ткинувшись назад, уперев ладони в теплое дерево лавки-ступени, Рита задумчиво смотрит на бьющие из-под решетки фонтана струи воды. С шумом и хрустальными брызгами вода взлетает вверх с разной силой, на разную высоту. Под струями, между, с визгом резвятся дети, промокшие насквозь и тем счастливые.
Подходя ближе, Ольга чувствует себя так, словно подглядывает в замочную скважину за чужой частной жизнью, но не торопится обозначить присутствие.
– Предлагаю двигаться дальше, – произносит лишь тогда, когда Рита замечает ее. Ольга знает, что «против солнца» Рите плохо видно ее лицо, зато сама она в мельчайших деталях может рассмотреть ее глаза – дно глубокого омута с малахитовыми узорами тайны.
– Если тебе на квартире ничего не нужно, то… – Рита вкладывает свою руку в протянутую Ольгой ладонь. Легко поднявшись, она оказывается с Ольгой лицом к лицу, инерционно подается вперед. Их губы слегка приоткрыты, буквально летят навстречу, но так и не встречаются поцелуем.
Приглушенный за прошедшую половину дня, огонь обрушивается или вырывается из сознания обеих.
Замерев в критической близости, Ольга и Рита лишь взглядами жадно ласкают друг друга. Фантомная память подменяет реальную, где дыхание не раз сливалось в одно на двоих. В ответ на него из солнечного сплетения неумолимо поднимается жар, словно это не взгляд Ольги, а ее губы касаются Ритиной кожи. Словно Рита не пальцы Ольги сжимает в своих ладонях, а обнимает, скользит ими по обнаженной спине…
– Идем? – мягко останавливая безумие вполголоса произносит Ольга. Ее улыбка жжется. Рита опускает глаза, глядя на Ольгины руки, сжимающие пальцы самой Риты, согласно кивает. Ни слов, ни голоса просто нет.
Бывают моменты в жизни, переживая которые ты как никогда понимаешь неповторимость и необратимость каждой секунды времени. Эту призрачность «здесь и сейчас», бесконечно и стремительно перетекающую в здесь и сейчас следующие и следующие.
– Так странно, – обретя снова дар речи, негромко вслух рассуждает Рита, – еще вчера утром я даже не предполагала, где окажусь вечером, а сегодня уже лечу дальше. Причем ни одного из этих перемещений я не то, что не планировала, даже не представляла, что так может быть.
Ольга слушает, признается:
– Я лишь отчасти рассчитывала на твое согласие, но и не предложить не могла.
На несколько минут девушки замолкают, памятью возвращаясь сначала в кофейню, из которой Рита поспешно бежала от Ольгиного предложения, затем во двор, где обе они снова встретились перед самым Ольгиным отъездом.
– Прости, звучит жутко двусмысленно, – словно через силу решается произнести Кампински – но… мы нужны друг другу.
В Ритином молчании она смотрит вперед, на летящую им навстречу дорогу и других участников дорожного движения под названием жизнь.
– При этом мы с тобой ничего друг другу не должны и ничем не обязаны.
– Что-то вроде «останемся друзьями»? – тихо вплетается догадка Риты. Ольга отрицательно качает головой.
– Нет! Не так и не это, – сведя брови, она настойчиво ищет подходящие слова. – Давай мы с тобой пока нигде и никем не останемся. Без каких-либо определений. Лучше расскажи, у тебя есть какое-то место в Питере, которое тебе нравится больше остальных?
Сбитая с толку резкой сменой курса разговора, Рита растерянно улыбается и пожимает плечами.
– Нет еще. Я там еще никогда не была.
На обратном пути Миша Золотарев и Талгат, которого первый услужливо пригласил вместе ехать, остановились всего один раз – купить воды в придорожном универсаме, в остальное время машина спешно бежит вперед.
Оба торопятся обратно в Городок. У каждого свои веские причины.
Едят, что называется, на ходу.
– Куча еще осталась, – довольно хвастается Талгат, типа, жалуется, – надо доесть, так что не стесняйся. Хорошо хоть половину Кампински с подругой забрали вчера.
– Ты с ней, что ли, ехал? – Мишка отхватывает хороший кусок самсы.
Талгат согласно кивает:
– Ага, в ночь. Но быстрее попали.
Золотарев запивает водой.
– А что за подруга? – интересуется между делом, мысленно прикидывая, что «подруга» в контексте с «Кампински» может звучать очень неоднозначно. Талгат усмехается в ответ.
– А, Хитрый дэвушк! Такой хороший! – вспоминает шутки прошедшего вечера.
– Ты ее знаешь? Из компании? – допытывается Золотарев, чуя хорошую сплетню.
– Говорит, что нет, – отвечает Исин. – Из Городка, – отвлекается на поступившее смс. Миша бросает быстрый взгляд через его плечо, успевает выхватить несколько слов и понять, что сообщение от Джамалы. Ревность и злость свинцом наливают руки. Он с силой сжимает баранку руля: – «эта проститутка еще ответит мне», – мысленно обещает, вспоминая, как вчера она не открыла ему дверь квартиры, купленной на его кровные деньги. Как сияет в последнее время своей этой влюбленностью и как в курсе была о делишках Риты и Ольки…
– Так что за подруга-то? – вновь задается вопросом. – Я в Городке лесбушек, кроме Кампински, не помню что-то.
Талгат поднимает глаза от смартфона. Затем удивленно вскидывает брови:
– Оп-па! – хмыкает, усмехается. – Я не в курсе.
Золотарев утвердительно кивает:
– Говорю тебе, мы еще в школе вместе учились.
Талгат складывает телефон в карман.
– Да не, не похоже, – вспоминает он вчерашнюю попутчицу. Она немного странно появилась, но ему в это время было не до нее, он с Джамалой прощался.
– А как зовут? – не унимается Миша.
– Рита, вроде, – бьет по сознанию Золотарева ответ и добивает. – Темненькая, кучерявые волосы… Не похожа она на таких… Слишком хорошенькая, – уверенно заключает Талгат.
Если бы он только знал, что в этот момент происходит в душе Золотарева!!! То побоялся бы аварии или риска вынужденного совместного суицида.
– Рита, – спустя пару минут скрипнул зубами Миша. – А чего она в Москву с Кампински?
Его голос звучит странно, глухо. Талгат пожимает плечами:
– А я знаю? По пути.
– Да ты вообще ни хуя не знаешь! – Золотарев увеличивает скорость до предела. – Джамка тебе голову задурила, а ты и веришь ей, дурак!
Исин не готов был к такому стремительному переходу.
– Поосторожнее, – предупреждает.
– Да я не со зла, – с досадой отвечает Михаил, – просто смеяться над тобой же все будут, приехал дурачок из Центра, а на ней пробу уже ставить негде, – он бросает быстрый взгляд на Талгата, – ну, хочешь, остановлю сейчас, выйдем, в морду мне дашь. Если полегчает…
– Про Питер, как про любой другой город, можно собрать миллион мнений. Я знаю людей, которые просто живут в нем. Просто родились в этом городе, как и я, но не имели тетушки, упертой в любви к Ленинграду. Они росли там, учились, женились и прочее. Они и есть Питер в каком-то смысле.
Устроившись в соседнем кресле, скинув босоножки и обняв колени руками, Рита слушает рассуждения Ольги. Предложение «обнулить» все взаимные определения неожиданно сбросило с плеч (или с души) неподъемный груз. С ним свалились обиды (что может быть хуже и бессмысленнее этого чувства?), стало легче дышать, говорить, мыслить.
Ольгины слова рисуют в воображении Риты невидимый город, как тогда, когда она творила свой проект «Северо-Запад».
– Я знаю тех, кто мечтал увидеть Питер. Стремился изо всех сил и даже шел на какие-то жертвы или риск, а потом оказывался разочарованным. Не рисуй себе идеальный город. Питер вовсе не такой, в нем, как у любого человека – есть куча недостатков, достоинств, и то и другое противоречиво.
– Не буду, – с легкой улыбкой заверяет Рита. – Но мне очень любопытно будет посмотреть. Город, как ни крути, легендарен с самого своего основания. Это не Москва или тот же Киев, которые просто выросли из стихийного, древнего поселения.
– Да. Ты права, – Ольга отмечает согласие наклоном головы. – Питер очень своеобразный по духу город.
– …а ты? – спустя немного времени Рита решается на тихий вопрос. – Почему ты в нем не осталась тогда?
Она исподволь смотрит на Ольгу. На четкий профиль любимой, самой необычной и дорогой сердцу женщины.
– У меня тоже неоднозначны отношения с ним, – отвечает, наконец, Кампински. – Он дал мне характер, чувство прекрасного и сурово отправил в мир искать свой собственный путь.
– Не знаю, Рит, как точнее тебе сказать, – Ольга чешет кончик носа. – За первые шесть лет моей жизни в меня, как в маленький комод, было втиснуто слишком много противоречивых событий и информации. Я не представляю, как можно было бы тогда повернуть события иначе, чем они сложились. Да теперь их и не изменишь. Я стремилась обратно. Все детство и юность жила этой единственной мечтой – это был стимул учиться, взрослеть, а потом вдруг все кончилось не самым лучшим образом. Сначала я лишилась лучшего друга, затем первой любви, а потом мечты рухнули, когда я поняла, что того Питера нет – он плод моего собственного воображения и теткиных рассказов. Есть улицы, каналы, здания. Но чего-то такого, что передавала мне тетка Соня при жизни, нет.
– И ты решила покорить Москву? – Рите очень хочется верить, что Ольга никому еще не рассказывала о себе так откровенно, доверительно. От осознания подобной избранности, щекоток в животе разливается волной нежности.
– Да, – уже веселее подтверждает Кампински. – Я ж вредная, как этот город. Все вопреки, все из принципа. А ставка меньше, чем золотая столица, что это вообще?
В белую ночь как-то само собой забываешь о времени. Кажется, что его вовсе нет, часы нагло врут.
Прокатив «гостью» особенно любимыми и уютными на свой собственный взгляд/вкус улицами, Ольга паркует машину у дома с аркой. Поясняет:
– Там проходной всю жизнь был, но сейчас шлагбаумов нацепляли, не проехать.
Выйдя из машины, Рита запрокидывает голову вверх, чтобы окинуть взглядом старинное здание, небо над ним. Оборачивается назад – там, в канале струится белая ночь.
Подождав, пока Рита осмотрится, Ольга кивает дальше – пойдем.
– Здесь немного непривычно будет для тебя, – запоздало сообщает в парадном. – Это, конечно, не известная всем ротонда…