иной начали бегать. А Сашка с Лизой, научившись в клубе правилам дуэлей Властелина, всё чаще пытались их моделировать.
Под присмотром бати, конечно. Благо он со своими полями мог плюс-минус уравнивать шансы Хвостика и… Виктора.
Да, Лиза назвала призрачного мальчика Витей. После того как он доблестно принёс ей первую победу в такой дуэли, нагнав на Хвостика и Сашку панический страх.
В общем, жизнь шла своим чередом, жилось нам весело. Конечно, мы не совсем выпадали из общего напряжения взрослых, но одно было ясно:
Даже в семье, которая плетёт обширный заговор, есть место играм с детьми, пробежкам, походам по магазинам и прочим развлечениям.
Иначе ведь и никак — именно нелюдимые затворники без жизни всегда вызывают наибольшие подозрения… и, при этом, меньше всего могут сделать.
Просто потому что они не любят жизнь, ибо нельзя любить то, чего у тебя нет. Я как-то нашёл у бати на кровати книжку в обложке без картинок и подписей. Внутри подписей тоже никаких не оказалось.
Но, когда я открыл её, я просто пропал за чтением — так увлёк меня рассказ её автора.
Книга оказалась мемуарами. И один из отрывков, которые я прочёл там, повествующих о годах заключения в тюремной крепости, особенно ярко лёг на эти мои мысли.
«…Посадить навсегда живым и одиноким в гробницу человека, у которого все жизненные интересы лишь были в общественной и революционной деятельности, — то же самое, как не давать ему ни пить, ни есть, и он естественно увянет. Его мысль обращается прежде всего на воспоминания о прошлом или к мечтам о побеге и вертится, как в заколдованном кругу, пока через несколько лет все перемешается в его голове и он впадёт в тихое или в буйное помешательство. Спасаются в таких случаях только те, у кого были, кроме революционных, научные интересы и значительный запас предварительных разносторонних, лучше всего естественно-научных, знаний, которые можно обрабатывать даже без книг, улетая мыслью из стен своей гробницы в далекие мировые пространства, или в тайники стихийной и органической природы, или в глубину веков…»
Так и наша необычная семья. Когда я прочёл эти строки, я живо вспомнил Эльдану. Такую, какой я увидел её впервые.
Загнанную в угол, зациклившуюся на страхе и беспокойстве, близкую к помешательству женщину, готовую уже и убивать, наверное, если заподозрит в чём-либо неправильном.
Теперь, сбросив с себя это ярмо, она расцвела. Много смеётся, активно интересуется неродным для неё миром, занимается с дочерью и, по мере сил, помогает всем понемногу.
Если бы из плена собственных фантазий она, попав к нам, попала бы в этот самый «заколдованный круг» многолетнего постоянного беспокойства о судьбе нашего заговора — она бы, наверное, давно сошла с ума.
Да и не только она…
— Так-так-так! Кто это у нас запрещёнку читает⁈
Я аж подпрыгнул. Увлёкшись и расслабившись, я и не заметил, как в комнату прокрался отец — так привычна мне стала его аура.
— А что это? Интересная книга. — честно сказал я, сжимая в руках серый потасканный том с пожелтевшими от времени листами.
— Мемуары одного из… знакомых нашего рода. Его шапочно знал наш славный предок Валериан.
— Тот, которого казнили⁈ — удивился я. Говорить, что видел его дух в чертогах разума, не стал. Столь выдающийся тип сам кому угодно явится, если захочет.
Отец кивнул. Взял у меня из рук книгу. Он не отбирал, просто взял и пролистал на одну из случайных, казалось, страниц.
Там, сбоку от текста, оказалась роспись:
«Славному продолжателю славных дел от скромного издателя».
— А это уже деду твоему был подарок. Тоже казнённому, м-да. Славно продолжил славное дело, чтоб его!
— Отец. — серьёзно посмотрел я на него. — Нас ведь тоже могут убить. Даже души наши сожрать, демоны же. Вы не боитесь… за нас?
То, что они с мамой не боятся за себя, очевидно. Иначе бы и не брались, иначе бы не шёл отец раз за разом в демонологи, а мама не покинула бы княжеский род ради жизни в халупе на краю Москвы.
Отец усмехнулся.
— Боюсь, конечно. А уж мама твоя как боится, словами не передать. Она, бывает, плачет по ночам. Знаю, ты у нас серьёзный парень, и поймёшь её. Но что прикажешь нам делать?
Я помолчал немного. Мама. Она всегда производила на меня впечатление самой… обычной во всей собравшейся компании. Не какой-то выдающийся маг, не имела и не имеет высоких чинов, без страшных древних тайн за душой… Просто историк и археолог магии.
Разве это так уж интересно и необычно?
Но, если так подумать… Разве не это делает её самой достойной из нас? Ведь одно дело вершить что-то выдающееся, когда ты Великий Инквизитор, крутой демонолог, полукиборг на магической основе, или беженка-принцесса из иного мира с дочерью полудемоном.
Или полунебожитель и сын загадочного британского богача Адама. Кстати, где он?
Надо бы потрясти Имредана по этому поводу. С нами-то связь он держать и не должен — мы об этом договорились.
Или наоборот, когда ты круглая сирота с самого дна, и вся твоя жизнь — это те, кто просто оказался рядом. Тоже такой себе выбор без выбора.
А вот когда ты обычный человек, «персонаж второго плана», да ещё выбирающий между безбедной роскошной жизнью до смерти, всеобщим почётом и стабильностью — и нищим опальным демонологом, странной и сомнительной работой, участием в опасных заговорах в компании боги знают кого…
Согласитесь, здесь выбор не так очевиден.
— Я понимаю, папа. — кивнул я. — Я не вижу других вариантов, только просто жить для себя.
— Ха, Костян! А мы для кого, по-твоему, живём⁈ — рассмеялся отец, потрепав меня по шевелюре. — Ну так уж мы тут страдаем, так страдаем, сидя на генеральских харчах с доступом к сверхуникальным знаниям и чувствуя себя спасителями мира! Та-а-ак мучаемся, бедолаги!
Я улыбнулся в ответ.
— Думаешь, шанс умереть — хорошая плата за всё это?
Отец вмиг стал серьёзен.
— Костя, ты рассуждаешь очень интересно для своего возраста. Всё-таки, Источник гения прекрасно развивает мозги, я это с детства в тебе видел. Но, думаю, нужно ещё немного времени, чтобы ты понял. Возможность Жить — с большой буквы, как считаешь нужным, как чувствуешь сам — это то, за что ты готов заплатить возможностью и умереть так, как считаешь правильным. Пусть и раньше срока.
Я лишь молча кивнул. Отец-отец… Если бы ты знал, как я тебя понимаю. Как я понимал тебя, когда рисковал и буквально убивал себя ради перерождения здесь. Когда уходил из крестьянского дома бродить по миру и учиться.
Я вновь взглянул на книгу в руках отца.
— Дашь ещё почитать?
— Дам. Но никому кроме наших об этом не рассказывай. За хранение этой литературы полагается от двух до четырёх лет.
Я не стал уточнять, о каких годах идёт речь. Уж явно не о годах пансиона «всё включено».
Хотя… Это ещё как посмотреть.
Тот разговор крепко запал мне в душу. Я вспомнил себя, как я начинал, как шёл к вершине — в том числе, по головам.
Вспомнил и те чувства, которые испытал, поглотив реальность души полудемона. Чувствовал ли я угрызения совести? Даже не смешно.
Я даже сделал мир чуть чище, избавив паренька от шанса переродиться полудемоном вновь.
А вот что я почувствовал — так это силу. А ещё азарт. Азарт экспериментатора-естествоиспытателя! Ведь я смог сам, по своей воле, изменить свою душу! Повысить её реальность, сделать первый шаг к решению проблемы с Универсальным Заклинанием.
Во время очередной пробежки с Риной — мы бегали вокруг двора, так что батя просто смотрел со стороны — я подумал о том, что я прямо сейчас могу делать, не дожидаясь, пока вырасту.
Могу ли я сам охотиться на демонов, раз уж их в Москве, говорят, так дохрена⁈
Кажется, что нет… Или только кажется?
Тогда я живо вспомнил Спецкабинет нашей школы. Те чувства, которые вызвала во мне сидящая там тварь. Настоящий демон, явно посаженный туда зачем-то по согласованию с администрацией.
Вспомнил и как мой бывший «сожитель», ставший теперь Древом Смерти утверждал, что может прманивать к себе всяких мелких демонов.
Не пришло ли время воспользоваться его услугами?
И тут я осознал, что слегка задыхаюсь. Что Рина ускорила темп, и я тут же сбился. Нет. Время ещё не пришло.
Но только от меня зависит, как скоро оно придёт. От интенсивности моих тренировок, от того, что я готов поставить на кон.
Ведь теперь я могу и рисковать частичками души. Ради будущего. Ради всех… и ради себя.
— Рина, слушай. — подозвал я её после тренировок. — А хочешь тренироваться ещё больше и интенсивней?
— Хотелось бы! — печально вздохнула она. — Но это ж вредно!
— Это если просто так, то вредно. — улыбнулся я в ответ. — А если, например, заниматься во сне? Или с помощью специальной магии?
— Что значит во сне? — недоверчиво улыбнулась девочка. — Так же не бывает, во сне тебе всё снится просто.
— Ну-ну. Если поклянёшься, что никому не расскажешь о наших с тобой тренировках, я тебя научу всякому.
— Ужас, Костя! Ты говоришь как всякие плохие дяди, к которым мама учила меня ни за что не подходить!
— Что ж. — показательно вздохнул я. — Каждый сам выбирает, идти ли ему вперёд любыми способами, или плестись кое-как!
Какое же дешёвое взятие «на слабо». Мне даже стало стыдно! Но Рине всё-таки всего восемь, так что…
— Эй! Я не слабачка! Давай свои тренировки, клянусь, что никому ничё не скажу! — и она в порыве защиты чести тут же прокусила себе кончик пальца.
Я хлопнул себя по лицу, как делали в таких случаях в этом мире, но в итоге сделал то же самое.
— А я тогда клянусь помочь тебе стать физически сильнее, быстрее и выносливее безо всякой вредной магии, сделок с тёмными тварями и допингов.
— Хорошо. А чё такое допинги?
— Да неважно. Всякие идиоты заменяют ими собственные успехи. Пойдём. Приступим, когда я буду готов. Рад, что ты согласилась.
Ведь я ещё в детдоме понял — в чужом сне влиять на реальность оказывается проще, чем в моём собственном. Да ещё и с согласия спящего. Так что напарница придётся мне очень кстати.