Больше всего мне хотелось поскорее разобраться с идиотским штепселем и не выдать своего волнения. Моя голова была совсем близко от ее колена, кокетливо выглядывающего из халата, так близко, что был виден легкий пушок волос на ее коже. Раз за разом проносилась одна и та же мысль: моей вины тут нет, она сама пришла ко мне в номер в таком виде, а значит, я могу вести себя соответственно…
В ожидании Белла наклонилась вперед. Мне не хватало духу поднять глаза, так отчетливо ощущалось ее присутствие, ее свежая после душа кожа, ее молодое тело, случайно приоткрытый край халата.
Наконец штепсель отсоединился от шнура лампы.
– Дайте мне фен.
Теперь надо было снять с него штепсель и заменить на другой. Что ж, значит, моим рукам еще немного времени будет чем заняться.
Меня не покидало ощущение, что Белла за мной наблюдает.
– Как думаете, мы единственные постояльцы отеля? – спросила она.
– Похоже на то, мы ведь никого здесь еще не видели.
Закрытый бар, пустынный ресторан. За ужином мы тоже были одни, и лампы зажгли только у нашего стола, остальная часть помещения утопала во мраке. Услужливый официант то появлялся в круге света, то исчезал, неизменно вежливый и внимательный.
– Сегодня утром, въезжая, я заглянула в книгу регистрации. Похоже, сюда уже больше недели никто не заселялся.
Мне пришлось опуститься на ковер; моя нога оказалась в опасной близости от ступни Беллы и как бы случайно слегка задела ее. Она даже не шелохнулась.
– Должно быть, не сезон.
Еще один винт, и штепсель будет прикручен.
– Я пыталась дозвониться до обслуживания номеров, чтобы узнать насчет переходника, но трубку никто не взял.
– Наверное, мы тут и правда одни. Весь персонал мог уйти на ночь по домам.
– Вот и я об этом подумала. Значит, мы можем делать все, что заблагорассудится.
– Да, можем. – Работа наконец была закончена. – Готово.
Белла снова тряхнула головой, провела рукой по еще мокрым волосам. Затем наклонилась и вставила штепсель в розетку на стене. Фен задул теплым воздухом, и она принялась водить им вокруг головы, расчесывая волосы гребенкой, выуженной из огромного кармана халата. Взгляд мой приковал тонкий материал халата, который то и дело терся о ее соски и натягивался, стоило ей повыше поднять руку.
Она прекрасно знала о чувствах, которые разбудила во мне, чувствах, дремавших уже много лет, чувствах, постоянно подавляемых мною. Как же мне хотелось обладать ею! С распущенными волосами она выглядела такой молодой!.. Суша волосы, Белла поглядывала на меня сверху вниз, слегка наклонив голову набок, подцепляла расческой прядь и отводила ее от лица, чтобы подставить под струю горячего воздуха, а высушив, отпускала, и сухие волосы легким каскадом ложились ей на плечи.
– Почему вы не всегда носите волосы распущенными? Вам идет.
– Нравится?
– Да.
– Не по инструкции. Обязательно должен быть виден воротничок.
– Завтра мы поедем на остров. Ни там, ни на пароме не будет никого из Сеньории.
Она вздохнула и усмехнулась.
– Пытаетесь доставить мне проблем?
Моя нога еще касалась ее ступни. Ах, как волновало меня это прикосновение.
– Возможно…
– Я все равно буду при исполнении. Зачем рисковать?
Мне показалось, этими словами Белла недвусмысленно намекала на свои чувства. Чувства, так желанные мною. В чем риск? В том, что ее увидят со мной, увидят, когда ее волосы распущены? Риск разжечь меня так, что я не смогу больше контролировать себя? Нет, не в этом дело. Тут что-то другое.
Ее волосы высохли. Белла быстро провела по ним пальцами, затем расческой и выключила фен. Внезапно комната погрузилась в тишину.
– А сейчас вы при исполнении? – вырвалось у меня. – В этот самый момент.
– А вы как думаете?
– Очевидно, нет. – Глупый вопрос. Но она сама запутала меня, появляясь то в полицейской форме, то в образе сексуальной и доступной молодой женщины.
– Вы правы.
– Значит, сейчас вы ничем не рискуете.
– В жизни всегда присутствует риск.
Она снова наклонилась и выключила фен из розетки. На мгновенье ворот ее халата приоткрылся, и моим глазам предстали мягкие бугорки груди. Должно быть, это произошло случайно. Белла села в кресло и плотно запахнула халат, оставив руку придерживать ворот; на лице играла открытая приветливая улыбка.
– Что дальше?
– А вы как думаете? Предложите мне остаться?
Казалось, слова эти эхом зазвучали в моих ушах. Мне не хотелось озвучивать свои мысли, не хотелось обнажать свои чувства. Дыхание сбилось. Белла встала, провод от фена теперь болтался у ее ног. Она была совсем рядом. И тут же возле нас стояла кровать.
Воцарилось молчание.
– Ну что? – прервала его Белла. – Разве ты не этого хочешь?
– Не знаю, – вырвалось у меня. И это было правдой. Мне хотелось толкнуть ее на кровать, скользнуть руками под шелк ее халата, покрыть лицо и плечи поцелуями, дать ей ощутить тяжесть моего тела на своем…
– Мы только познакомились, – сказала она. – Я слишком молода для тебя. Наверняка дома тебя ждут, и тебе не нужны новые отношения, ты боишься, что они могут завести тебя не туда. Вот о чем ты думаешь, да?
– Нет, совершенно не об этом. Просто нет уверенности…
– Я думала, ты хочешь, чтобы я осталась… Что ж, полагаю, я ошиблась. – Белла попыталась изобразить смех, но прозвучал он фальшиво.
До меня вдруг дошло: она обиделась.
– Дело во мне. Я не могу всего тебе рассказать. Думаю, это нервы. Результат поездки и всего прочего.
– Ладно. – Она взяла фен. – Спасибо за штепсель. Потом поменяем обратно.
Белла быстро вышла из номера, открыла и закрыла дверь своего номера, а потом наступила тишина.
Сомнений не было – надо последовать за ней. Вернуть ее. Все объяснить. Прямо сейчас, не теряя времени, взять и постучать в ее дверь. Завтра она снова будет при исполнении, с волосами, собранными в тугой пучок. Последний шанс все исправить таял у меня на глазах.
Казалось, тишина длится вечность. Ноги мои будто приросли к полу.
Наконец мысли и чувства пришли в относительный порядок. В маленькой ванной комнате мой взгляд надолго приковало к себе отражение в зеркале. Мешки под глазами, морщины, сеточка сосудов… Все мои попытки борьбы с возрастом не увенчались успехом, а часто делали только хуже.
Вскоре кровать приняла меня в свои объятия. Спалось плохо. Меня мучили частые пробуждения, страстные порывы и мечты мысленно призвать Беллу в мой номер, услышать ее шаги за дверью.
Интересно, что она обо мне думает? Было бы слишком самонадеянно полагать, что она ко мне придет, хотя если бы она это сделала, то вся недосказанность между нами испарилась бы. Уже многие годы меня не влекло к женщине так сильно. Мне хотелось обладать ей так страстно, что ночь теперь предстояло провести, беспокойно ворочаясь в незнакомой гостиничной кровати, в терзаниях и расстройстве.
И все же где-то глубоко внутри меня охватывал страх при мысли, что она вернется. Всю жизнь я веду борьбу между вожделением и отвращением. Еще со знакомства с Серафиной.
…Тиканье часов у кровати тети Алви и ветер, завывающий в расшатанных оконных рамах, – вот и все звуки, заполняющие тишину между ведущимися здесь разговорами. Одетый в черную сутану священник пропалывал цветочную грядку. Зачем они выращивают цветы на этой суровой, неплодородной земле? Лужайки и клумбы семинарии не сочетались с ландшафтом Сивла, представляя собой как бы остров внутри острова, который постоянно поливали, пропалывали и удобряли. Зимой выживали лишь лужайки, но в тот день клумбы были покрыты цветами, из тех, что растут на горных перевалах и устойчивы к любой непогоде.
Вытяни я шею, и взгляду моему откроется огород, где иногда работали студенты-богословы. С другой стороны сада, невидимой из окна тети Алви, находилась небольшая ферма. Мне было известно, что семинария не живет одним натуральным хозяйством, ведь в обязанности дяди входила доставка припасов из южного порта, для чего ему приходилось совершать долгую поездку на автомобиле через горы.
Работавший на клумбе священник взглянул на меня лишь раз, а потом совершенно потерял ко мне интерес. Должно быть, вскоре он или кто-то другой придет сюда навестить тетю Алви.
Над стенами семинарии возвышался склон горы. Линия горизонта представляла собой длинную ровную скалу с каменистыми скатами, у изножья которой раскинулись заросшие дикой травой низинные болота. Там же стояла одна из заброшенных башен, от семинарии до нее было рукой подать; самая непримечательная из всех, она примостилась к серой скале и не контрастировала с небом.
Родители принялись обсуждать меня: Ленден как раз готовится к экзаменам, Ленден не проявляет усердия в учебе, Ленден не оправдывает наших ожиданий. Похоже, мои родители считали, что лучший способ мотивации – унижать меня при посторонних. Разумеется, подобные разговоры вызывали во мне лишь отвращение. Серафина тем временем сидела за столом в углу комнаты наедине с собой и вроде бы читала книгу. На самом деле она притворялась, а сама подслушивала. Заметив мой направленный на нее взгляд, она ответила холодной улыбкой. Никакого сочувствия.
После порции унижения меня ожидало еще одно неприятное испытание.
– Иди-ка сюда, Ленден, – сказала тетя Алви.
– Зачем?
– Подойди к своей тете, Ленден, – велел отец.
Скрепя сердце мне пришлось встать со своего места у окна и подойти к изголовью кровати. Тетя взяла мою ладонь в свои трясущиеся руки. Ее пальцы были мягкими и слабыми.
– Тебе следует лучше заниматься. Ради своего будущего. Ради меня. Ты ведь хочешь, чтобы я поправилась?
– Да, – пришлось признать мне, хоть связь между моей учебой и ее самочувствием была неочевидна. Родители внимательно наблюдали за мной. Серафина продолжала выказывать напускное безразличие.
– В твоем возрасте я выигрывала все школьные конкурсы, – сказала тетя Алви. – Конечно, лениться куда веселей, но потом я была рада, что проявила усердие. Я знаю, каково лениться в наше время, лежать весь день на диване. Ты ведь понимаешь, не так ли? – Разумеется, мне было все понятно. Она хотела, чтобы моим будущим стало ее настоящее. Она хотела навязать мне свою болезнь. Мне захотелось убежать подальше, но она лишь крепче сжала мою руку. – А теперь поцелуй меня.