Совершенно другой подход к этому вопросу был продемонстрирован при строительстве электрической подстанции во Фресне, Франция, 1960 г. При сооружении этого небольшого строения были применены панели из стеклопластика, изготовленные на резиновых пресс-формах, которые были предварительно деформированы с тем, чтобы придать готовым изделиям вид кованого металла. Конструкция была запроектирована Женье, Ковальски и Мюэлем, являющимися авторами большого числа облицовочных панелей, основанных на той же технике.
Однако ни один из этих примеров не оказал пока заметного влияния на работу других архитекторов — в основном по причине укоренившегося страха перед украшениями, от которых отказываются во имя максимально чистого выражения формы.
Работы Джона Йохансена, возможно, оказывают довольно заметное влияние на свободную форму многих проектов и сооружений из пластмасс. В работах Шанеака, Паскаля и Клода Хаузерманн, Маневаля и многих других все еще можно ощутить влияние его выставочного павильона США в Загребе, его проекта лютеранской церкви в Норвиче, и особенно проекта дома для Уэстона (штат Коннектикут). Все они выполнены методом набрызга бетона и относятся к середине 50-х годов.
Почти все проектировщики пластмассовых сооружений испытали удовлетворение от «ваяния» пространственных конструкций, от манипулирования формами двоякой кривизны, от размышлений над формой конструкции и над тем, действительно ли необходим прямой угол при проектировании жилой среды.
Вывод, к которому можно прийти, как правило, отрицательный. Люди не прямоугольны, и кровати, ванны, стулья не обязательно должны быть прямоугольными. У нас в обиходе круглые, а не квадратные тарелки и кастрюли, и плиты, и шкафы тоже могут иметь криволинейные очертания.
Все чаще появляются проекты, наглядно доказывающие, что прямой угол не является идеальным ни в плане здания, ни в его конструкции, но в большинстве случаев такие проекты признаны не настолько удачными, чтобы их можно было пустить в массовое производство, а изготовление их на месте вручную непозволительно дорого. Тем не менее некоторые из них построены, а другие будут построены.
Однако на пути создания полностью скульптурной конструкции есть один камень преткновения, а именно — сила тяготения. Она предписывает чтобы во время передвижения люди стояли прямо, при ходьбе они находятся под прямым углом к земле. Это означает не только то, что внутренняя стена изогнутой оболочки может оказаться неприемлемой, из-за кривой перехода от пола к стене, но также и то, что для хождения нужна горизонтальная поверхность.
Но насколько она необходима? Разве мы обязательно спотыкаемся, когда попадаем на наклонный или иным образом измененный плоский пол, или же это следствие выработавшейся привычки? Мы спотыкаемся о неверно отсчитанную последнюю ступеньку лестницы, о неожиданную неровность пола, о слегка выступающий камень мостовой. Однако, как это ни странно, мы не спотыкаемся, когда идем по неровной почве на болоте или же в горах.
Может быть, мы просто привыкли ожидать в архитектуре плоскую горизонтальную поверхность для хождения, которая изменяется только за счет четко обозначенных лестничных маршей или пандусов? Если это так, то нельзя ли отойти от этого и распространить нашу «лепку» поверхности на пол и основание?
Вероятно, ответ можно найти в работах проектировщиков мебели, работающих над проблемой полов, которые могут изменять при необходимости свой профиль, которые не только принимают формы углублений и возвышений, но и могут изменять свое качество от мягкости до твердости—это приводит к таким проектам, как пульсирующее «желтое сердце» в Вене, «водяная кровать» из «Аквариуса» Нью-Йорка, «ковер-мебель» Гернота Нальбаха и «Инвайро1 Машин» Вольфганга Доринга.
1 Сокр. от environment (англ.) - окружающая обстановка, среда (прчм. переводчика ).
Проектировщики мебели оказались в некотором отношении более инициативными в применении пластмасс, чем архитекторы. Возможно, их задача легче, потому что мебель может быть «забавой», в то время как дома и окружающая среда являются слишком серьезным делом. Может быть, причина в стоимости, а может быть, в том, что эксцентричной мебелью можно пользоваться в интимной домашней обстановке, а эксцентричная архитектура заявляет о себе всему миру.
Это ли причина или нечто другое, но фактом остается то, что за последние годы основная функция мебели исследовалась более эффективно, чем основная функция жилища. Можно сослаться на скульптурный характер интерьеров Вернера Пэнтона, надувные подушки Кольмайена и фон Сартори, которые можно скреплять вместе так, чтобы создавать различные изделия — от мебели до куполов, и, конечно, «Кушикл» Майкла Уэбба (см. рис. 224, 225).
Эти и многие другие проекты исследуют образ современной жизни и своими предложениями подсказывают новые решения, которые являются более расслабляющими, более стимулирующими или же просто совершенно иными.
Сложность осуществления подобных экспериментов заключается в том, что любая проблема, какой бы простой она ни была, неизбежно разрастается и обрастает мириадами других проблем и приводит к убеждению, что она непреодолима.
Когда я был студентом, это считалось общепризнанной «болезнью» в архитектурных кругах, и единственным лекарством было либо прекращение экспериментов, либо ограничение их — быть в курсе всей массы проблем за пределами исследования, но не позволять им мешать решению главной проблемы. Я всегда считал необходимым работать именно таким образом, вот почему моя задача всегда ограничивалась скорее нововведением в области элементов архитектуры, чем в более широком плане, в области окружающей среды. Можно считать, что гармоническое целое можно создать, идя скорее от частного к общему, чем от общего к частному.
Между прочим, во Франции в наиболее заметной степени проявилось стремление создавать грандиозные, всеобъемлющие проекты, основанные на мелких и часто незначительных идеях. Возможно, такие «грандиозные» программы в XX в. являются эквивалентом «архитектурных причуд» прошлых столетий, но тем более опасно, что их могут принять всерьез и использовать для общества. Многие из нас потеряли способность находить удовольствие в «причудах» и относятся к себе слишком серьезно.
Поэтому отрадно сознавать, что эти причуды все еще создаются ради забавы, например, «Проект Канарис» Дистеля — гигантское пластмассовое яйцо, которое было спущено на воду, переплыло Атлантический океан и исчезло на несколько месяцев только для того, чтобы затем его нашли в Тринидаде разбитым вдребезги. Или «Туча», созданная Группой исследований конструкций в Амстердаме. Наполненный воздухом пузырь из белого ПВХ длиной 12 м предназначался только для того, чтобы его пронесли по улицам города в сопровождении имитированных звуков ветра, дождя и грома.
На мой взгляд, проекты, подобные этим, обладают радующей и подкупающей простотой.
Глава 9. Работы будущего
Большую часть работ, уже рассмотренных здесь, по своим идеям или конструктивным особенностям можно отнести к работам будущего или работам прогностическим, эти работы опережают принятые в настоящее время стандарты. Например, некоторые проекты жилья из пластмасс включают предложения социологического порядка, которые пока неприемлемы для общего применения, или реже некоторые проекты предлагают физические или конструктивные элементы, которые либо оказываются вне возможностей современной промышленности, либо доступны при такой высокой стоимости, что их производство в настоящий момент невозможно.
Тем не менее можно выделить общие тенденции и рассмотреть их подробнее. Главная среди них —растущий во всем мире интерес к климатическому контролю, осуществляемому за счет возведения больших покрытий или других менее сложных конструктивных средств.
За исключением немногих благоприятных в климатическом отношении районов, климат на земном шаре враждебен человеку, и, следовательно, защита от его воздействий была самым существенным фактором, влиявшим на эволюцию архитектуры. Понятно, что внутри ограждения определенного объема образуется более благоприятный микроклимат. В малом масштабе это осуществлялось практически всегда, и поэтому наши большие и малые города состоят из тысяч маленьких микроклиматов, собранных вместе, выполняющих одну и ту же функцию, но изолированных друг от друга.
В последние годы у нас появилась возможность создать более целесообразно организованный город с общим мягким климатом, при котором традиционные здания будут не нужны. Возможно, мы просто боимся этого эксперимента — боимся другого образа жизни, где привычные стандарты внутренней и внешней жизни неприемлемы и где стандарты собственности, одежды и поведения могут претерпеть радикальные изменения.
Одним из самых ранних проектов был проект купола Бакминстера Фуллера, перекрывающего значительную часть о-ва Манхаттан, площадь которой равнялась 3200 м2. Примерно к этому же времени относятся информация из Советского Союза о больших пневматических куполах сельскохозяйственного назначения для арктических районов, а также проекты перекрытия полярных городов.
Позднее в странах Запада появился ряд проектов перекрытых куполами арктических городов, вызванных к жизни не столько потребностью в размещении растущего населения Земли, сколько обслуживанием разработок природных месторождений, обнаруженных в этих районах.
Однако подлинное значение общего покрытия нового города еще полностью не понято. Целью всех проектов обычно является контроль над климатом, лишь затем внутри покрытия предполагается строительство традиционного города. Это легко можно представить — кирпичные стены, железобетон, открывающиеся окна, индивидуальное отопление — все традиционное. Совсем как сейчас.
Возможно, когда увеличение численности населения земного Шара вынудит нас жить в более суровых районах, чем те, в которых мы живем сейчас, мы пойдем дальше этих робких проектов. Тогда мы сможем проверить проект Роберта Адри «Территориальный императив» и ответить на вопрос, будем ли мы вынуждены в условиях «общей крыши» отгораживать себя от других людей. Что касается этого человеческого свойства, то я заметил существенные национальные различия. Английская семья, пришедшая на берег моря, где находится еще только одна группа людей, постарается устроиться как можно дальше от нее. Немецкая или французская семья будет стараться сесть им на голову.