то очень горько».
Эта традиция «неприглашения» на знаковые события и мероприятия, связанные с международной деятельностью Русской православной церкви, будь то в СССР или за рубежом, сохранялась и в последующие годы. Надо думать, на то была воля Г. Г. Карпова, пообещавшего как-то не допускать архиепископа Луку на «международный уровень» и одновременно исполнявшего «волю верхов», не желавших видеть и слышать нелюбимого архиерея в Москве и уж тем более выпускать его за пределы советской границы.
На рубеже 1948/49 года камнем преткновения в отношениях в «треугольнике»: патриарх Алексий – Г. Г. Карпов – архиепископ Лука – была проблема проповеднической активности Луки. Собственно, он никогда не скрывал, что его главной архиерейской обязанностью является «везде и всюду проповедовать о Христе». Этого он требовал и от духовенства своих епархий. Так было и в Симферополе. Лука практически ежедневно проповедовал, безусловно, способствуя притоку новых людей в церковь. Люди эти не всегда понимали, что происходит во время службы и чтения священных текстов на церковно-славянском языке, но внимали и понимали все то, что говорил их пастырь. Именно эта доходчивость и понятность проповеднического слова Луки и были более всего нетерпимы партийными властями Крыма, которые странным образом считали, что в церкви не должно звучать Слово Божие и слово о религии! Стремясь добиться удаления Луки из Крымской области, они именно на это и обращали внимание вышестоящих партийных инстанций. Так, например, секретарь Крымского обкома ВКП(б) Н. В. Соловьев в письме от 28 октября 1948 года писал секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову: «По приезде в Крым Лука развивает энергичную религиозную деятельность, сплачивая вокруг себя все реакционные элементы Крыма». При этом ему вменяют «осмеивание материализма и материалистов», выступление против науки, «антисоветский клеветнический характер образа мыслей», и наконец – выполнение по чьему-то заказу «открытой антисоветской пропаганды». На этом основании партийные власти предлагали «в силу особого положения Крыма как пограничной полосы» удалить Луку из Крыма.
Наверное, мы можем усмотреть реакцию патриарха Алексия на безусловно доносимые до него председателем Совета Г. Г. Карповым пожелания крымских властей. 9—10 ноября 1948 года между патриархом Алексием и архиепископом Лукой состоялись неожиданные телефонные переговоры о возможном переводе Луки на казанскую кафедру. Тем более что не возражал и Карпов. Выслушав предложение патриарха, Лука свою позицию определил словами: «Как Господу угодно, так пусть и будет». Но что-то пошло не так… 18 ноября Лука получил от патриарха телеграмму, сообщающую о том, что архиепископ Казанский Гермоген (Кожин) остается в Казани, а архиепископ Лука – в Крыму.
Из проповеди архиепископа Крымского Луки (Войно-Ясенецкого)
9 мая 1947 г.
«Сегодня мы празднуем годовщину Великой Победы русского народа над немецкими полчищами и японской агрессией. Вы помните жуткие дни и годы немецкого порабощения, гнета и насилия, когда русский народ был в кабале и когда сотнями, тысячами погибали русские люди в застенках, душегубках, лагерях.
По официальным данным русского правительства, за годы Отечественной войны погибло одного воинства 7.000.000 человек. Мы помним жуткие дни тирании над евреями городов, сами немецкие палачи ужасались и трепетали, видя зверство немцев (так в тексте. – Сост.). Было время, когда Русь была под пятой татар – Батыя около 150 лет, и также народ русский пострадал от насилия.
Победа 9 мая принесла нам свободу и вольную жизнь. Господь Бог послал на нашу землю испытания и наложил Свой гнев во время войны, но это Божие наказание за наши грехи вскоре было снято.
Милостью Бога и с Его помощью мы свергли иго иноземное и уничтожили фашизм.
Народы Германии, Румынии, Италии, Венгрии и другие вассалы Германии сейчас стонут от постигшей их кары Божьей – кары наказания Бога им за их кровожадность, за их глумление над народами русскими.
Сбылись все предсказания пророка Исаака за 700 лет тому назад (читал отрывки из писания Исаака о разрушениях и войнах). Если бы не было этой победы, мы, русские, были бы в кабале, рабами тевтонов.
Возблагодарим же Господа Бога за эту Великую Победу над немецкими полчищами и спасение нашей Родины.
Враги народа – немецкие вожди и руководители – понесли страшное наказание – сожжение, и трупы их превратились в прах и рассеялись.
Политика миролюбивого русского правительства на сессии Министров иностранных дел направлена на длительный мир народов, и к голосу нашего правительства – справедливому голосу – прислушиваются все».
По окончании проповеди снова состоялся молебен, а в конце молебна было превознесено многолетие генералиссимусу И. В. Сталину, победоносному русскому воинству и вождям его, вечная слава русскому народу, отстоявшему свою независимость.
Начальник Управления МГБ СССР по Крымской области генерал-майор Марсельский.
Верно: Начальник отделения “О” УМГБ майор Клименко».
Архив ГУ СБУ в АРК. Ф. 1. Д. 51. Т. 4. Л. 5—11.
Лука продолжал, как мог, отбиваться от натиска местных властей. Причем чаще всего его оружием была прямота суждений и высказываний. Так, на встрече с крымским уполномоченным, пенявшим на то, что архиепископ зачем-то (?) педалирует тему противопоставления материализма и религии, он отвечал: «Хотя это вам, коммунистам, и не нравится, но ничего поделать нельзя; вы, коммунисты, ведете антирелигиозную пропаганду, а я – религиозную. Выступал против материализма в своих проповедях – и буду выступать, говорю проповеди строго по Евангелию, а в Евангелии есть места против материализма. Многие проповедники в своих проповедях об этих острых местах умалчивают и их обходят; но я этого никогда не делал и делать не буду; я знаю, что за моими проповедями следят, и очень аккуратно, из МГБ, и там в моих проповедях ничего не находят предосудительного. Но если они коммунистам не по душе, то тут ничего не поделаешь».
Донес уполномоченный в Москву и о чтении Лукой в кафедральном соборе «курса проповедей антиматериалистического характера» и попытках через проповедь «обучать детей религии». Мы можем уверенно предполагать, что владыка излагал некоторые из мыслей рукописи «О духе, душе и теле», над которой он тогда активно работал. Г. Г. Карпов выразил свое неудовольствие патриарху. Тот немедленно направил в Симферополь послание, которым запретил крымскому архиепископу читать «курсы», а заодно напомнил, что подобает ему, дабы не ронять архиерейское достоинство, выступать перед верующими только по церковным праздникам и говорить не более десяти минут.
В письме патриарху в январе 1949 года Лука выражал свое недоумение постановлением Синода, как он писал, «о запрещении даже проповедей, разъясняющих детям Закон Божий». Алексий в ответ разъяснял, что такого постановления не было, а было только предписание, чтобы под видом проповедей не было систематических уроков, предполагающих специальный созыв детей как на школьные уроки, что было бы нарушением действующих законов. В остальном духовенство свободно и даже обязано в храме разъяснять истины христианской веры всей пастве, включая пришедших в храм детей и подростков.
Но думается, что проблема не в том, что и как понимали патриарх Алексий и архиепископ Лука в вопросах содержания и направленности проповеди. Суть в том, как себе представляли границы возможного для церкви в деле проповедничества Совет по делам Русской православной церкви и его уполномоченные. А еще более важно и определяюще – что и как считали идеологи правящей партии, ее штатные «воинствующие безбожники и антирелигиозники»! С осени 1948 года в недрах Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) под руководством секретаря ЦК М. А. Суслова начинается работа над проектом постановления ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению пропаганды научно-атеистических знаний». В начале 1949 года проект был готов и ждал утверждения на Политбюро. В нем предполагалось резко ограничить деятельность религиозных организаций: закрывать храмы и монастыри, изымать ранее переданные общественные здания, сокращать число духовенства, учебных духовных заведений, епархиальных мастерских, издаваемой религиозной литературы, проводимых треб и обрядов. Ставилась задача и безусловного ограничения проповеднической деятельности духовенства, фактического сведения ее до всего лишь упоминания в храме о празднуемом церковном торжестве!
В марте 1949 года Лука приезжал в Москву. При встречах с патриархом Алексием, митрополитом Николаем (Ярушевичем), протопресвитером Николаем Колчицким и секретарем патриарха Львом Парийским разговор опять и опять крутился вокруг «чрезмерности» проповеднических усилий архиепископа Луки. Нет, никто впрямую не призывал его не произносить проповедей, но все вместе и каждый в отдельности уговаривали отказаться от ежедневного произнесения проповедей, от превращения их в подобие «религиозного обучения» слушателей. Встречи и разговоры были очень болезненны для Луки. Он видел смысл и обязанность свою в проповедовании Слова Божия и всякое ничем необоснованное ограничение в этом рассматривал и как неправомерное ограничение своих прав, и как отступление от обязанностей иерарха. Но не мог он и ослушаться патриарха, который считал, что Лука своими проповедями может нанести вред всей церкви, наложив на нее пятно неисполнения советских законов о религии.
С тяжелым сердцем улетал из Москвы Златоуст современной церкви архиепископ Лука. Конечно, не знал он, что характер и результат его переговоров с патриархом становились известными на самом высоком уровне. К примеру, Г. Г. Карпов докладывал И. В. Сталину и даже предлагал принять самые жесткие меры: «Архиепископ Лука, дав заверение патриарху, что он проповеди будет читать только по воскресеньям и праздничным дням, ограничиваясь толкованием Священного Писания, 4 апреля вылетел в Симферополь. Насколько искренне заявление архиепископа Луки, Совет проверять не имеет возможности, так как не располагает надлежащими источниками информации… Тем не менее Совет считает, что, несмотря на такое заявление, архиепископ Лука продолжает оставаться реакционером, которого в благоприятный момент при наличии надлежащего повода необходимо подвергнуть изоляции».