Архитектор и пластмассы — страница 2 из 23

Или, например, можно довольно просто и быстро получить небольшие партии элементов жестких оболочек, используя примитивные формы. Но отделка будет недостаточно красивой, качество низкое, а стоимость детали будет намного выше, чем при более сложном процессе производства. Доработка поверхности механическим способом будет во многих случаях столь дорогой, что для того, чтобы как-то компенсировать издержки и достигнуть максимальной экономии, потребуется такой объем продукции, который может удовлетворить общую потребность в этих конструкциях по всей стране.

Полимерные материалы могут быть «лекарством от всех болезней, но только при исключительных обстоятельствах. При обычных условиях применения полимерных материалов в строительной практике может быть использована лишь небольшая часть их действительного потенциала, и это относится в большей степени к процессам производства, чем к самим материалам.

Наконец, у нас есть материалы, дающие возможность наладить массовое производство экономичных усложненных конструкций, разработана технология производства методами литья под давлением, прессования в форме, экструзии, вакуумного формования и центробежного литья. К сожалению, большинство этих методов останутся вне сферы нашей досягаемости до тех пор, пока мы не упорядочим гигантский строительный рынок, или до тех пор, пока регулирование производства при помощи вычислительных машин не достигнет такой стадии, при которой чрезвычайно дорогое в настоящее время пресс-оборудование подешевеет.

Несмотря на эти недостатки и трудности, сегодня мы уже можем применять полимерные материалы, чтобы переосмыслить традиционное строительство и обдумать заново многие проблемы архитектуры.

Почему мы возводим пустотелые стены, когда у нас есть более дешевые полимерные материалы, которые во многих отношениях лучше? Почему мы ставим заплаты на наши крыши, когда есть возможность создать такой элемент, который бы сразу, одним махом, решал проблемы отделки, прочности, изоляции и защиты от атмосферных воздействий? Почему у автомашин окна снабжены механическим приводом, а у домов нет, и почему мы так дорого платим за те «пещеры», которые мы именуем своим жилищем? Почему мы живем так, как мы живем, и как бы мы хотели жить, если бы смогли освободиться от традиций, созданных нашим воспитанием, опытом и привычками? Для чего нужны дома, если мы можем контролировать климат под просторными и одновременно экономичными пространственными перекрытиями?

Мы не очень мудры, не так ли? Ни в том случае, когда строим наши дома более тесными, чем строили наши деды, так как рост стоимости строительства опережает рост личного благосостояния, ни в том случае, когда считаем, что простая деревушка в горах служит нам примером проектирования среды.

Мы проектируем по привычке, мы не думаем, мы не задаемся вопросами. Многие из нас окончили институты, и идеи, которые были заложены в нас в процессе учебы, мы применяем почти без изменения в своей дальнейшей работе.

В этом можно, конечно, обвинить систему архитектурного образования, которая даже более, чем другие виды образования. нацелена на существующее положение вещей, нежели на будущее, например, через двадцать лет, когда бывшие студенты будут в зените своей карьеры.

Истинная цель архитектурного образования завуалирована академическим курсом. Или, может быть, она недостаточно полно понята Выпускники школ часто выбирают архитектурный колледж, чтобы обеспечить свое будущее. Это обычная картина. Немногие счастливчики попадают в ситуацию, которая выявит их скрытые способности. Это происходит в редких случаях и совершенно неожиданно. Все преподаватели могут вспомнить способных студентов, которые успешно учились на первых курсах, но постепенно отставали, хотя и старались удержаться на первоначальном уровне. Или таких студентов, чья посредственность вдруг оборачивалась блеском фантазии и способностей. Каждый, кто преподает архитектуру, знает подобные случаи, и многим хочется, чтобы подобные всплески случались со всеми студентами.

Объяснение этого явления, по-моему, надо искать в такой черте характера, как самоуверенность. Я вспоминаю одного своего однокашника, не отличавшегося какими-либо заметными способностями, который однажды выразил несогласие с проектом, предложенным колледжем. Он сделал небрежный карикатурный набросок и затем исчез на шесть недель. За набросок он получил самую низкую оценку, но впоследствии он неожиданно начал делать весьма эксцентричные проекты, которые были высоко оценены, и с тех пор он уже никогда не оглядывался назад.

Если бы развитие таланта было главной целью архитектурного обучения, то мы могли бы воспитать такие способности у большинства, а не у меньшинства студентов.

Нам нужно учиться думать, исследовать, бунтовать и прежде всего понимать то захватывающее, что таит в себе каждый предмет. Тогда возможно, мы не будем с такой готовностью проектировать по привычке и покорно отступать перед бюрократами, чьим неукоснительным правилом всегда является только то, что написано в книге.

Тогда, вероятно, мы смогли бы более полно использовать те возможности, которые заложены в полимерных материалах, с тем чтобы изменить к лучшему жизненную среду с позиций качества и комфорта.

Глава 2. История материалов

В 1664 г. Роберт Гук, английский «философ-экспериментатор» и плодовитый изобретатель, секретарь Королевского общества и ассистент Роберта Бойля, писал: «Я часто думаю, что, вероятно, можно найти путь создания искусственного клейкого соединения, подобного тем выделениям, из которых шелковичный червь плетет свой кокон».

У других мечтателей, возможно, также возникали идеи подобного рода. Но настоящее рождение промышленности пластмасс состоялось во время открытия второй Великой выставки в 1862 г. 1, на которой Александр Паркс показал свой новый материал, получивший название «парксайн».

1 По-видимому, автор имеет в виду четвертую Всемирную выставку 1862 г в Лондоне. Первая Всемирная выставка также была в Лондоне в 1851 г. Таким образом, в Лондоне это была вторая по счету Всемирная выставка (прим, науч. ред.).

Паркс был похож по характеру и складу мышления на Гука. Будучи специалистом по художественной обработке металла, он рано стал управляющим цеха одной бирмингэмской фирмы, где его плодовитая и беспокойная фантазия вылилась в нескончаемый поток идей и изобретений. В результате очень скоро число патентов достигло 80, и это привело к тому, что он оставил место в фирме и начал жить на доходы от продажи лицензий.

Многие из его изобретений были, конечно, связаны с металлургией; он изобрел несколько сплавов и разработал хорошо известный метод отделения серебра от олова, которым пользуются и по сей день. Однако в 1846 г. (когда ему было 33 года) он занялся каучуком. Резиновая промышленность существовала не более 25 лет, а метод вулканизации, придающий резине эластичность и увеличивающий ее теплостойкость, только что был изобретен.

Вулканизация, открытая в эти годы Гудьиром и Гэнкоком, основана на технике высоких температур, а Паркс разработал метод холодного нанесения каучука на ткань. В том же году за этим изобретением последовал патент на регенерацию отходов производства каучука.

Изучение технологии производства резины и хлористой серы, которую Паркс использовал в качестве пластификатора для нитрата целлюлозы, техники вальцевания, каландрирования и экструзии резины и гуттаперчи, несомненно, имело большое значение для следующего шага — создания парксайна.Нитрат целлюлозы (или пироксилин) был открыт несколькими годами раньше, но исследователей привлекли только его взрывчатые свойства. Паркс незначительно изменил процесс производства и в результате получил материал, из которого можно было формовать декоративные изделия. Жюри Великой выставки наградило Паркса бронзовой медалью за материал, который был описан как «продукт смеси хлороформа и касторового масла, в результате чего получается вещество твердое, как рог, но гибкое, как кожа, которое можно отливать, штамповать, расписывать красками, окрашивать или гравировать...».

Парксайн был принят с таким энтузиазмом, что к 1866 г. Паркс смог основать компанию по производству нового материала с капиталом в 100 000 ф. ст. (240 тыс. долларов). Однако бизнесмен из него получился не такой удачливый, как изобретатель: через два года компания была ликвидирована. Применялись некачественные, не соответствовавшие стандарту материалы, а готовые изделия начинали изготовляться до того, как материал полностью сформировался, в результате — поток бракованных изделий возвращался обратно на фабрику. Паркс снова вернулся к металлургии и работал преимущественно в этой области до своей смерти в 1890 г.

История с парксайном дошла до Соединенных Штатов Америки, где проблема нехватки слоновой кости для бильярдных шаров приобрела такую остроту, что одна компания предложила награду в 10 тыс. долларов изобретателю заменителя.

Джон Уэсли Хайэт, печатник из Олбани, штат Нью-Йорк, принял вызов и потратил несколько лет на решение этой задачи. Как Паркс и другие его предшественники-англичане, Хайэт не имел специального химического образования. Рассказывают, что ему принадлежат слова: «я никогда не мог бы успешно экспериментировать, если бы был знаком с теориями некоторых ученых мужей». Он начал с безуспешного склеивания покрытых шеллаком слоев ткани или бумажной массы, а кончил тем, что в 1869 г. сделал бильярдный шар из нитрата целлюлозы, которую двумя годами раньше получил Паркс.

Шары Хайэта были покрыты окрашенной пленкой практически чистого пироксилина—«... в результате чего прикосновение зажженной сигары сразу же вызывало сильное пламя, а случайный сильный удар шара о шар производил легкий взрыв, подобный выстрелу. Мы получили письмо от одного владельца бильярдного салона из Колорадо, упоминающего этот факт и ничего не имеющего против него, если бы при этом все мужчины не хватались за пистолеты» 1.

1