили из-под развалин, покрывавших его основание, он предстал во всем своем великолепии. Он состоял, как большинство наших средневековых церквей, из двух зданий, одно над другим; нижнее служило кладовой для самого храма. Фронтон поддерживался шестью коринфскими колоннами, от которых остались лишь бесформенные обломки; но сохранились еще немногие изящные скульптурные украшения фриза, и время пощадило порог дверей, состоящий из одной глыбы удивительного африканского мрамора, длиной в 4 метра. По этому мы можем судить о великолепии остального. Перед храмом вход, который обращен на юг, тянется маленькая площадь, украшенная портиками; с другой стороны прямая улица ведет к Тибру, то есть к центру торгового и делового движения. Она была, как наша улица Риволи, окаймлена с двух сторон портиками. Кирпичные столбы, поддерживавшие их, остались на своих местах; легко представить себе в воображении разноплеменную толпу гуляющих, приходившую сюда искать защиты от дневного зноя. С двух сторон – входы в склады-хранилища, теперь расчищенные и которые должны были быть очень обширны и роскошны. Эта улица, вместе с портиками, имеет 15 метров в ширину; это самая большая римская дорога, когда-либо открытая, и в Помпеях нет ничего, на нее похожего.
Работы находились в таком положении, когда в 1870 году в Риме произошел правительственный переворот. Раскопки в Остии не были прерваны; удовольствовались тем, что поручили вести их Пьетро Розе, известному публике по открытиям, сделанным им перед тем в Палестине. Розе, человеку с умом изобретательным и крайне находчивым, с первого же дня пришла счастливая мысль, долженствовавшая стать плодотворною. Он вовсе не стоял за то, чтобы продолжать работы Висконти, которого он заменял; он хотел попытать новых путей и направить раскопки в другую сторону. Он сказал себе, что так как Остия была одним из больших торговых городов империи и получала товары со всех концов земли, то в ней наверно должны были быть склады для их хранения и, согласно местным обычаям и свидетельству здравого смысла, эти склады должны были находиться на берегу Тибра. Там он и стал их искать и нашел без большого труда. Тибр образует в этом месте полукруг, вдоль которого построен город. Всякий след какой-либо набережной исчез, и вода прямо бьет о стены домов. Некоторые из них опираются даже на крепкие столбы, которые стоят в реке, так что суда могли бы теперь входить в погреба и там прямо выгружать товары. Обширные хранилища со сводами, принимавшие товары, еще существуют; в них находят наполовину зарытые в землю большие амфоры, куда ссыпали зерно и сливали масло. Они долго служили, и на некоторых – следы сделанных починок. Все эти постройки выходят на улицу, которая должна была быть очень оживленной во времена расцвета Остии. Она идет параллельно реке, с которой ее соединяют улички, или, вернее, маленькие проходы. Один из этих проходов замыкается монументальными воротами, показывающими, что даже в этих торговых кварталах имели некоторый вкус к изящному и что в деловые расчеты входила также и забота об искусстве. Улица Доков, как бы можно было ее назвать, по большей части расчищена во всю длину, и теперь можно по ней следовать до рынка Севера.
Почему был основан Остийский порт. – Даровая дача хлеба в Риме. – Трудность продовольствования Рима. – Создание порта Клавдия. – Порт Траяна. – Императорский дворец. – Город Portus. – Великолепие Остии и Роrtusʼa
Идя по этой длинной улице, пробираясь между двумя рядами складов, которые время от времени прерываются пустыми пространствами, открывающими вид на Тибр, переносишься мыслью в торговый и промышленный мир, показывающий нам древность в новом свете. Древние историки совсем не говорят нам об экономических условиях общества их эпохи; они, по-видимому, не подозревали, что придет время, когда людям будет интересно узнать, как эти общества добывали средства к существованию, каким образом обменивались они товарами со своими соседями, откуда получали необходимые или приятные для жизни предметы. Эти подробности кажутся им слишком низкими, и, так как они любят знакомить нас со своей эпохой лишь с ее наиблагороднейших сторон, до таких подробностей они снисходят неохотно. Но в Остии особенно возникают все эти вопросы, и в ней же их легче всего разрешить. Вид ее развалин, воспоминания об ее истории могут дать нам на этот счет не одно полезное сведение.
По преданию, Остия была основана римским царем Анком Марцием. «Он, – говорит древний поэт Энний, – построил эту гавань для прекрасных судов и матросов, которые ищут свою судьбу в волнах». Когда Рим стал владыкой мира, мудрецы, старавшиеся разгадать причины, по которым он сделался так могуч, поздравляли Ромула с тем, что он не выбрал для своего города места на берегу моря. Цицерон, по свидетельству греческих философов, перечисляет все опасности, каким подвержены приморские города. Он нам говорит, что в них ничто не предупреждает о неожиданном приближении врага, который может причалить к берегу и проникнуть в город так, что и не заметишь. Он прибавляет, что такие города больше подвергаются внешнему влиянию и беззащитны против порчи от действия чужеземных нравов. «Народы, населяющие их, не привязываются к своему семейному очагу; вечная переменчивость надежд и желаний уносит их далеко от родины; и даже когда они на самом деле остаются на том же месте, их предприимчивые души все странствуют и скитаются по белу свету». Это именно и погубило Коринф и прекрасные острова Греции, «которые, опоясанные волнами, все будто плавают еще, храня в себе изменчивые учреждения и нравы своих изменчивых городов». Цицерон заключает из этого, что Ромул показал редкую прозорливость, поселившись внутри страны, но в то же время поблизости от реки, которая могла доставлять товары из соседних земель. Сомнительно, чтобы основатель Рима рассуждал так, как ему приписывают, но несомненно, что новый город очень радовался тому, что море не слишком далеко, и постарался скоро воспользоваться, себе на благо, этим выгодным соседством. Граждане, его населявшие, были воодушевлены страстями, которые на первый взгляд кажутся несовместимыми. Обыкновенно их показывают только с одной стороны, самой прекрасной, самой блестящей; они имеют их две, совершенно противоположные. Это были воины, победители, которым предание приписывает лишь дух геройства; но в этих полубогах жил и дух торговцев и ростовщиков. Они были столь же алчны, сколь и смелы, они любили славу, но также очень любили и деньги; они великолепно умели считать и под надменной внешностью таили способность не брезговать барышами, какие можно извлекать из торговли. Это для их удовлетворения Анк Марций и основал гавань Остию в том месте, где Тибр впадает в море.