Ферма Уорна
1
Учительница
Тибор Тарент стоял рядом с «Мебшером», огромной армированной глыбой, которая возвышалась и темнела за его спиной, турбина работала на холостом ходу, но все еще хрипло взвизгивала, а выхлопные газы прокатывались волной по высокой траве, складывая ее в постоянно меняющиеся узоры. Бронетранспортер остановился на склоне небольшого холма, поросшего папоротником, причем под таким углом, что правый борт оказался выше левого, отчего выбраться из машины, при этом не шлепнувшись на землю, было вопросом скорее везения, чем расчета.
Тарент пытался защитить камеры, чтобы они не ударились о металлическую лестницу, и порезал основание ладони о выступавший фиксатор, который крепил дверь с гидроприводом к корпусу. Прижав рану к губам, Тарент взглянул, обо что так сильно зацепился, – оказалось, это даже не сам фиксатор, а часть металлического покрытия одной из защелок, которая каким-то образом отошла, и неровный край коварно загнулся вниз.
Пригибаясь от разбушевавшегося ветра с крошечными кристалликами льда, Тарент следил за тем, как второй водитель Ибрагим пытается найти и вытащить его сумку из багажника под пассажирским отсеком. Солдат воевал с крутым уклоном, вызванным тем, что «Мебшер» остановился под углом.
Наконец сумка нашлась, и Ибрагим выставил ее наружу, на неровную землю. Он изобразил нечто, что Тарент описал бы как небрежное полувоенное приветствие, но сказал корректно и вежливо:
– Иншаллах, мистер Тарент.
– И вам тоже мир, – на автомате ответил тот.
Водитель нажал на кнопку управления, лестница сложилась, втянувшись внутрь, а дверь скользнула вниз и встала на место. Тарент заметил, что под ее весом металлический заусенец прижался к обшивке, но уже через минуту снова выскочил наружу. Он задумался, не следует ли обратить на это внимание водителя, но, как показывал его опыт путешествий, экипаж «Мебшеров» обычно не горел желанием обслуживать или чинить бронетранспортеры.
Ибрагим повернулся и начал карабкаться в водительский отсек. Тарент окликнул его:
– Минуточку, Ибрагим! А где конкретно то место, куда я должен отправиться?
– На вашем смартфоне установлена программа спутниковой навигации?
– Да.
– Тогда координаты вам сейчас подгрузят.
– Но в каком направлении идти?
– Вдоль этого хребта, – ответил водитель, махнув рукой. Следы старой пешеходной дорожки тянулись вдаль. – Для машины тут слишком узко. Вам придется остаток пути пройти пешком. Простите. Но это недалеко. Мы вас могли подвезти только сюда, и так крюк сделали, теперь опаздываем.
– Ладно.
Ибрагим снова полез в водительский отсек. Тарент знал, что у экипажа около двух минут уйдет на то, чтобы проверить приборы в кабине и удостовериться, что все системы работают нормально, и только потом они переключатся на скоростной режим, то есть у Тибора было еще время передумать.
Он оглядел местность, где остановился «Мебшер». Практически негде было укрыться – бронетранспортер встал близко к гребню хребта, откуда волнообразно тянулась полоса обрабатываемой земли. Здесь росли редкие кусты и почти не было деревьев. В пассажирском отсеке «Мебшера» работала отопительная система, Тарент сидел там в одной рубашке, а теперь ему не дали времени толком одеться, и он чувствовал себя замерзшим и беззащитным. Тибор побыстрее натянул на себя пальто. Турбина «Мебшера» все еще повизгивала на холостом ходу, судя по всему, водители еще не закончили проверку.
В тот день, пока они ехали в «Мебшере», Фло украдкой передала ему вторую записку, чем удивила его, как и в первый раз, накануне. Они не оставались наедине после того, как переспали в Лонг-Саттоне, даже за завтраком в маленькой столовой. Когда он забрался в «Мебшер», Фло уже сидела на своем месте, сосредоточившись на ноутбуке и тихонько что-то говоря в микрофон наушника. Она то и дело постукивала себя за ухом, это был код из прерывистых, но планомерных ударов, ее пальцы касались сенсора под разными углами. Тарент несколько раз пытался установить с ней зрительный контакт, но тщетно, а потому постепенно снова вернулся к состоянию неприятного самоанализа, которое не отпускало его за день до поездки.
А затем появилась записка: «Планы не поменял? Поехали со мной, а не на Ферму Уорна. Я расскажу тебе кое-что о твоей супруге».
Листок был оторван от какого-то официального документа, поскольку в верхнем углу виднелся маленький фрагмент тисненой печати. Разобрать можно было только последнюю часть названия сайта или адреса электронной почты: fice.gov.eng.irgb.
Он задумался на несколько минут, глядя на затылок Фло. Что она сможет ему поведать о Мелани такого, чего не рассказала накануне вечером? Именно эта информация объясняла активность в ее цифровом имплантате? Но для Тарента единственной значимой новостью о Мелани было бы то, что ее нашли живой и здоровой. Утрата все еще вызывала пронзительную боль. Сомнений не оставалось – она погибла. Если даже предположить, что Фло обладает какими-то новыми сведениями, то они могли быть лишь о том, как убили Мелани, или кто это сделал. Тарент сомневался, что ему хочется об этом говорить.
Возможно, Энни и Гордон Роско были бы рады узнать больше о том, что произошло с дочерью, но Тарент словно оцепенел от растерянности: его мучали одновременно сожаление, вина, тоска, желание, память о прошлом, любовь, печаль из-за того, что они с Мелани в последний день так разругались, собственная неполноценность. Сильнее всего перемешивались вина и любовь: Тарент был уверен, что Мелани не покинула бы безопасную территорию госпиталя, если бы не он. Фло тут вряд ли могла помочь.
Как только Тарент согласился вернуться с анатолийской базы домой с помощью сотрудников УЗД, то поддался соблазну позволить другим принимать за себя решения. Видимо, имелся некий маршрут, разработанный кем-то план, схема: быстрое возвращение в ИРВБ, встреча наедине с родителями Мелани, а потом отчет в месте под названием Ферма Уорна, после чего Таренту наконец позволят вернуться к обычной жизни.
Что будет дальше, Тарент еще толком не знал, и пока у него не было шанса обдумать дальнейшие действия: надо было что-то сделать с квартирой на юго-востоке Лондона, имуществом и личными вещами Мелани. По крайней мере, жена составила завещание. Но что дальше? Он мог бы возобновить карьеру на фрилансе, возможно, снова отправиться в Северную Америку и найти там какую-то работу.
Не слишком много, но, как ни странно, это даже походило на план, очаровывало возможностью движения вперед, пусть даже Тарент не понимал, что ждет его в будущем. Но такой же смутной представлялась и альтернатива – Фло хотела, чтобы он отправился с ней. Никакого тебе плана, никакого маршрута.
Через несколько минут он нацарапал ответ на оборотной стороне листка: «Все еще думаю об этом. Я хочу быть с тобой. Но если все-таки поеду на Ферму Уорна, как нам потом связаться?»
Когда Тарент увидел, что она перебросила левую руку через спинку кресла, то сунул обратно записку. Фло никак не отреагировала и просто продолжала сидеть неподвижно, а бумажка замерла в ее пальцах. Это тянулось целую вечность, и Тарент даже задумался, поняла ли она, но в конце концов Фло поменяла позу и положила руку себе на колено. Таренту это очень напомнило записочки в школе, которые передавали, когда считали, что учитель не видит. Несмотря на все цифровые технологии, люди все еще иногда предпочитали писать личные записки на бумаге. Фло о чем-то переговорила со своим коллегой, а потом звонко и коротко рассмеялась в ответ на его слова. Через пару минут рука с запиской переместилась за ухо, туда, где был вживлен имплантат. Если и были какие-то признаки, что Фло прочла ее, Тарент их не заметил.
Он снова погрузился в собственные мысли, в тревожную полудрему, пытался заснуть нормально, но постоянно осознавал, что происходит вокруг. Полностью пробудился, лишь когда «Мебшер» остановился, турбина замедлила ход и водитель выкрикнул его имя по громкой связи. Пока Тарент суетливо упаковывал свои камеры и сумку через плечо, Фло наклонилась, якобы помогая ему с вещами, коснулась его руки и на миг сжала ее. Она ничего не сказала, ничего не передала ему. Остальные пассажиры и виду не подали, что заметили этот жест.
А потом он оказался на склоне холма, дрожа на ветру, с порезом на ладони, в ожидании, когда «Мебшер» переключится на обычный режим и уедет.
Собственная нерешительность терзала его. Может, Фло и правда обладала какой-то новой информацией о Мелани? Он ехал на эту Ферму Уорна исключительно потому, что так велел кто-то из сотрудников УЗД. Тибор сделал шаг вперед, поднял руку, но тут в шуме турбины послышалась новая нота. Тарент двигался быстро, поднялся по неровному склону до места, откуда его наверняка заметили бы водители, но, увы, слишком поздно.
Турбина начала вращаться быстрее, и облако черного дыма повалило из трубы. Таренту пришлось отступить назад, чтобы не оказаться рядом с выхлопными газами, если бронетранспортер решит развернуться. Сначала «Мебшер» полз вверх под еще более экстремальным углом из-за подъема в том месте, где остановился, но потом развернулся и выровнялся. Программируемая подвеска предвидела движение, но после долгих переездов Тарент с легкостью мог вообразить, какое воздействие на пассажиров внутри оказали все эти перемещения.
Он упустил свой шанс. «Мебшер» медленно поехал вниз по бездорожью холма, покачиваясь из стороны в сторону и оставляя два гигантских шрама на мягкой почве. Выхлопные газы пронеслись мимо Тарента, обдав запахом керосина, горящего масла, раскаленного металла и жженного пластика. Шум стоял ужасный, но через пару секунд тяжелый бронетранспортер съехал по краю откоса, и звук тут же стал заметно тише. Сейчас Тарента атаковал лишь северный ветер с жалящими гранулами льда.
Тибор перевесил сумку, продев ремешок через голову и освободив обе руки, в одну взял чехол для фотоаппарата, а второй поднял чемодан. Ступая осторожно, но тяжело и пытаясь удержать равновесие, он направился по тропинке, которую показал ему Ибрагим. Но через несколько шагов Тарент остановился и снова опустил сумку, вытащил мобильный, который ему дали, и выбрал функцию определения координат. Когда приложение загрузилось, высветился адрес: «Выгон, Ферма Уорна, окрестности Тилби, Линкольншир».
Простая «английскость» адреса вызвала в Таренте непродолжительный приступ размытой ностальгии: внезапное воспоминание о тех временах, когда все еще существовали фермерские хозяйства с выгонами. О той эпохе, когда еще существовало графство Линкольншир. Об Англии своего детства. Тибор с сожалением оглядел пейзаж, практически лишенный деревьев.
Электронная карта загрузилась, и индикатор постоянно показывал расположение относительно цели, как и обещал Ибрагим: идти, по-видимому, предстояло не слишком далеко, но ведь придется еще и тащить багаж по кочкам.
Тарент снова подхватил сумки и продолжил путь. Из-за того что камеры приходилось нести отдельно, вес багажа распределялся неравномерно, и вскоре рука затекла от тяжести. Ручка чемодана врезалась в пальцы и ладонь. Тарент был не в форме после долгого пребывания в полевом госпитале и недель вынужденного бездействия. Прибыв в Анатолию, он пытался заниматься гимнастикой по ночам за пределами охраняемой территории, когда якобы становилось прохладнее и в общем спокойнее. Но для бега все равно было ужасно душно, а в темноте голые холмы казались еще опаснее, чем при дневном свете.
Тропинка внезапно привела к резкому спуску с высокой травой, зарослями и кустарниками по обе стороны дороги. Дисплей навигатора потух, но Тарент шел вперед. Наверное, спутниковый сигнал здесь ослабел, но по крайней мере ветер ощущался не так сильно. Тибор прошел еще около сотни метров, снова поднялся по склону холма и уткнулся в высокий металлический забор, построенный на совесть, с запирающими панелями выше человеческого роста, поверх которых была натянута проволочная сетка, а над ней еще два витка колючей проволоки, закрученных в спираль. Тарент особо не видел, что там за забором, но на металлической панели красовался знакомый знак: череп и перекрещенные кости плюс международный символ радиационной опасности в виде стилизованного трилистника.
Слева забор, повторяя контур холма, тянулся вверх между деревьями, а справа спускался в заросли ежевики и пролесок. Тарент повернул налево, поднялся на холм и отклонился от забора. Через некоторое время он вышел на другую тропинку, чуть шире первой, пересек ее и продолжил идти вверх по склону, вскоре добравшись до края гряды, где положил на пару минут багаж, чтобы руки отдохнули.
Он посмотрел вниз на запад, туда, куда уехал «Мебшер». Огромный бронетранспортер снова оказался в его поле зрения и теперь медленно удалялся через широкое, почти прямоугольное поле. Машина, похоже, ехала в сторону дороги, местоположение которой выдавала длинная череда высоких стальных столбов с натянутой между ними сеткой, такие часто ставили в районах, где еще продолжали заниматься земледелием, однако деревья уже не защищали от ветра. За частоколом из столбов виднелось какое-то поселение. С этой высоты «Мебшер» казался громоздким и неповоротливым, неуместным на фоне столь знакомого английского пейзажа, с большим трудом пробиравшимся по рыхлой почве, с корнем вырывавшим все то, что могло расти в земле. Ледяной ветер закрывал вид дымкой из холодного дождя.
Машина вдруг резко остановилась, качнулась в сторону, словно собиралась затормозить, скользя, хотя Тарент знал, что бронетранспортеру подобный маневр не под силу. Почти сразу в воздухе прямо над «Мебшером» появилась светящаяся сине-белая точка, маленькая, но очень яркая и угрожающая. Было непонятно, откуда она взялась, но Тарент видел отблеск зловещего и болезненного света на фоне сгущавшихся темных дождевых облаков.
Свечение становилось все более интенсивным. Тибор на секунду отвернулся, затем снова быстро взглянул туда, словно боясь слепящего лазерного луча, но прикрыл глаза рукой, пытаясь посмотреть на блеск сквозь пальцы. Яркая точка внезапно взорвалась, словно фейерверк, и три белых столпа света, расположенных под углом, устремились вниз. Они окружили «Мебшер», упершись в землю рядом с колесами. Пирамида белого сияния заключила бронетранспортер в идеальный тетраэдр, а через несколько мгновений застыла.
А потом землю сотряс взрыв. Тарента откинуло с силой назад, и он беспомощно пролетел сквозь колючие кусты и сорняки на землю у самого края хребта. Удар и сокрушительный грохот оглушили его, лишив возможности двигаться и даже просто думать. Он понимал лишь то, что еще жив, поскольку ощущал движение вокруг себя, когда ветки и обрывки листьев падали на землю. Воспоминания о взрыве постоянно возвращались, наводя ужас и парализуя Тарента.
Постепенно шок начал проходить. Тибор аккуратно проверил, двигаются ли руки и ноги, опасаясь травм, но кроме ощущения, что его кто-то избил, да сотрясения от взрывной волны, больше ничего не было. Кажется, он ничего не сломал и не обжег, даже лицо и руки, не защищенные во время взрыва. Стало сложнее дышать, чем обычно, поскольку болели ребра. Это была настоящая контузия. Тарент перевернулся, оперся о землю руками, поднял одно колено, потом другое, попытался перераспределить вес. Он заставил себя дышать размеренно, но грудную клетку свел спазм. Помимо этого, лишь слегка ломило конечности, зато пришло ощущение общей закостенелости, шокирующее понимание, что он только что пережил сокрушительный удар огромного давления. Он слегка приподнялся так, чтобы сесть на корточки, балансируя на руках и коленях и увязнув в кустах и растительности, куда свалился.
Не то ползком, не то пешком Тарент добрался до края хребта, где находился, когда атаковали «Мебшер», и понял, что его отшвырнуло куда дальше, чем он думал поначалу. Прошел мимо своих вещей, разбросанных взрывной волной, но, похоже, не поврежденных. Чемодан даже не открылся, а когда Тарент с беспокойством изучил футляры с фотоаппаратурой, то обнаружил, что все цело. Все три камеры нормально реагировали, когда он включил их, а потом выключил.
Взяв «Никон», Тарент наконец снова оказался у гребня холма. Тут и раньше было мало деревьев, а теперь и вовсе не осталось.
Пока Тарент приходил в себя, шлейф серого дыма, поднимавшийся от того места, где «Мебшер» находился в момент атаки, почти рассеялся. Если сразу после взрыва и наблюдалось грибовидное облако, то оно либо смешалось с дождевыми облаками, либо же его развеял ветер.
На земле ничего не горело.
Не было и следов бронетранспортера. Вместо него осталась огромная черная воронка.
Ее края образовывали идеальный равносторонний треугольник.
2
Тарент сделал целую кучу фотографий этой воронки, но счел небезопасным подойти и осмотреть ее вблизи. У него дрожали руки, и на некоторое время пришлось лечь на землю, чтобы на что-то опереться. Тарент вернулся к камерам, сменил «Никон» на «Кэнон», сделал еще несколько снимков, воспользовавшись преимуществом большего фокусного расстояния. Он все еще фотографировал, когда услышал звук аварийных сирен и увидел машины, которые мчались по дороге вдоль поля, где случился взрыв.
Тарент сел на землю, глядя на необъяснимую форму воронки, обуглившейся до черноты. Это был треугольник, словно бы вырезанный в земле с помощью точного измерительного инструмента. Идентичный следу от взрыва, убившего Мелани в Анатолии. Воронка ужасала Тибора своей загадочностью, но при этом от нее веяло чем-то знакомым, а еще пугало, что оба взрыва произошли так близко от него.
Но что случилось с «Мебшером»? Он был уничтожен в результате взрыва – не просто сильно поврежден, не разлетелся при детонации, даже не разбился на мелкие кусочки или обломки, а полностью стерт с лица земли. Фло использовала слово «аннигилирован». От него не осталось ни следа. А что стало с людьми, находившимися внутри? Почти все, с кем он пересекся после возвращения в Анатолию, находились в том бронетранспортере. Как и первая вспышка взрыва, осознание, что пять человеческих жизней были стерты, ошеломило, и эта мысль без конца крутилась у него в голове.
И прежде всего Фло. Что с ней? Что он знал об этой женщине, кроме того, что можно называть ее Фло? Да, у них была физическая и сексуальная связь, но лишь ненадолго. А все остальное скрывалось в вопросах, которые теперь так и останутся без ответа.
Внизу, рядом с воронкой, появилось довольно много мужчин и женщин в форме, и каждую минуту все подъезжали и подъезжали новые машины. Группа вооруженных солдат в полном боевом снаряжении высадилась из пяти гигантских бронетранспортеров и теперь медленно прочесывала поле, изучая землю, но при этом глядя и по сторонам. Несколько человек двигались к хребту, где Тарент сидел на корточках. Тибор решил, что не хочет с ними говорить, иначе с ним опять будут обращаться как со свидетелем, допрашивать о том, что произошло, или о том, что могло произойти, по их мнению. Как он мог ответить хоть на один вопрос? Да, он все видел, но понимал, что не в состоянии ни описать это, ни даже попытаться объяснить.
Тарент попятился, чтобы никто снизу его не увидел, аккуратно запаковал камеры, а потом снова подхватил тяжелые сумки и отправился туда, где, как он надеялся, расположено то место, куда ему предписано явиться.
Ледяной ветер все еще дул, но в конце концов мокрый снег превратился в обычный дождь. Тарент почти не замечал холода, пока пробирался через спутанный клубок подлеска и сломанных веток. Наконец вышел на тропинку. Два вертолета, опознавательные знаки на которых было не рассмотреть, поскольку машины чернели на фоне неба, быстро пронеслись на малой высоте, направляясь к месту взрыва. Они стремительно снизились, и вскоре Тарент потерял их из виду.
Его охватила паника, он побежал. Все вокруг казалось угрожающим, необъяснимым, вышедшим из-под контроля. Он почему-то ощущал себя ответственным за уничтожение «Мебшера», за гибель Фло, за смерть Мелани, за все. Его преследовал образ треугольной воронки, форма которой не поддавалась логике, если не считать того факта, что все произошло у него на глазах. Под грузом собственного багажа, ощущая, как громоздкий футляр бьет по коленям и бокам во время бега, Тарент чувствовал, что это финал, его жизнь кончена, ничего не осталось.
Далеко идти не пришлось. В страхе и растерянности на грани с паникой, не обращая внимания на все вокруг, Тарент увидел крышу огромного здания, сделанную из серого металла, когда совсем уже отчаялся найти хоть какое-то прибежище. За этим зданием стояло еще одно, а потом на некотором расстоянии следующее довольно высокое строение с длинной дымовой трубой. Несколько больших деревьев, пусть и почти лишившихся листвы, возвышались вокруг домов. Тарент не стал гадать, что увидел, остановился, поставил сумку и замер, стараясь восстановить дыхание и успокоиться. Сердце гулко колотилось. Он подождал несколько минут в надежде, что кто-то появится или он заметит какой-то знак, указывающий, что он в нужном месте. Тарент проверил экран навигатора, который снова заработал и подтвердил, что комплекс соответствует координатам Фермы Уорна.
Тарент согнулся, подхватил сумку и камеры, затем, ускорив шаг, направился по тропинке в сторону ближайшего здания, снова наткнулся на забор, такой же неприступный, но по крайней мере в этот раз имелись ворота. Рядом со входом высилась стойка, сделанная из бетона и стали, с вмонтированным в нее электронным считывающим устройством. Знакомая эмблема УЗД была выгравирована по окружности. Таренту пришлось снова поставить сумку, чтобы достать из внутреннего кармана пропуск. Он испытал облегчение, когда нашел карточку, и еще большее, когда ворота, качнувшись, быстро открылись. Они начали закрываться почти сразу же, поэтому Тарент заторопился внутрь, волоча свои пожитки.
Тибор пошел по тропинке к зданию, которое оказалось куда массивнее, чем представлялось с первого взгляда. К нему примыкало несколько крыльев и пристроек, явно сооруженных в разное время и теперь тянувшихся за главным корпусом. Изначально здесь, по-видимому, стояла невзрачная ферма, построенная в двадцатом веке, но, что бы тут ни находилось в прошлом, все это скрывало множество преображений. Большинство пристроек с плоскими крышами и монотонными рядами окошек построили из бетонных панелей, уже треснувших во многих местах. Зигзагообразная линия тянулась по несущей стене перед ним, от земли до самой крыши, через нее прорастал мох и другие растения. Окна были заключены в металлическую раму и выглядели так, словно их не мыли годами, хотя за некоторыми горел свет. Создавалось впечатление, что здание привязали к земле: множество широких полос – некоторые из металла, а другие из толстых канатов – были переброшены через крышу и надежно закреплены в бетоне, словно огромная заградительная сетка.
И никаких тебе выгонов, отметил Тарент про себя, лишь большой двор, залитый бетоном, где стояли несколько припаркованных автомобилей. На подходе к главному входу Тарент учуял запах древесного дыма и какой-то готовки. Он снова подумал о Фло, а потом с трудом выбросил мучительные воспоминания из головы.
3
Женщина в парандже проверила его на входе, просканировав самого Тарента и багаж электронным анализатором, потом оперативно и с явным знанием дела изучила все три камеры и другую фотоаппаратуру. За все это время она не произнесла ни звука. Когда Тарент по собственной инициативе представился, женщина никак не дала понять, что его тут вообще ждут.
За столом позади них висели три печатных листа предписаний и инструкций под защитным листом из толстого, но прозрачного пластика. Она молча подвела его к положительному результату каждого из пунктов досмотра, тыкая в нужные слова пальцем в перчатке, сквозь крошечные отверстия которой проглядывала бледная кожа – единственная видимая часть ее тела. Текст был расположен в четыре колонки: на арабском, испанском, русском и английском. Женщина обратила его внимание на перечень английских фраз. Тарент заметил, ну или по крайней мере почувствовал, как она кивает, как быстро бегают глаза за прорезью в парандже, закрытой вуалью. Явного зрительного контакта не было. Тибор понимал, чтó эта женщина и другие сотрудники службы безопасности ищут, как и большинство часто путешествующих людей, он не возражал против обыска, но всегда тревожился, когда кто-то трогал его камеры. Однако женщина обращалась с ними деликатно, а потом отдала обратно.
Зона регистрации представляла собой неопрятный, грязный проход без освещения, если не считать дневного света, пробивавшегося через окошко в одной из двух дверей. Женщина-администратор работала за огромным, низким и захламленным столом, однако сидеть, похоже, было негде, поэтому она стояла. Коридор явно не подметали уже несколько недель, кругом валялись кусочки разбитой каменной кладки и россыпь цементного порошка, смешанного с более ожидаемым мусором в виде пакетов, клочков бумаги и всяких мелких забытых вещиц, которые упали по дороге.
Окружающая обстановка напомнила Таренту об одном из его фотопроектов многолетней давности: иллюстрированное эссе для журнала о неблагополучном микрорайоне в одном городе Хартфордшира, где здания постоянно громили молодые хулиганы.
– Это Ферма Уорна? – спросил Тарент. Женщина даже намеком не выдала, что услышала вопрос. – Это офис УЗД?
Она ткнула пальцем в список фраз за пластиковым листом. Тарент прочел: «Вы находитесь в департаменте разведки и привлечения ресурсов Управления зарубежной дислокации, в Восточном халифате ИРВБ». Далее следовал адрес веб-сайта, как и за каждым отрывком текста. Палец переместился к другой строке: «Ваш запрос будет рассмотрен одним из наших сотрудников, когда он освободится. Пока что подождите, пожалуйста».
– Меня направили сюда для отчета, – пояснил Тарент.
И снова никакого намека на понимание, пока женщина шуршала его бумагами и проверяла пластиковые идентификаторы. После пары минут бесстрастного молчания Тибор, жаждавший человеческого общения после травмы от того, чему недавно стал свидетелем, попытался завязать разговор. Но женщина или игнорировала его, или тыкала пальцем в очередную строчку: «В данный момент я в процессе принятия решений – пожалуйста, подождите» или «Если у вас есть жалобы, пожалуйста, свяжитесь с моим руководством» и т. д.
Наконец она протянула ему пластиковую карточку-ключ, а потом ткнула в карту с планом прилегающего здания и показала, какую комнату ему выделили. Тарент поблагодарил ее, вознес хвалу Аллаху и отвел глаза. Он с трудом проволок свой багаж по короткому коридору, затем вышел на улицу, пересек двор и вошел в неотапливаемое строение, где без труда нашел дверь своей комнаты.
Когда он спиной открыл дверь, волоча за собой багаж, то сразу почувствовал волну прогретого воздуха и запах еды. Комната была погружена во тьму. Он включил верхний свет. Очевидно, здесь уже кто-то жил: на столе стоял открытый ноутбук с движущейся экранной заставкой, грязные кастрюли хаотично громоздились в маленькой раковине в углу, а на столе стояла тарелка с желтоватыми следами от карри. Везде валялась одежда, причем женская. Тарент осмотрелся, отметив, что в комнате две кровати, на одной из которых лежит лишь голый матрас, но тут же попятился.
Он оставил багаж на полу комнаты, а сам вернулся в соседнее здание. Женщина в парандже стояла за стойкой и не отреагировала на его приближение.
– Мир вам, – начал Тарент. Укутанная голова медленно кивнула. – Вы говорите по-английски?
Женщина наклонилась и вытащила из ящика стола белую карточку, сунула ее под лист пластика и снова ткнула пальцем: «Я поклялась хранить молчание в дневные часы и прошу посетителей не ожидать от меня вербального ответа». Надпись дублировалась на трех других языках. Слова были написаны размашистым почерком толстым или мягким карандашом. Грифель, видимо, сломался в процессе, поскольку последние три слова оказались нацарапаны шариковой ручкой.
Тарент посмотрел в окно: хотя на небе сгустились тучи и день выдался пасмурным, однако до заката оставалось еще по меньшей мере два часа.
Администраторша убрала новую карточку, но остальные оставила.
Тибор сказал:
– Я уважаю ваш обет, бегум [32], но мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, скажите мне то, что можете. Проблема самая банальная, но я хочу решить ее немедленно. Дело в том, что вы поселили меня в комнату, где уже живет какая-то женщина. Я думаю, неправильно заселяться без ее ведома и разрешения, ну, если только у вас не катастрофическая нехватка номеров. – Женщина ничего не ответила. – А еще я должен встретиться с заведующим данным объектом как можно скорее, поскольку меня сюда после поездки за границу доставили сотрудники УЗД, чтобы выслушать отчет. Но еще важнее то, что недалеко отсюда произошло повстанческое нападение, прямо под горой. Менее часа назад. Вы наверняка слышали взрыв. Думаю, там погибли люди. Среди них мой близкий друг. Мне не терпится узнать, что же там произошло.
Женщина снова открыла ящик, достала очередной листок бумаги и сунула под пластик так, чтобы он видел. Напечатанная фраза гласила: «Мистер Тибор Тарент, временно зачислен в УЗД в дипломатическом статусе, приоритетное положение, допрос проведет м. Бертран Лепюи».
– Да, это я! – воскликнул Тарент, испытав облегчение от того, что его здесь знают, ждали, и он – часть системы или структуры данного места. – Могу я видеть месье Лепюи прямо сейчас?
Палец в перчатке двинулся к строке: «Какой номер комнаты, о которой идет речь?»
Тарент нашел в кармане карточку, но она была закодирована, и на ней отсутствовал номер. Тарент припомнил, что вместе с ней женщина дала ему еще и листок бумаги, и нашел его в кармане.
– G27.
Палец ответил: «Это сделано ввиду чрезвычайной необходимости в настоящее время. Проконсультируйтесь со своим инспектором».
– А мой инспектор – это месье Лепюи? Могу я повидаться с ним? Я не хочу жить в одной комнате с незнакомым человеком. Он может предоставить мне дополнительную информацию?
Палец повторил, уже более настойчиво: «Это сделано ввиду чрезвычайной необходимости в настоящее время. Проконсультируйтесь со своим супервайзером».
– А есть другие номера? – спросил Тарент. – Чтобы я жил один, ну или делил комнату с мужчиной, если нет одноместных.
Быстрый ответ: «Нет».
– Может быть, скоро что-то освободится.
«Нет».
Палец в перчатке три раза постучал по отпечатанному слову.
– Кто та женщина, что уже живет в номере G27?
«Мне не разрешено отвечать на этот вопрос».
Пластик над этими словами был стерт до состояния полупрозрачности, как будто на эту фразу указывали чаще, чем на другие.
Тарент подумал минутку и спросил:
– Я весь день ничего не ел. Есть здесь столовая или какое-то кафе, где я могу поесть?
Палец ткнул в еще одну популярную строчку: «Наш ресторан расположен в здании «Выгон». Сотрудники не могут принимать посетителей без предварительного разрешения. Ассортимент блюд меняется каждый день в зависимости от наличия ингредиентов. Часы работы с…»
– Спасибо.
4
«Ресторан» оказался всего лишь торговым автоматом, поставленным в пустом зале с видом на центральный двор. Он требовал монет, которых у Тарента не нашлось, но зато имелась прорезь для идентификационной карточки. На экране появилось меню, где из всего списка можно было заказать лишь испанский омлет. Машина выдала его спустя минуту. Тарент чуть не выронил картонную тарелку, настолько еда оказалась горячей, но когда она остыла, то превратилась в резиновую и безвкусную массу. Тибор уселся на деревянный стул за столик у окна, ковыряясь в блюде с чувством голода и отвращения.
Он посмотрел вниз на брошенные автомобили и грузовики, которые сдвинули вместе в ржавеющую кучу. За автохламом виднелась расчищенная площадка, освещенная прожекторами, предположительно в преддверии сгущавшихся сумерек. Именно над ней сделал несколько кругов, потом завис и приземлился маленький вертолет с закрытыми бортами без опознавательных знаков. Судя по всему, его явно ждали, поскольку несколько парней выскочили из здания рядом и принялись вытаскивать из машины ящики и пакеты. Все это время лопасти винта вращались. Как только разгрузка была окончена, вертолет поднялся в воздух и быстро набрал высоту. Таренту эта картина напомнила о бешеной спешке, с которой снабженцы, прилетавшие в полевой госпиталь в те знойные и душные ночи в восточной Турции, стремились убраться оттуда подальше.
Тарент все еще ел, когда прилетел второй вертолет. Он приблизился во тьме, наклонил хвост, резко развернулся, а затем приземлился в свете прожекторов. Этот, кажется, был военным, вроде тех, которые стянулись к треугольному шраму в поле, но на нем красовалась эмблема британской армии: перекрещенные винтовка и кривая турецкая сабля, а под ними шахада [33]. В этот раз люди, прибежавшие на разгрузку, появились из здания поменьше в дальнем конце огороженной территории. Это были солдаты в стандартной униформе и в оранжевых светоотражающих куртках, которые переливались в ярких огнях взлетно-посадочной площадки. Они быстро разбились на группы и привезли с собой блестящие металлические каталки. Из вертолета осторожно и медленно вытащили множество мелких предметов и перенесли их в грузовик, затем пришел черед носилок, на которых, кажется, лежали человеческие тела, спрятанные под толстыми покрывалами и закрепленные фиксирующими лямками. Из-за темноты и суеты Тарент не понял, сколько их было, но насчитал как минимум пять. Носилки аккуратно поставили на металлические каталки, быстро подключили капельницы, надели жертвам кислородные маски, а потом, не торопясь, повезли пострадавших в то здание, откуда появились солдаты.
Разумеется, Тарент подумал о Фло, вскочил, как только понял, что происходит, и прижался к окну, сложив руки домиком. После того как каталки увезли, вертолет стали снова готовить к взлету. Члены экипажа, помогавшие при разгрузке, теперь стояли рядом с машиной, пока шла предполетная проверка. Они были вооружены автоматами. Когда мотор завелся и лопасти винта начали вращаться на полную скорость, солдаты запрыгнули внутрь и сели прямо на пол, не закрыв боковые двери, болтая ногами в воздухе и направив оружие в землю. Через пару секунд вертолет исчез из виду.
Тарент вышел из здания «Выгон» и вернулся в жилой блок, чтобы найти выделенную ему комнату. Уже на подходе он увидел, что его большую сумку выставили в коридор. Когда он сунул карточку в слот, то красный сигнал упорно продолжал гореть. Тарент вытащил ее и попробовал вставить другой стороной. Дверь не открывалась. Тарент постучал по ней кулаком.
Реакции не последовало, поэтому через пару секунд Тибор снова начал молотить по створке. В этот раз после короткой паузы он услышал, как замок повернулся изнутри, дверь приоткрылась на цепочке. В поле зрения появилось женское лицо, обрамленное неопрятными прядями. Тарент заметил мешковатую, бесформенную одежду. А еще на женщине были очки-«половинки» [34], и она приподняла подбородок, чтобы посмотреть сквозь линзы на Тарента.
– Я знаю, чего вы хотите. Вам нельзя входить.
– Это моя комната. Мне дали ключ.
– Нет, это моя комната. Мне гарантировали, что мне ни с кем не придется делить ее.
– Мне сказали, что нам придется пожить вместе.
– Увы и ах. Я хочу побыть одна.
– И я тоже. – Тарента охватило отчаяние. – Они говорят, что больше свободных номеров нет, так что придется делить один. Я хочу этого не больше чем вы, но мне некуда пойти. – Он почувствовал, что женщина готова захлопнуть дверь перед его носом. – Может, другая комната освободится завтра. Нельзя ли мне переночевать на полу у вас? Ну, или на свободной кровати. Я знаю, что их в комнате две.
– У них обычно есть в запасе номера. Идите туда.
Женщина потянула ручку на себя, но Тарент, которому хотелось донести-таки свою точку зрения до собеседницы, не дал закрыть дверь, навалившись на нее всем весом.
– Мне сказали, что номеров нет. Послушайте, я устал. Я весь день провел в дороге, а потом пережил атаку.
– Какую еще атаку?
– Вы наверняка слышали взрыв. Был уничтожен «Мебшер», ну или серьезно поврежден. – Поскольку он только что видел, как привезли жертв взрыва, то уже не был так уверен в реальной степени или серьезности повреждений. – Я был снаружи, когда это произошло. Чуть не погиб, потому что собирался вернуться в «Мебшер», когда он уезжал. У меня вот-вот лопнет терпение. Мне просто нужно место, чтобы переночевать. – Женщина ничего не ответила, но продолжила разглядывать его через линзы очков. Она была невысокая, светловолосая, симпатичная, но вид сохраняла враждебный и непримиримый. – Можно мне войти, пожалуйста?
– Нельзя. Дайте мне закрыть дверь, иначе я вызову охрану.
– Я вас и пальцем не трону.
– У вас не будет ни малейшего шанса.
Женщина с силой толкнула створку, и Тарент уступил. Дверь с шумом закрылась, и он услышал, как провернулись замки, а потом щелкнули два засова.
5
Идти было некуда, так что Тарент снова прошел через здание в коридор, где общался с женщиной в парандже. Он тащил сумку и фотоаппараты. У него болела спина, руки и ноги устали, все еще было трудно дышать, плюс нахлынуло какое-то равнодушие. Он просто хотел найти место для отдыха и сна, пусть даже простой стул.
В коридоре никого не оказалось. Бумаги были убраны со стола. Ящики заперты. На стене висело объявление с телефоном, куда звонить в ночные часы, но кто-то перечеркнул номер красной шариковой ручкой. Тарент понятия не имел, что делать дальше, но теперь еще и в уборную захотел. Он прошел весь коридор, в дальнем конце которого царил мрак, но те несколько дверей, что попались ему по пути, оказались заперты.
Тибор решил снова вернуться в свой номер, попытаться уговорить ту женщину впустить его, и потопал обратно. И тут за его спиной отворилась дверь, одна из тех, что были закрыты пару минут назад. В коридоре появился какой-то человек.
– Мне показалось, что я слышу чьи-то шаги. Могу я вам помочь?
– Я не сумел попасть в свою комнату, – объяснил Тарент. – Вы – здешний администратор?
– Сегодня я в роли дежурного офицера, поскольку объявлен третий красный уровень террористической угрозы из-за сегодняшнего нападения повстанцев. – Он говорил на безупречном английском с еле слышным французским акцентом. – Меня зовут Бертран Лепюи. Во-первых, вынужден задать вопрос: как вы попали на территорию?
– Мне велели прибыть сюда с отчетом. Полагаю, вы именно тот человек, с кем мне предписано связаться, месье Лепюи, я прибыл сразу после нападения на «Мебшер», в котором, собственно, и приехал. Ворота открылись. Я – Тибор Тарент, а вы, насколько я понимаю, мой надзирающий офицер.
– Да, мистер Тарент. Мы вас ждали, но получили электронное сообщение, что вы поедете вместо этого в АМП Халл, поэтому офицеров, которые должны были выслушать ваш отчет, уже нет на месте.
– Нет, я не собирался ехать в Халл. – Тарент отпустил ручки сумки, поставив ее на пол. – Это сообщение отправили по ошибке. Если бы я остался в «Мебшере», то, думаю, оказался бы в числе убитых или раненых. Месье Лепюи, прошу вас, сейчас все, чего я хочу, – это найти комнату, где смогу отдохнуть. Но кто-то живет в номере, куда меня отправили.
– Я ничем не могу вам помочь, – ответил мужчина. – Вам придется договариваться с человеком, который занимает ваш номер.
– Не получится, я уже пробовал, – буркнул Тарент.
– Мой вам совет, сэр, – попробуйте снова. У меня нет доступа к жилищному фонду этого учреждения. Мне так жаль. Что касается УЗД, то ваше дело забрали в Министерство обороны, поэтому вы должны быть в Халле.
Он уже направился к двери, из-за которой появился.
Тарент окликнул его:
– Вы можете еще что-то сказать? На это место могут напасть? Здесь безопасно?
– Здесь так же безопасно, как везде и нигде. Объявлен красный уровень угрозы, вот и все, что я могу вам сказать. Максимальный уровень безопасности. Будьте начеку, мистер Тарент, если раздастся сигнал тревоги, то всем нужно собраться снаружи. В каждом номере висят инструкции.
Он вежливо кивнул, а потом удалился в свою комнату и закрыл за собой дверь.
6
Тарент вернулся в соседний корпус и снова нашел комнату G27. Он прислонил сумку к стене в коридоре, удостоверился, что камеры надежно убраны, а потом ринулся к двери. Он твердо решил, что на этот раз не даст женщине захлопнуть ее у себя перед носом.
Рядом с входом была расположена сенсорная панель в форме ладони, которую раньше Тарент не заметил. Он приложил руку, почувствовав знакомое покалывание от считывания сенсорной информации, и стал ждать. Прошла минута, потом еще одна. Тарент стоял вплотную к двери, надеясь, что она откроется, и приготовившись навалиться всем телом, если женщина снова попытается закрыть ее.
Повернулся замок и брякнула цепочка. В этот раз дверь отворилась медленно, снова, как и прежде, показалось сердитое лицо женщины.
– Я же велела вам убираться, – процедила она.
– Умоляю вас. Я не виноват в том, что они дали мне не ту комнату. Мне негде спать. Это все, чего я хочу. Пожалуйста, впустите меня.
– Попробуйте сунуть карточку в другую дверь. Иногда срабатывает.
– И напороться на кого-то, кто тоже не хочет меня видеть?
– Некоторые комнаты свободны. После атаки десятого мая это здание наполовину пустует. Все дела передают отсюда в АМП. Просто пройдите вдоль коридора и попробуйте другие двери. Я не хочу, чтобы вы здесь находились, вы и не должны здесь быть, администраторша облажалась и отправила вас не туда. Вы найдете другую комнату, если поищете. Мне нужно работать.
– У меня дипломатический статус.
– Да, и мы оба знаем, что это чушь собачья. Я видела ваши данные в базе. Допуск в порядке, но вы – не дипломат.
Правда, она не закрыла дверь. Однако на всякий случай Тарент поднял руку и сунул ногу между створкой и стеной.
– Если вы прочли данные моего профиля, то знаете, что я тот, за кого себя выдаю.
– Это неважно.
Тибор смотрел на нее через узкую щель. Женщина намеренно сохраняла равнодушие, но дверь закрыть не пыталась. Несколько долгих секунд они мерялись взглядами. Больше не прозвучало ни слова.
Тарент отпрянул, и ему показалось на минуту, что по лицу обитательницы номера скользнула легкая улыбка. Что она имела в виду, он не понимал, да его это и не заботило. Он отошел еще дальше и подхватил багаж. Женщина все еще стояла у двери, правда ей пришлось переместиться, чтобы видеть его через щель. Тарент плюнул на все и пошел прочь по длинному коридору.
Решив проверить на практике ее слова, он сунул карточку в считывающее устройство на первой же попавшейся двери. Красный огонек не потух, потому Тарент тут же вытащил ключ, не желая вступать в конфронтацию с тем, кто мог там жить. Такая же история повторилась у второй комнаты, у третьей и у всех далее по коридору. Тибор поднялся на второй этаж и у первой же двери, в которую попробовал вставить карточку, был вознагражден зеленым огоньком и щелчком открывшегося замка.
Не веря до конца, что судьба ему улыбнулась, он быстро вошел внутрь. Комната была не просто свободна, она оказалась чистой и аккуратно прибранной. Складывалось впечатление, будто этот номер почти не использовали. Все удобства находились на месте: кухонная утварь и плита, работающие душ и туалет, шкаф для одежды, две большие кровати с аккуратно сложенными на них постельными принадлежностями, стол с планшетом и МФУ, а рядом лежала карточка с инструкциями по использованию беспроводного Интернета и спутниковой связи. К этой комнате примыкала другая, поменьше, с диваном, двумя удобными креслами, телевизором, книжными полками и еще кучей всего. Оба помещения умеренно отапливались.
Тарент бросил бóльшую часть багажа прямо на входе, быстро разделся и с наслаждением встал под горячий душ.
А потом отправился в постель.
Утром его разбудило неприятное чувство, будто он не один. Он ощущал чье-то присутствие в комнате, движение воздуха, еле заметное изменение в освещении, тихий звук шагов. Приоткрыл один глаз, в него ударил яркий свет из незанавешенного окна, и Тибор зажмурился.
Он лежал неподвижно, быстро просыпаясь, но пока не поворачивался и не садился, понимая, что в комнате кто-то есть. Очевидно, появилась какая-то новая проблема, с которой придется разбираться. Многие события предыдущего дня все еще были свежи в памяти, сон не принес облегчения. Тарент вообразил, что к нему без разрешения вторгся какой-то чиновник, который заправляет этим местом, кто-то, кому предназначалась эта комната, и сейчас прикажет освободить номер.
Затем раздался женский голос:
– Я могу приготовить вам кофе, если хотите.
Тарент перевернулся и приподнялся на локтях. Это была та самая женщина из G27. Она стояла недалеко от кровати рядом с кухонной нишей. Дверца шкафчика с посудой была приоткрыта. Женщина приняла нейтральную и даже дружелюбную позу, а предложение кофе служило пробным шаром, своеобразной подготовкой к переговорам.
– Как вы вошли?
– Обычным путем. Я тоже выпью кофе, если вы будете.
– Черный, пожалуйста. Без сахара.
Она сняла с полки кофемашину.
– Как же вы проникли в мою комнату? – снова поинтересовался Тарент.
– Так же, как и вы открыли мою дверь. – Она подняла руку и продемонстрировала ладонь.
– А как узнали, в какой я комнате?
– У вас с собой источник сигнала.
– Моя камера?
– Может, и камера.
– Не возражаете, если я вылезу из кровати? Мне нужно в уборную.
– Да на здоровье, – ответила женщина, не поворачиваясь.
Тарент, не видя другой альтернативы, выкатился голышом из постели, через мгновение обрел равновесие и перевел дух, а потом поковылял в ванную. Грудная клетка по-прежнему болела. Через пару минут он появился оттуда, обернув полотенце вокруг бедер. Женщина сидела в одном из кресел, но отвернулась, пока он натягивал одежду.
– Вам, наверное, захочется прочесть вот это, – сказала женщина.
Она протянула ему идентификационную карточку, зажав ее между пальцами. Его руку обжигала чашка с кофе, когда Тарент подошел к считывающему устройству, вмонтированному рядом с дверью, и загрузил информацию о посетительнице. Она сидела молча, пока Тибор читал данные на экране, наблюдала за ним, потягивая кофе. Он распечатал то, что нашел.
Женщину звали Мэри-Луиза Педжман, она родилась в англо-иранской семье, родители уже умерли. Отец был правительственным ученым в Тегеране, а мать преподавала там же в английской школе. Их смерть наступила якобы от естественных причин, однако им не исполнилось и пятидесяти на момент кончины. Тегеран усиленно обстреливали антиреспубликанские силы, когда шла смена режима, – судя по датам, они оказались в эпицентре событий. После гибели родителей девушку эвакуировали в ИРВБ, где после окончания школы она сменила имя на Луизу Паладин. Некоторые друзья и коллеги звали ее Лу. Ей исполнилось тридцать девять. Она жила в Лондоне со своим партнером, однако в справке вся информация о нем была зачеркнута и не отпечатывалась на бумаге. Обычно так делали, если данные считались неточными или устаревшими.
В графе «профессия» значилось: «внештатный заместитель преподавателя, английский, рисование, дизайн и фарси, учащимся в возрасте от одиннадцати до восемнадцати лет». Последние несколько месяцев она работала на полную ставку и была прикомандирована к УЗД.
Таренту в прошлом доводилось читать много распечаток, как и большинство людей, он тут же попытался рассмотреть что-то за бюрократическими комментариями и интерпретациями. В случае с Лу Паладин таких примечаний было не много, хотя ее перевод в УЗД описывался как «временный». Помимо всего этого, в отчете перечислялись фактические детали, которые не представляли особого интереса для Тарента: ее место рождения, образование, допуск, адрес и так далее.
Рабочий протокол сенсоров и идентификационных карт подразумевал, что пользователи получали доступ к данным равноценной значимости, значит, информация шла только на низшем уровне допуска. Лу Паладин узнала о Тиборе столько же, сколько и он о ней, ну, или мог бы, если бы проявил интерес и дочитал сведения до конца.
Он вернул ей идентификационную карточку.
– Вы всегда делитесь такой информацией с незнакомцами?
– Нет. Но поскольку вы сунули ладонь в мою дверь, то я считала, что у них есть на вас. Справедливо позволить и вам прочесть данные на меня.
– Полагаю, да. Здесь так принято?
– Не думаю.
– Так вы учительница. Значит, на этой базе есть дети?
– Сейчас нет. Я жду перевода в другое место, но мой куратор не знает точно, куда мне ехать. В Лондон въезд сейчас запрещен, АМП только разворачивают, поэтому пока что школ нет.
– Почему не Лондон?
– Зависит от того, хочу ли я продолжить работать на министерство. Если да, то придется подождать, пока откроются школы, то есть оставаться тут. Если я подам заявление об отставке, то могу вернуться в Лондон в любой момент. Но вы же знаете, что там случилось.
– Да, но узнал об этом только вчера. Я находился за границей и был оторван от происходящего. А где вы живете в Лондоне?
– Была квартирка в Ноттинг-Хилле.
– Этот район подвергся…
– …атаке 10 мая. Да. Мне еще нужно придумать, как вернуться в Лондон, и не уверена, что знаю способ.
– Все настолько плохо? – спросил Тарент.
– Личные поездки теперь почти невозможны из-за ограничений. Атаки повстанцев прокатились по всей стране, рискованно куда-то ехать, пусть даже дороги открыты. Поезда до недавнего времени ходили, если, конечно, сможете примириться с мерами безопасности, но последний шторм сильно повредил мосты и набережные. Полагаю, вы и сами не рады вернуться, откуда вы там вернулись.
– Я был в Турции.
– Ах да. Я же читала. В Анатолии. И я знаю, что ваша супруга погибла. Мне жаль.
Она отвела глаза. Снова подул сильный ветер, косой дождь стучал в стекло. Из окна потянуло холодом.
– Зачем вы пришли ко мне? – спросил Тарент.
– Ну, я решила, что стоит извиниться за вчерашний вечер. Я не могла пустить вас в номер, но, наверное, стоило отказать как-то поделикатнее.
– Все в итоге закончилось хорошо, – заметил Тарент, обводя взглядом комнату. – Думаю, я бы сделал то же самое на вашем месте. Я теперь даже и не знаю, зачем я здесь. Предполагалось, что меня будут допрашивать о том, что случилось в Анатолии, но, по-видимому, допрос отменило местное руководство. Как и вам, мне предстоит решить, что делать дальше.
Она резко наклонилась к нему.
– Когда вы вернулись в Британию, вы проезжали через Лондон?
– Да.
– А были где-то рядом с «десятым мая»? В западном Лондоне? Вы ехали через Ноттинг-Хилл?
– Да, мы проезжали рядом с той частью города, но я ничего не видел, – признался он. – Мне не дали посмотреть. Я сидел в машине, но они затемнили окна. Так что я лишь мельком заметил почерневшую землю.
– До приезда сюда я жила в Ноттинг-Хилле. Практически в эпицентре событий десятого мая. Я провела там больше десяти лет. Прошу вас, расскажите все, что видели! Мне нужно знать!
– У вас там друзья?
– Вся моя жизнь прошла там!
Она заплакала. Потом закрыла ладонью рот и лицо, резким движением вытерла глаза, отвернулась и огляделась, после чего сходила на кухню, нашла рулон бумажных полотенец, оторвала одно, сложила в несколько раз и прижала к лицу. Женщина всхлипывала и бормотала что-то, чего Тарент уже не мог разобрать.
«Мы оба жертвы произошедшего», – подумал он, наблюдая за этой незнакомкой, но именно потому, что она была незнакомкой, Тарент думал о себе, о том, что его собеседница описала словами «вся моя жизнь». Вся ее жизнь, но и его тоже.
Что осталось от той жизни? Родители умерли, сестер и братьев нет. Никаких корней, лишь бесконечные переезды еще ребенком, временное пребывание в городках, названия которых он так и не узнал, череда школ, где он в итоге научился читать и писать по-английски. Это стало его освобождением, побегом в мир слов. К десяти годам он более или менее привык, и теперь переезды его не отвлекали. Окончил школу, проучился в университете, начал работать, после чего занялся фотографией на фрилансе и снова сбежал, на этот раз в мир образов. Но это все карьера, а какой была его жизнь? Какой была «вся его жизнь», которую он только что ощутил? Мысли опять обратились к Мелани, к их отношениям, лучшим годам и плохим периодам, к моментам взаимного гнева и неловкого молчания, к сексуальным примирениям, коротким каникулам. У них не было детей, хоть они и пытались зачать ребенка. Давнишние тревоги о деньгах: все знают, какие жалкие гроши получают медсестры, а доход Тибора не был постоянным и зависел от того, наймут ли его и заплатят ли. А потом еще поездки за границу, сначала его, потом ее. Они все разрушили, хотя благодаря им оба многого достигли, появилось ощущение, будто они делают что-то стоящее, хотя по-настоящему все эти поездки превратили их в чужаков друг для друга. Наконец, Анатолия и катастрофа. С тех пор Тарент вернулся в мир здравомыслия, откуда уехал и который некогда понимал, но обнаружил, что и тут все летит в тартарары: мир, общество, погода, экономика, закон и порядок, даже стабилизирующая сила правительства, действующего на основании консенсуса, полиция, пресса. Все изменилось, перестало быть безопасным. Теперь мир бессистемно размечали маленькие треугольники разрушения, напоминавшие очаги амнезии, в которые нельзя проникнуть или исцелить их.
Что Тарент мог рассказать этой женщине о ее доме, обо всей ее прошлой жизни, существовавшей где-то в Ноттинг-Хилле, превратившемся в черный шрам на лице Лондона?
Она сидела между ним и окном, склонив голову. Прятала лицо, возможно, не хотела, чтобы Тарент видел ее слезы. Затем выбросила намокшее бумажное полотенце и оторвала еще два. За ее головой в окне виднелся квадратик неба. Это было рано утром, толком пока не рассвело. Темная туча закрывала все. Ветер усиливался, то и дело здание сотрясалось, когда порыв мощнее обычного ударял в наружные стены.
Женщина подошла к Таренту и уселась у него в ногах прямо на полу.
– Вы плачете, – сказала она, положив руку ему на плечо. – Я тоже.
– Я…
Тибор наклонился и тоже положил руку ей на плечо. Зажмурился, пытаясь остановить подступающие слезы, но, вдохнув, всхлипнул, не смог сдержаться. Грудная клетка по-прежнему болела после взрыва, и от прерывистого дыхания Тарент закашлялся и задохнулся от боли. Соскользнул со стула и упал на пол рядом с женщиной.
Теперь она держала его голову и нежно гладила по волосам. Они вели себя как любовники, которые не знали друг друга, не любили, а просто нуждались друг в друге. Женщина притянула к себе его лицо так, что он уткнулся в ее грудь, пока пытался восстановить дыхание и вспомнить, о чем она его спросила.
Когда Тарент внезапно дернулся, то очки слетели с ее носа и упали на пол. Она не шелохнулась, чтобы поднять их. Он увидел у ее ног стекла в виде полумесяцев, перепачканные слезами. Помнил, каким жестким казался ее взгляд, когда она захлопнула перед ним дверь накануне, а теперь она сочувственно гладила его по голове и шее. Ее грудь вздымалась.
Она произнесла:
– Мне жаль, Тибор. Я не знаю, что нам делать.
Он закрыл глаза и ждал, когда дыхание придет в норму, снова ощущая, как выскальзывает в неизвестное будущее из трещащего по швам закаленного панциря прошлого. Реальность настоящего казалась временной и непонятной. За спиной потеря, позади опасность, все, что дальше последует, не будет таким, каким должно, мир потерял определенность.
Он почувствовал руку незнакомки на своем лице, один палец замер на щеке, а остальные нежно потянулись к губам, и произнес:
– Я забыл ваше имя.
– Луиза. Лу Паладин.
– Ах, да. А я представился?
– Разумеется.
Тьма снаружи сгущалась. Они слышали, как крыша над ними скрипит и стонет, когда по ней грубо прокатывался штормовой ветер. Некоторое время они сидели, прижавшись друг к другу, не говоря ни слова, лишь обнимаясь и прикасаясь друг к другу, ожидая, когда что-то изменится. А в окно колотил град.