Он замолчал, глядя на ошеломленную улыбку жены.
— Что такое?
— Ничего, — мягко сказала Кэтти-бри. — Ничего особо важного. Я просто нахожу забавным, когда замечаю, что Вульфгар считает меня любителем поучать.
Изумленный Дзирт попытался ответить, но его губы лишь беззвучно шевелились.
— О, поцелуй меня, — сказала Кэтти-бри, прижимаясь ближе и слегка касаясь Дзирта перед тем, как со смехом отстраниться. — Ты знаешь, что я люблю тебя? — спросила она. — Ты думаешь, что я желаю быть с тобой в этом темном месте, с опасностью и битвами со всех сторон, а не где-либо еще в мире? Не в любом из садов, которые Миликки может создать к моему полнейшему чувственному удовольствию?
Она снова подошла к нему, становясь перед ним, прямо перед ним, и глядя своими голубыми глазами в его лавандовые.
— Ты знаешь это?
Дзирт кивнул и поцеловал её снова.
— И мы переживем все это, — настаивала Кэтти-бри. — Наша дорога не окончится в Гаунтлгриме. Мы не допустим такого.
— А где тогда? — тон его вопроса вышел тяжелее, чем Дзирт того хотел, и звук этих резких слов заставил его замолчать, совершенно ошеломив его жену. Столько лет, в её прошлой жизни, как и в этой, Кэтти-бри и Дзирт танцевали вокруг да около этого вопроса. Они были любителями приключений, постоянно в поисках дороги и ветра, овевающего их лица.
Но было ли для них нечто большее?
— Когда Бренор сядет на трон Гаунтлгрима, Дзирт останется рядом с ним? — спросила Кэтти-бри.
Нерешительность дроу говорила громче, чем любые слова, которые он смог бы подобрать.
— Я больше не хочу жить в залах дворфов, — прямолинейно добавила Кэтти-бри. — Где-то поблизости — конечно. Но здесь для меня не место. Я вернулась на службу к Миликки, с любовью к открытому воздуху, к траве, которая касается моих ног, к ветру, овевающему мое лицо. Я готова к тому, что проведу много декад в Гаунтлгриме вместе с любимым отцом, но это не моя жизнь.
— Невервинтер? — спросил Дзирт, но Кэтти-бри помотала головой.
— Тогда куда?
— Пенелопа пригласила меня жить в Плющевое Поместье. Или куда-нибудь еще в Длинной Седловине, — сказала Кэтти-бри. — Не слишком длинный путь для Андахара или моего спектрального скакуна.
— Там ты продолжишь свое обучение, — подвел итог Дзирт. — Неплохое место.
— Но что на счет Дзирта?
— Биддерду, — ответил дроу без малейших колебаний и с неподдельной легкостью в голосе. — Когда мы найдем заклинание, которое сможет избавить их от ликантропии, кому-то придется поймать их и привести на лечение. И кто справиться с этим лучше, чем следопыт Миликки?
— Благородная охота, — согласилась Кэтти-бри. Голос женщины звучал почти легкомысленно. Она наконец открыто выразила свои желания и убедилась, что Дзирт действительно рад разделить её выбор.
— Я пробуду тут, в Гаунтлгриме, много декад — больше, чем ты, я думаю, — предупредил её Дзирт. — Дворфы не сделают это место безопасным. На это не хватит ни жизни Бренора, ни моей собственной. Владение им будет оспариваться всеми — от дроу Мензоберранзана до лордов Глубоководья. Если лорд Неверембер проявит ту жадность, которую мы от него ожидаем. Я намерен стоять плечом к плечу с Бренором и кланом Боевого Топора каждый раз, когда они позовут. И даже когда не станут просить о помощи.
— Я никогда не видела другого пути, — согласилась Кэтти-бри. — И я знаю, что Харпеллы будут присматривать за Гаунтлгримом.
— Семья, — сказал Дзирт.
— А как на счет нашей семьи? — спросила Кэтти-бри.
Дзирт долгое время смотрел на неё, совершенно беззащитный. Он понимал последствия её тона.
— Твоя жена, — пояснила она.
Дзирт кивнул, но все еще не понимал, чего она хотела добиться своим замечанием.
— Первый раз, в Митрил-Халле я была ранена, едва не убита, — напомнила ему женщина.
— Я помню это так же хорошо, как и ты.
— И с тех пор я так и не восстановилась, — продолжала волшебница. Дзирт снова кивнул. — Мои дни в качестве воина подошли к концу…
— И ты повернулась к Искусству.
— Мои дни в качестве матери могли бы никогда не заканчиваться, — говорила Кэтти-бри.
Дзирт с трудом сглотнул.
— В этой новой жизни — я не калека, — напомнила волшебница. — Мое тело целое. Я снова могу носить меч, если захочу, но не стану делать этого.
— Ты беременна?
Женщина одарила его легкой улыбкой.
— Нет, — сказала она. — Но если бы была?
Дзирт бросился к ней, обнимая и целуя. Внезапно, он не желал ничего больше, чем растить ребенка с Кэтти-бри, Он так долго отгонял от себя эту мысль — ибо в прошлой жизни его любви она не имела места быть, а спустя десятилетия после того, как Кэтти-бри покинула его, он не желал иметь ребенка ни с какой другой женщиной. Конечно же Далия не была той матерью, которую он выбрал бы для своего сына или дочери. И никто другой. Никто другой, кроме Кэтти-бри.
Глядя на жену, Дзирт знал, что для него не будет никого другого. Не Инновиндель, ни Далии.
— Мы проживем прекрасную жизнь, — тихо пообещал он ей.
— Когда найдем время — ответила женщина немного кисло, но Дзирт приложил палец к её губам, заставляя замолчать.
— Мы найдем время, — пообещал дроу.
Бренор запустил руку за свой магический щит, доставая флягу эля.
— Ба, да ты обставишь любого пивовара, — заметил Эмерус, принимая свою бутыль.
— Отличный эль, — согласился Коннерад.
— Эль, мед, пиво, — добавил Бренор, сердечно смеясь.
— Ну, тогда — отличный щит! — воскликнул Коннерад, предлагая тост. Три короля ударили флягами.
Они стояли на берегу озера, за дверями огромной прихожей, и вокруг них кипела работа. К тому времени вся дворфская армия уже собралась в пещере, заполняя собой все вокруг. Уже сейчас строительство моста через темный пруд шло полным ходом. Вниз уходили твердые и надежные сваи. Харпеллы были там, помогая в строительстве, и старый Киппер, казалось, проводил все свое время помогая дворфам, по волшебству поднимая тяжелые балки, которые затем легко складывал куда следовало.
— Нам нужно послать группу за бревнами на поверхность, — заметил Коннерад. — Нам не хватает баллист и катапульт.
— Проследи за этим, — ответил Эмерус. — Отправь кого-нибудь из Мирабарцев. Скажи им, что это важно.
Коннерад с удивлением посмотрел на старого дворфа. Он тоже был королем и не привык, чтобы им командовали. Но Эмерус одарил его торжественным кивком, и Коннерад понял. Он допил свою флягу, а затем отдал Бренору, который, рассмеявшись, метнул её за спину, разбивая о стену Гаунтлгрима. Подмигнув, Бренор снова залез за щит, чтобы создать еще одну, полную до краев, флягу, протягивая её Коннераду.
— Тебе лучше отправить с группой нескольких Веселых Мясников, — посоветовал Бренор. — В туннелях еще могут быть монстры.
— Ты сделал лучший выбор, когда покинул свой трон, — сказал Эмерус, когда Коннерад ушел. — Этот малый — отличный дворф.
— Его отец был лучшим воином, которого когда-либо знал Митрил-Халл, — ответил Бренор.
— Ты скучаешь? — спросил Эмерус через некоторое время.
— По Митрил-Халлу?
— Да, и по своему царствованию.
Бренор фыркнул и сделал большой глоток эля.
— Нет, не сказал бы. Не пойми меня не правильно, если бы орки или дроу добрались до этого места, я бы вернулся и выкинул их назад, даже не сомневайся. Это место — мой дом. Но я люблю дорогу.
— Но теперь ты остаешься здесь.
— Морадин зовет меня.
Эмерус кивнул. На лице старого короля отразился покой.
— Да, — сказал он.
Сидя на троне дворфских богов он тоже чувствовал силу, мудрость и древние тайны. И теперь он понимал.
— Всю мою жизнь я провел в Фелбарре, — тихо сказал Эмерус. — Обальд взял это место, но мы выбросили его прочь. И ты знаешь, что он, к нашему несчастью, явился снова.
— И во имя нашей надежды, — напомнил Бренор своему другу.
— Мне было больно смотреть на то, как ты подписываешь чертов договор Ущелья Гарумна, — признался Эмерус. — Я знал, что тебе тоже нелегко.
— Ты согласился с договором… — начал Бренор.
— Да, — быстро прервал его Эмерус. — Так должно было быть. И мы должны были надеяться. Мы не могли воевать с проклятыми орками, без помощи Сандабара и Сильверимуна, а они не желали иметь отношения к этой войне, — он замолчал, чтобы глотнуть эля и сплюнуть на землю. — А потом они приходят и винят Бренора за то, что новая война началась из-за него, — промолвил он, с отвращением качая головой. — Трусы!
— Хуже, — сказал Бренор. — Политики.
Эмерус громко хихикнул над замечанием друга.
— Ты все сделал правильно, мой друг, — сказал Эмерус. — В первой битве с Обальдом, там, в Ущелье Гарумна, и теперь — в новой жизни. Ты заставил гордиться своего отца и деда. Всех в роду Боевого Топора. И знай, что имя Бренора всегда с уважением будет произноситься в Цитадели Фелбарр, — он поднял свою флягу, и Бренор ударил по ней собственной.
— И в Митрил-Халле, — продолжил Эмерус. — И здесь, в Гаунтлгриме, не сомневайся.
— А ты сам? — спросил Бренор. — Ты скучаешь по Фелбарру?
— Он был моим домом всю мою жизнь, — заговорил Эмерус. — Но нет, сейчас я не скучаю. Мне хотелось бы, чтобы Парсон Глейв был рядом, но я рад, что он занял мое место на троне. Нет, сейчас, — продолжал он, оглядываясь по сторонам, на большую стройку, прислушиваясь к стуку молотков и скрипу крестовин, смотря на древний и надежный Гаунтлгрим, — сейчас мое старое сердце говорит, что я дома, друг мой. В своем истинном доме.
Бренор кивнул, понимая старого дворфа. Он чувствовал тоже самое, когда впервые пришел в эти священные залы, когда впервые сел на трон Дворфских Богов. Это чувство лежало где-то глубже, чем его любовь к Митрил-Халлу. Это был какой-то древний ропот магии, который касался самой сути его души Делзуна. Он вспомнил восторг, испытанный им после того, как десятилетия и десятилетия назад они нашли Митрил-Халл, вместе с Компаньонами — действительно, завершение этого приключения дало их группе свое имя. Но здесь все было по другому. Глубже и торжественнее. И более глобально. Это путешествие, чтобы возродить Гаунтлгрим, было разделено всеми дворфами Делзуна.