— Их отцов ты тоже не знаешь?
Мальчик замолчал, сильно побледнев, и сделал сложный жест — то ли кивнул, то ли качнул головой, то ли пожал плечами.
М-да, тут даже можно не переглядываться. Наверняка кто-то из высокородных обитателей поместья Мастера Жизнелюба, а то и не один «кто-то»!
— Ладно, это неважно, — царственным жестом махнул рукой Вальтрен. — Я спрашивал только потому, что всякий рыцарь должен быть почтителен к своим родителям! И оруженосец тем более. Что ж, пойдем, покормим тебя. Наверняка ты голоден. Я в твоем возрасте постоянно хотел есть, особенно после инициации.
Все это Вальтрен говорил без всякого добродушия или участия, все с теми же ровными, деловыми интонациями. Однако мальчишка явно чуть разморозился, отмер, и буквально поедал его глазами. А когда наш герцог сделал жест, подзывая его, мой, с позволения сказать, раб побежал за ним чуть ли не вприпрыжку!
В дверях Вальтрен обернулся и сказал:
— Сейчас разберусь с этим и вернусь на совещание.
После чего был таков.
— Да-а-а-а… — протянул Аркадий. — Как так вышло, что буквально все лучше меня обращаются с детьми⁈ У меня у единственного есть сын-подросток!
— Варда — это не сын-подросток, это подкидыш фей из истрелийской мифологии, — покачал я головой.
— Ты путаешь. Там феи не подкидывают детей, они, скажем так, деятельно их мастерят со смертными…
— А потом подкидывают. В редких случаях, когда нужно зачем-то передать человечеству особо героического или, наоборот, особо злодейского персонажа. Вспомни.
— А! Ты в этом смысле? Да, есть такое.
Тут в рубке появилась Ксантиппа.
— Ну как? — спросила она. — Где этот бедный мальчик?
— Вальтрен увел, — сказал я. — Либо затеял педагогическую игру, либо реально решил взять мальчишку в оруженосцы. Зная его, пятьдесят на пятьдесят.
— Валь-то? — фыркнула Ксантиппа. — Точно настоящим оруженосцем обзавестись решил, к гадалке не ходи! Ладно, рассказывай. Что там как, чего ты про гиасы выяснил?
— Погоди, Вальтрена дождемся!
— Он, может, долго будет… Слушай, Кир, я знаю, как ты не любишь повторять, но, пожалуйста-пожалуйста, расскажи сейчас! Я умираю от любопытства!
Это, конечно, было преувеличение: слава Творцу, по магическим потокам Ксантиппы, которые она для меня открыла, было видно, что она абсолютно здорова! Но вот наша эмпатическая связь действительно давала мне почувствовать исходящее от нее неимоверное любопытство.
Ну что ж, я пожал плечами — для Вальтрена повторю еще раз, ладно уж — и начал рассказывать.
…— Короче, гиас — это паразитный конструкт, который питается энергией своего «клиента», и при этом использует его же мозговые мощности, — продолжал я. — Грубо говоря, на самом деле человек сам себя заколдовывает под воздействием магии! Или, точнее, сам себе внушает определенные поступки и реакции, потому что ведь загиасить можно и неинициированного мага.
— Из этого следует, что можно наложить гиас и на неодаренного? — спросил Аркадий.
— А будет ли мозг неодаренного воспринимать магию так же, как мозг латентного мага? — усомнилась Ксантиппа. — Я тоже об этом подумала, но тут же решила, что это нужно отдельно проверять! Магией мы лечим неодаренных, да, но вдруг целебное воздействие принципиально отличается от гиасового?
— Не вижу, как, — Аркадий чуть нахмурился, — но буду рад, если ты права. Мне так будет гораздо спокойнее. И как обычному человеку, и как государственному функционеру!
Ну да, если вдруг выяснится, что маги действительно могут накладывать гиасы на обычных людей, мировые расклады заиграют новыми красками! А уж как осложнится совместная жизнь смешанных пар…
— Я тоже об этом подумал, но не стал спрашивать, — прервал я их рассуждение. — Я вообще боялся лишнее спросить, чтобы не показать, что я не в зуб ногой в этой теме! Но, кстати, что я выяснил насчет наложения гиасов до инициации мага. Как я уже сказал, в этом случае гиас поддерживает обычно старший слуга, перед инициацией гиас снимают. Однако, если держатель гиаса не меняется — то есть основной хозяин с самого начала наложил именно свой гиас на человека до инициации — вообще-то можно сделать так, что гиас не снимается, а просто «переключается» на питание от своего носителя! Ровно в момент инициации.
— Интересно, — заметила Ксантиппа. — То есть они реально программируемые? Там можно как-то заложить алгоритмы, блок-схемы?
— В сложных вариантах, особенно артефактных, как Проклятье, можно, — кивнул я. — Вот только в Проклятье источник питания гиасов от инициации не зависел: после выхода из Проклятья они исчезали у всех, неважно, инициирован человек или нет. То ли слишком сложная система гиасов, не смогли гладко настроить. То ли Мастер Плетельщик что-то напутал. Если я верно помню со слов Пустотника, именно он зачаровывал кристаллы в большей части Якорей!
Аркадий побледнел еще раньше, когда я только упомянул возможность переключения гиасов. Теперь же сидел совсем перекошенный. Удивительное зрелище, его редко так пробирает!
— То есть ты хочешь сказать, — медленно проговорил он, — что, если бы Мастер Плетельщик или кто-то другой иначе настроил кристаллы… Моя затея с сердцем была бы обречена на провал? Сердце бы я себе вырвал, но гиасы бы тут же перепрыгнули на мою собственную энергосистему и ни хрена не позволили бы рассказать?
— Выходит, так, — кивнул я. — Скорее всего, убили бы тебя сразу. Либо по программе — ты ведь важную инфу пытался разгласить. Либо неимоверной нагрузкой. У тебя совсем мало энергии в теле тогда оставалось, такие мощные «паразиты» все на себя бы отжирали!
Ксантиппа присвистнула.
— А ведь логичнее было бы так настроить! Не было бы той дыры, которой вы с Кириллом в итоге воспользовались! М-да, по тонкому льду мы все прошли…
Судя по ее эмоциональному фону, она действительно прочувствовала — по какому.
— Любая война — война ошибок, — пожал плечами я.
И выразительно замолчал.
Мне очень хотелось добавить Аркадию что-то вроде: «Так что когда тебе в следующий раз придет яркая и нестандартная идея как-нибудь себя искалечить на общее благо, лучше все-таки поискать другой способ!». Но промолчал. Не было у меня права его упрекать задним числом. Хотя бы потому, что если бы я не встретил сразу после моего демарша на АЭС полноценного (почти) мага и не получил бы так нужные мне сведения вкупе с уроками, я бы с тех пор тоже уже триста раз погиб.
Но… Ледяной ад, как меня достало, что этот тип постоянно рискует собой — хладнокровно и не очень! На мой взгляд, куда чаще, чем того действительно требуют обстоятельства.
Где я другого такого же найду, в случае чего⁈
Аркадий посмотрел на меня так, будто прочел мои мысли.
— Бодрящее осознание, конечно. Спасибо, Кирилл, Ксантиппа, постараюсь впредь быть аккуратнее.
Ну, посмотрим.
— Ладно, — сказал я. — Давайте пока отложим переосмысление ключевых жизненных поворотов и внутреннюю рефлексию! Займемся практикой.
— Судя по твоим эмоциям, ты как будто собираешься общаться с моей мамой или Никитой Павловичем! — Ксантиппа имела в виду отца Меланиппы. Мы с ним друг друга, мягко говоря, недолюбливаем. А почтенная родительница Ксантиппы — вообще отдельный разговор. — Или даже с Граниными!
Ксюшиных родителей я, разумеется, не могу терпеть еще сильнее. Никита Селиванов, при всех его недостатках, любящий отец; госпожа Зорина хотя бы искренне хочет добра своей дочери! Просто понимание добра у нее своеобразное. Но Гранины… Впрочем, об этом не стоит.
— Все еще хуже, — сказал я. — Буду накладывать на вас гиасы.
Глава 7Гиасы разные и прекрасные
Разумеется, оба двое этих смелых экспериментатора ничуть не шокировались моим предложением, а сразу ухватили главное.
— Хочешь проверить, точно ли взрослые маги легко скидывают накладываемый кем-то гиас? — спросила моя жена. — Отлично, я в игре!
— Аналогично, — поддержал ее мой зам. — Я так понимаю, ты нас выбрал тестовыми субъектами не только потому, что только мы знаем о твоей затее, но еще и потому, что удачно представляем две разные категории? Я долгое время был под гиасами, а Ксантиппа была под ними очень недолго?
— И это тоже, — сказал я. — Хотя для чистоты эксперимента надо бы взять не Саню, а Ифигению Александровну — она вообще под гиасами не была. Но ее мы посвятим в это дело позже, если выгорит.
— Согласен. Не будем напрягать ее совесть злостными нарушениями врачебной этики!
— Да не так уж она и напряглась бы, вы недооцениваете ее гибкость, — пожала плечами Ксантиппа. — Но я согласна, чем позже она узнает, тем лучше. В принципе, можно бы вообще ей не рассказывать: я почти так же хорошо снимаю маго-нейрограммы. Могу и сама всех проверять.
— Нужна страховка, — возразил я. — Со стороны. Мы трое слишком друг другу доверяем. Если начнем баловаться гиасами, можем увлечься и не заметить.
— Так Вальтрен же!
— А Вальтрен доверяет Кириллу не меньше меня, — хмыкнул Аркадий. — И так же азартен. И его тоже может занести далеко. В любом случае, на месте Кирилла как начальника экспедиции я не стал бы скрывать от нашего штатного нейромага вопросы, которые находятся в ее прямой компетенции! Но решать ему.
— Да, это еще один довод за то, чтобы Платову посвятить, — кивнул я. — К тому же о том, что я в принципе собираюсь изучать гиасы, я ей уже сказал. Но ладно, это потом. Вернемся к гиасам. Вы знаете по себе, что их существует два типа. Одни наказывают за ослушание, другие не дают ничего сделать, пресекая на уровне намерения. Собственно, в Проклятье последние, кажется, препятствовали только разглашению информации, физически не давая говорить или писать о чем-то так?
— Насколько я помню, да, — подтвердил мой нынешний зам. — Но мне бы свериться с полным перечнем запретов и их действиям. Давно не перечитывал. Не было актуально.
Да, такой документ теперь имелся — один из многих, подготовленных в ходе работ по снятию Проклятья.