Поскольку Красноярск был за многие тысячи километров от фронта, а железные дороги были забиты военными и эвакуационными составами, то неизбежно время в пути было длительным: от одного до трех месяцев. И несмотря на то, что санитарные эшелоны имели необходимый медицинский персонал, раны больных часто превращались в нагноения, а костные ранения – в тяжелые формы остеомиелита[116]. Думается, что не только в Красноярском крае, но и во всем СССР не было более необходимого и квалифицированного специалиста для такого рода больных, чем профессор Войно-Ясенецкий.
30 сентября 1941 года в Большую Мурту на самолете из Красноярска прилетел П. Е. Зайцев – главный хирург госпиталей Красноярского края. Начальнику районного МВД была вручена бумага, по которой ссыльный профессор Войно-Ясенецкий переводился в Красноярск для работы в военном эвакуационном госпитале. Уезжая из Большой Мурты, Войно-Ясенецкий предполагал, что тем самым заканчивается и срок его ссылки: может, придется даже и форму военно-медицинскую надеть? Но надежды не оправдались, и еще два года он оставался на положении ссыльного: дважды в неделю был обязан отмечаться в милиции, а выезжая на научные конференции или консультации в другой город, должен был получать (пусть и формально) разрешения чекистов, а по возвращении писать отчеты.
Епископ Лука покинул Большую Мурту, но память о его пребывании там не исчезла. Спустя десятилетия, как только стало возможным вслух произносить имя исповедника, местные жители начали собирать уцелевшую вещественную память о нем. В краеведческом музее хранятся его вещи, хирургические инструменты. Здесь же выставлены картины местного художника Р. Назмутдинова: «Войно-Ясенецкий в Мурте» и «Войно-Ясенецкий в третьей ссылке». Территорию в роще, где молился Лука, облагородили. Построили храм в честь святителя Луки. На месте здания, где он жил, воздвигли часовню в его честь. В трех километрах от поселка сохранился источник, из которого архиепископ Лука брал воду для приготовления лекарства для тех, кто «животом маялся». Облагорожена площадка у родника, установлена беседка. На здании хирургического отделения районной больницы установлена мемориальная доска.
В Красноярске Войно-Ясенецкий снял небольшую комнатушку на улице Сурикова, а переночевав, отправился искать назначенный ему госпиталь. Было уже холодно, а потому он был одет в телогрейку, ватные стеганые брюки и мохнатую серую шапку. На одной из улиц он обратился к встретившемуся человеку с вопросом: как пройти к зданию школы № 10, где размещается эвакогоспиталь № 1515? Так распорядилась судьба, что встретившимся человеком оказался Н. П. Пузин, бывший сотрудник Харьковской государственной картинной галереи, призванный в Красную армию и направленный в эвакогоспиталь № 3355 в Красноярске. Потом Пузин бывал неоднократно в гостях у Войно-Ясенецкого в доме на улице Сурикова; они беседовали о литературе, искусстве и религии.
Данные Центрального архива министерства обороны РФ свидетельствуют, что Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий приступил к работе в Красноярске 30 сентября 1941 года[117]. Первое время он занимал должность старшего ординатора 1-го отделения корпуса № 2 (улица Ленина, 108, школа № 10). Поскольку в госпиталь начали поступать раненые, весь персонал перевели на казарменное положение. Войно-Ясенецкий стал жить в госпитале на первом этаже. Кабинет хирурга был на втором этаже здания. В должности старшего ординатора он трудился до второй половины октября 1941 года, а затем был назначен на должность начальника медицинского отделения корпуса № 2 госпиталя c достаточно высоким окладом – 975 рублей[118].
Кроме непосредственной работы хирурга В. Ф. Войно-Ясенецкий в установленные дни читал лекции на курсах по повышению квалификации для военных врачей Красноярска, проводимых в госпитале № 1515. Приходилось ему в качестве хирурга-консультанта госпиталей Красноярского края регулярно посещать другие госпитали города, консультировать хирургов, осматривать раненых и самых тяжелых переводить в свой госпиталь. Бывало, что на месте проводил операции раненым, находившимся в тяжелых ситуациях.
Сохранились свидетельства, что по его указаниям врачи госпиталя приходили на железнодорожный вокзал, где разгружали санитарные поезда. Там, на месте, они отыскивали раненых с гнойными ранами, осложненными поражениями тазобедренных суставов, то есть тех, кого большинство хирургов считали заведомо обреченными. Судя по отчетам госпиталя № 1515 многие из таких пациентов выздоравливали, а кое-кто даже возвращался в строй. Главный хирург каждого раненого помнил в лицо, знал его фамилию, держал в памяти все подробности операции и послеоперационного периода. Ежедневный график работы главного хирурга – 10 часов, пять-шесть больших операций. Если не было другой возможности спасти больного, он шел на рискованные операции, несмотря на то, что это налагало на него громадную ответственность. В каких-то непредвиденных ситуациях приходилось ему оперировать и гражданских лиц, включая детей и подростков.
Конечно, как и во всяком большом деле, требовались некоторая притирка медицинского персонала госпиталя, выявление сильных и слабых сторон каждого врача, санитара, отладка дисциплины и порядка. Не будем забывать, что хирург Войно-Ясенецкий никогда в своей практике не сталкивался с таким количеством больных, с такой сверхнапряженной административной работой, тяжкими внешними обстоятельствами военного времени… Все это не могло не вызывать каких-то конфликтов и недопонимания в коллективе, негативно сказываться на качестве лечебной работы. Но постепенно проблемы снимались, и коллектив госпиталя работал все лучше и лучше. Более того, инспекторские проверки показывали, что именно здесь лучше всего лечили инфицированные ранения суставов. Позднее хирургическая деятельность хирурга Войно-Ясенецкого отмечена была грамотой и благодарностью Военного совета Сибирского военного округа. Красноярский краевой здравотдел в своих документах, направленных в вышестоящие партийно-государственные и медицинские организации, постоянно отмечал профессора Войно-Ясенецкого среди «лучших»[119]. В мае 1943 года работники эвакогоспиталей Красноярского края в письме верховному главнокомандующему И. В. Сталину среди первых «врачей-новаторов и рационализаторов в вопросах военно-полевой хирургии» выделяли «профессора Войно-Ясенецкого»[120].
Отметим и тот факт, что в первое время быт профессора был явно недостаточно устроен. Жил он в сырой холодной комнате и постоянно недоедал: на госпитальной кухне профессора кормить не полагалось, а отоваривать карточки ему было некогда. Спасибо сердобольным санитаркам, которые тайком от начальства оставляли для него кашу. Чрезмерное напряжение и бытовая неустроенность не могли не привести к проблемам со здоровьем, как-никак ему шел шестьдесят пятый год! Во время операции хирургу все чаще приходилось опускаться на стул: не держали ноги. Трудно было ему подниматься по госпитальным лестницам: давала себя знать эмфизема (хроническое заболевание легких).
С переутомлением он пролежал месяц в краевой больнице. По выздоровлении его обязали работать не более четырех часов в день и не делать более двух операций в день. Одновременно решили вопрос о его постоянном питании и проживании. В письме сыну он сообщал о своем житье-бытье:
«В первое время моей работы в Красноярске отношение ко мне было подозрительное… Но уже к весне 1942 г. изменилось к лучшему… На совещании главных хирургов устроили мне настоящий триумф… Мнение обо мне самое лучшее, и доверие полное. Слава Богу!
…Когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают… Командиры из больных вызвали директора обувной фабрики, заказали ему ботинки для меня по мерке, велели во чтобы то ни стало достать резиновые сапоги для операций… Заказаны белье, полотенца. И кормят меня так, что я половину отдаю окружающим или знакомым. Завтра переберусь в новую квартиру. Там будут самые лучшие условия для размышлений на религиозные темы, которыми и теперь занят: полная изоляция, тишина, покой, одиночество»[121].
Действительно, с 1 июля 1942 года Лука проживал в одноэтажном деревянном доме врача-стоматолога С. С. Потылициной (улица Вейнбаума, 21), где для него были созданы вполне комфортные условия и для отдыха, и для научной деятельности.
Приведем выдержки из других писем за 1942 год, которые дополнительно раскрывают обстоятельства жизни и работы епископа Луки, его маленькие радости, настроения и ожидания.
29 августа 1942 года: «В Иркутске мне устроили настоящий триумф с аплодисментами, не принятыми на съездах. В заключительной речи председатель чрезвычайно превознес мой доклад, книгу и операции… По возвращении из Иркутска меня ждал еще сюрприз: без меня приезжал глава Тувинского правительства со свитой. Было большое заседание в нашем госпитале, который тувинцы взяли под свое шефство, и были все красноярские власти… Превозносили мою работу, и тувинцы подарили мне часы… Мнение о мне в правящих кругах самое лучшее и доверие полное. Слава Богу!»
18 октября 1942 года: «Прогрессирует моя творческая работа. Совсем по-новому я стал теперь делать резекции коленного сустава, и моя новая техника будет немалым вкладом в хирургию. Моя операция распила пятки при остеомиелите и фронтальный распил огромной костной мозоли нижнего конца бедра приводит в восторг хирургов, испытавших эти операции. Мои лекции врачами чрезвычайно высоко ценятся. Их усердно слушают доценты и профессора… Почет мне большой: когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают».
8 ноября 1942 года: «Праздник 25-летия советской власти прошел для меня необыкновенно: четыре дня подряд меня приглашали на торжественные заседания и ужины на трех этажах госпиталя. Их устраивали шефы. Ярко выразилась любовь ко мне больных. Шефы из крайкома подарили мне пять хороших книг, только что изданных, а жена первого секретаря крайкома принесла мне на квартир