.
Не стоит удивляться, что Лука весьма нелестно характеризовал уполномоченного Жданова в своих ежегодных докладах в Московскую патриархию. Наверное, он и не догадывался, что так или иначе, но с этими докладами знакомился и уполномоченный? Может, был бы сдержаннее в оценках? Сейчас трудно ответить на эти вопросы. Но вот читаем в докладе за 1947 год: «Работа с местным уполномоченным Совета по делам Русской православной церкви настолько затруднена, что я вынужден был лично жаловаться на него председателю облисполкома и трижды посылать жалобы в Совет… Основные условия, затрудняющие развитие церковной жизни, устранить их местными средствами невозможно, особенно при нашем уполномоченном Совета, который просто отмахивается от них».
Спустя год, в 1948 году, Лука вновь свидетельствует о напряжении во взаимоотношениях с уполномоченным: «Крымский уполномоченный проявляет мало благожелательности в отношении церкви. Охотно закрывает церкви и неохотно содействует открытию новых. В Балаклаве народ усиленно ходатайствует об открытии храма, занятого под клуб, но уполномоченный ставит интересы клуба выше интересов христиан и не дает хода их ходатайству. Три раза приходилось жаловаться в Совет по делам Православной церкви на действие уполномоченного, однако всячески стараемся сохранить приличные отношения».
Действительно, в многостраничных архивных папках Совета по делам Русской православной церкви можно отыскать примеры сохранения «приличных отношений».
30 мая 1948 года Лука отмечал 25-летие своего епископского служения. Пусть оно и праздновалось скромно, но не пригласить уполномоченного он не мог.
В пятницу, 28 мая, Яков Иванович Жданов, как всегда, ровно в девять часов утра был в своем кабинете. Сидя за столом, он планировал очередной рабочий день. Читал бумаги, пришедшие из Совета, намечал выезды в православные храмы в наступающие выходные дни. Вдруг скорым шагом вошел его секретарь:
– Яков Иванович, к Вам посетитель от архиепископа, протоиерей Милославов.
– Пусть войдет, – последовал ответ.
– Яков Иванович, – начал разговор вошедший протоиерей, – мне поручено передать приглашение от архиепископа Луки на торжества по случаю его 25-летия архиерейства.
Уполномоченный бегло просмотрел протянутый лист бумаги. Сразу зацепился взглядом за фразу: «Прошу почтить своим присутствием в воскресенье, 30 мая, богослужение в соборе и обед после него во время празднования 25-летнего юбилея архиерейского служения». – «Как это все не вовремя и не к месту», – хмуро подумал он. Но, сдержав себя, с любезностью проговорил: «Хорошо, передайте, что я приду».
Накануне юбилея Жданов отправил поздравительную телеграмму архиепископу Луке. А на следующий день, 30 мая, пришел в собор, встал у входа, не желая привлекать внимания к себе. Служба уже шла, собор был переполнен. Служило порядка тридцати священников. Остаться незамеченным не удалось. Подошел член церковного совета и передал, что архиепископ просит после службы вместе с ним проехать на обед. А в это время в завершении торжественной службы юбиляр вышел на амвон. Проповедь свою он посвятил теме «Наука и религия». Архиепископ хотел донести до слушателей главную мысль, что не было и нет непреодолимой стены между тем и другим. Затем выстроилась длинная очередь верующих, желавших поздравить своего владыку и получить от него благословение.
Торжественный обед был устроен на квартире одной из прихожанок. Туда архиерей вместе с уполномоченным проследовал на машине. В основном был церковный народ, и уполномоченный чувствовал себя неуютно. Говорилось много приятных слов в адрес юбиляра. Делать нечего… сказал и уполномоченный несколько теплых слов, пожелав юбиляру здоровья, благополучия и дальнейших успешных лет.
Пытался Лука воздействовать на уполномоченного и через Московскую патриархию. В одном из рапортов на имя патриарха Алексия (№ 361 от 26 сентября 1949 года) сообщал о злокозненных распоряжениях уполномоченного, «очень тяжелых для Крымской епархии»:
«1) Церкви, не имеющие отдельного священника в течение 6-ти месяцев, закрываются. (Уже закрыто три церкви.) Обслуживание церкви (на положении приписной) допускается только на 3 месяца.
2) Деятельность приходского священника строго ограничивается церковью, в которую он зарегистрирован. Вся деятельность в приходе запрещается, за исключением только напутствия больных по особому приглашению. Приглашенный священник не имеет права общения с верующими деревни, в которую приглашен; не смеет там крестить детей и совершать там какие-либо священнодействия. Крещение допускается только в церкви.
Это приведет к тому, что множество детей останется некрещеными, ибо колхозники не имеют средств передвижения, и из дальних деревень детей в церковь не привозят.
До сих пор большинство крещений, молебнов, панихид совершалось именно при посещении священником отдаленных деревень.
3) Не разрешается районирование приходов, и верующие могут приглашать для неотложных треб любого священника, а не только своего.
4) Запрещается совершение каких-либо священнодействий (даже освящения плодов и куличей) в ограде церкви и крестные ходы вокруг храма (за исключением лишь дня Св. Пасхи).
5) Запрещено учащимся в музыкальном училище петь в церковных хорах. Все эти запреты неизбежно резко ухудшат материальное положение духовенства, и без того настолько тяжелое, что я не имею возможности назначать священников в некоторые приходы, до крайности бедные. Налоги на духовенство увеличиваются.
Обо всех этих новых запретах я узнаю случайно, от священников, ибо наш уполномоченный не сообщает мне о них в письменной форме».
…И все же постепенно жизнь на новой кафедре более или менее налаживалась. Архиерейские сутки начинались в семь утра. С восьми до одиннадцати – служба в храме. Затем завтрак, за которым секретарь читал две главы из Ветхого и Нового Завета. Потом, до обеда, епархиальные дела: работа с почтой, прием посетителей (духовенство, церковные старосты, миряне), вопросы назначения и перемещения клириков, наконец, претензии властей, чтение прессы и книг. Показательно, что по ознакомлении с епархиальными делами в части соблюдения правил награждения духовенства Лука в июне 1945 года сообщил в Синод о выявленных случаях их нарушения со стороны прежнего архиерея. Синод сделал бывшему епископу Симферопольскому Иоасафу (Журманову) «строгое замечание», постановил выяснить сумму незаконно собранных со священников средств и взыскать ее с Иоасафа для возвращения священникам. Одновременно Луке было поручено внести представление о награждении достойных, на его взгляд, крымских священников.
После обеда – краткий отдых. С четырех до пяти владыка принимал больных, а потом немного гулял по бульвару. Перед сном, до 11 часов вечера, опять работа – тексты проповедей, письма, рукописи книг, хирургические атласы. В церковные праздники, если еще и с выездом в приходы, нагрузка увеличивалась вдвое.
Летом из города владыка переезжал на побережье вблизи Алушты, в небольшой частный домик. Но и здесь изо дня в день продолжалась та же рабочая страда. Единственное отличие состояло в том, что на побережье он позволял себе несколько более долгие прогулки и охотно плавал в море. Духовным другом и советником архиепископа Луки был в эти годы архимандрит Тихон (Богославец) – настоятель Крымского Инкерманского пещерного монастыря, которого глубоко почитали по всему Крыму и Украине и к которому приезжали за духовными наставлениями издалека. На протяжении всего крымского периода в доме Луки (в городе и на даче) постоянно проживали его родственники.
Жизнью и церковной деятельностью архиепископа Луки очень интересовалось Управление МГБ СССР по Крымской области. На него партийно-государтвенной властью были возложены контроль за религиозной жизнью в стране и противодействие какому-либо религиозному оживлению и диссидентству. Собирая информацию, в том числе и с помощью всякого рода «агентуры», местные спецслужбы направляли ее по инстанциям вплоть до самого верха. Приведем в качестве примера выдержку из докладной записки Управления по Крымской области, направленной в январе 1947 года в МГБ СССР:
«…В результате агентурного наблюдения установлено, что архиепископ Лука в Крыму продолжает проводить свою политику борьбы с материализмом и особенно с атеистическим учением, для чего мобилизовал все силы православной церкви, систематически читает проповеди в церквах Крыма, в которых стремится с “научной точки зрения” объяснить верующим создание Богом вселенной мира. В своих проповедях Лука заявляет: “Мы очень далеки от того, чтобы торжествовать победу над материализмом”.
С целью борьбы с материализмом Лука подготовил к печати так называемый свой “труд” “О душе, духе и теле”, который намеревается в ближайшее время направить в редакцию “Журнала Московской Патриархии” для печатания.
В своих проповедях Лука старается политических вопросов не затрагивать, но систематически указывает верующим не посещать кино, театры и другие увеселительные учреждения, так как там показывают только “бесов”.
В кругу доверенных ему лиц Лука часто высказывает свою враждебность к существующему в СССР строю.
В октябре месяце 1946 г., в связи с некоторым сокращением хлебных карточек, Лука нашему агенту “Вологодскому” заявил: “Какая тяжелая обстановка жизни создалась в настоящее время, сколько неприятностей приходится переживать людям, и все вследствие того, что они обязаны ради их политики кормить некоторые западноевропейские страны: Румынию, Чехословакию, Болгарию в ущерб состоянию своего народа”.
После вторичного частичного сокращения в выдаче хлебных карточек по епархии, когда об этом узнал Лука, он злобно заявил нашей агентуре: “Ведь это граничит с крахом, неминуемым голодом, а отсюда целый ряд неприятных эксцессов. Кончиться это благополучно не может. Наступает крах Советской власти, а вслед за этим необузданная анархия, которая приведет миллионы людей к гибели. Сейчас реакция будет значительно серьезнее, чем была при царизме. Это будет небывалый в истории погром, самая страшная анархия”.