– Все хорошо, джаным. Так ты говоришь? – улыбаясь, смакует чужеземное слово.
– А еще он узнал, что Рита ездила с тобой в Москву, – вздыхает напоследок Джамала, – подозреваю, что это Талгат проболтался случайно. Он же не в курсе.
Ольга согласно кивает – да, тогда все сходится, и лишний раз показывает Мишку не с лучшей стороны. Топить в сплетнях отдавшую ему столько лет своей жизни женщину – подло.
– Хочешь, с Талгатом я поговорю? – предлагает Кампински. – Все объясню ему. – Слегка отстранившись, она смотрит на Джамалу и уже мысленно сочиняет адвокатскую речь. – Меня он точно выслушает, никуда не денется.
Но подруга отрицательно качает головой и, вытирая глаза, отстраняется окончательно.
– Не нужно, спасибо. Пусть сам до всего доходит. Пока он сам для себя не решит ничего обо мне, все со стороны будет лишь пустыми словами, оправданиями. А я оправдываться не хочу, – голос Джамалы крепнет в уверенной грусти. – Я с женатым спала. Я не знаю теперь, как назвать эту больную зависимость. Я объясняла ее деньгами.
– Я сама недавно поняла кое-что про себя. Даже страшно от этого стало… – на полуслове Ольга «проглатывает» едва не сорвавшееся с губ откровение. Ни к чему оно ни Джамале, ни крепчающему с каждой минутой ветру. – Все хорошо будет, – ловит взгляд подруги. – Ты права во всем, Джам. Держись. Ты молодец у меня.
Береза над головами тревожно шелестит о наступающей непогоде.
Мама Джамалы показывается издалека, указывает дочери куда-то на небо и явно призывает прятаться в доме от предсказанной ветром грозы.
– За тобой, – кивает Ольга. – Почему она никогда к нам не подходит?
Джамала тихо вздыхает о необъяснимом.
– Она боится тебя, – произносит не совсем подходящие слова, ибо как объяснить точнее «необъяснимое» она не знает, да и не хочет. – Но очень гордится нашей дружбой.
– Ладно, беги, – отмахивается в ответ Ольга, – давай. Вон, вода уже полетела.
Несколько крупных капель шлепнули по стволу березы, забору, подругам.
– А ты? – оборачивается Джамала, прикрывает глаза ладонью от летящего с ветром песка.
Ольга уже висит на ветке, подтягивается на руках, дабы проверенным способом перемахнуть через старый забор.
– Крепчает ветер, значит, жить старайся! Помнишь?
Она не слышит слов Джамалы в ответ, лишь видит, как последняя машет рукой на прощанье и торопится к дому сквозь «живую аллею», где ветер рвет листву с кустов сирени.
«Самого главного ты мне все равно не сказала, – ныряя в спасительную тишь салона любимой машины, усмехается Ольга. – Но это уже совсем другая история».
– Мама, я понятия не имею ни малейшего, кто слал фотки голой Кати Катиному мужу! – Рита никак не может определиться, смешно ей это или оскорбительно. – Я и мужа ее не знаю и вообще, как ты себе это представляешь? Я под окном сижу и жду, пока они с Золотаревым еее… сношаться начнут?!
Раскаты грома хохочут над миром и заливаются дождем.
Диана сердито поджимает губы. Соня внимательно следит за дядей Стефаном, а тот невозмутимо починяет примус. Они с Ритой едва успели до начала грозы. Сейчас стихия, отбушевав над дачами, медленно смещается в Городочном направлении, оставляя после себя невыносимо вкусный воздух.
– Хорошо, – Диана кивком головы снимает вопрос о маньяке-соглядатае с повестки вечера и поднимает следующий: – Где ты была?
Ее голос звучит спокойно, но Рита нисколько в это спокойствие не верит. Однако и отступать обратно смысла не видит.
– Ездила смотреть первый свой настоящий объект. Три комнаты, кухня, удобства и прихожая, – честно отвечает маме. – Все в полном моем творческом распоряжении и вне компетенции Золотаревых – обоих.
– И не в Городке? – уточняет Диана.
– В Питере, – без обиняков отвечает Рита. – Несколько месяцев я буду жить там и работать, об этом я хотела поговорить с тобой.
Молния за окном добавляет эпичности сказанному. Мать и дочь напряженно смотрят в глаза друг другу.
Весь обратный путь Рита мысленно готовилась к этому разговору, но сейчас ей нисколько от этой подготовки не становится легче.
– То есть, – медленно произносит Диана, – ты уже… как это? Заключила договор? Подписала некий контракт?
– Соня пока поживет у вас с Пал Юрьичем, – продолжает Рита, игнорируя вопросы матери, ей и без них нелегко даются слова, поясняющие собственное решение. – Я буду приезжать по мере возможности, а потом заберу ее насовсем.
– Не так быстро! – защищается словами Диана и нападает. – Где ты их нашла, этих заказчиков? Что это за люди? Ты их знаешь? Рита!..
– Мам, ты обещала доверять мне, – дочь гасит тоном чересчур эмоциональную тираду матери. – Так держи свое слово!
– Нет… – Диана качает головой, словно отказывается верить или слышать. – Ты наивна, Рита! Нельзя же быть настолько… глупой!
– Мама, – отвечает новая Рита, та, что в отличие от прежней, абсолютно спокойна и уверена в собственной правоте. – Я вернулась только за вещами, компьютером и послезавтра уезжаю. Я приняла решение, дала слово и не отменю ни первого, ни второго.
– Нет! – в комнате повисает напряженная пауза. На окрик Дианы оглядываются даже Стефан с Сонечкой, но быстро теряют интерес к непоняткам между взрослыми женщинами и вновь возвращаются к починке старинного механизма. – Ты никуда не поедешь, – шипит Диана анакондой.
Рита отрицательно качает головой
– Да, мама. Я поеду. Я так решила. И это моя жизнь.
– Посмотрим, что ты ответишь Сонечке, когда она тебе такое заявит! – выяснять отношения дальше мать и дочь уходят в кухню.
– Что-то Пал Юрьич задерживается, – переживает вслух Диана. Ей не хватает спокойствия мужа, его рассудительности.
Рита открывает окно в тёмную, пахнущую озоном, ночь. Соглашается с маминым предложением – поживем/увидим. Мысленно обещает сама себе никогда не пытаться жить за дочь, а дать ей свободу выбора. Она не настроена спорить дальше.
– Из-за истории с отцом мы с тобой пропустили мой подростковый бунт, – ее улыбка-признание горчат, – что может быть хуже тинейджерских метаний в 29–30 лет?
Но Диана по-прежнему не слышит желание мира в голосе, словах дочери.
– Ты не понимаешь! – продолжает она на прежней высокой ноте. – Ты думаешь, это так просто, смотреть, как твой ребенок упорно ползет к краю обрыва, и лишь верить, что по какой-то случайности он не упадет и не разобьется. Ты упорно не хочешь видеть этот несчастный обрыв впереди!
Словно сдаваясь, Рита поднимает руки.
– Хорошо. Ты знаешь лучше, со стороны виднее, и ты меня любишь, – в ее голосе вселенское терпение, как в разговоре с маленьким, капризным простудой ребенком – тогда скажи мне, мама, что делать дальше? Что ты считаешь правильным и почему?
Замолчав на полуслове, Диана словно зависает над тем самым обрывом, которым еще мгновение назад пугала Риту. Это какое-то словесное айкидо, где сила твоего убеждения оборачивается против тебя же.
– Вернуться к Золотаревым? – продолжает Рита в повисшей паузе. – Просить у них прощения? Пытаться и дальше пробить стену лбом в поисках самореализации в Городке, принадлежащем тому, кто поклялся тебя уничтожить? Оставаться в этом Городке лишь потому, что мама боится отпустить своего ребенка в другой? Скажи мне? Я человек? Мои тело, мысли, душа мне принадлежат или тебе?
– Не утрируй! – приходит в себя Диана. – Кому бы они там не принадлежали, у меня опыта больше и с прогнозами на порядок точнее.
– Тогда о чем ты думала, рожая меня? – теряет терпение Рита. – Что я всю жизнь буду лепетать свое «агу» и пускать пузыри? Что все девочки непременно должны хотеть стать принцессами, а мальчики принцами?
Обе теперь как на ринге. Не удержались.
– Что ты будешь умнее меня! – повышает голос Диана. – Успешнее и счастливее!
Рита шумно вдыхает и чуть прищуривает глаза:
– И ты этого добьешься даже в том случае, если я иначе вижу собственное счастье? Оно обязательно у меня должно быть таким, каким видела его себе ты?
– Это она нашла тебе заказчика? – убивает следующим вопросом Диана, им же аннулирует все вышесказанное.
Рита мстительно поднимает глаза:
– Она и есть мой заказчик! – звучит как вызов и выстрел на поражение. «А теперь будь что будет, и делай что хочешь!»
Гроза пролетела, отмыв небо до кристальной чистоты. Отколотила раскатами грома, молниями отскоблила и отшлифовала напоследок до идеальной поверхности мохнатыми тучами. Ясноглазая ночь, украшенная монистами звезд, пришла следом, успокоила плачущий в проводах ветер. Приласкала стихию и, уложив ее мягким туманом в напитавшихся водой лугах, величественно раскинулась над всей городочной вселенной. В ней не спится Диане, Рита, напротив, валится с ног от усталости и буквально «отключается», едва добравшись до подушки. Исин Талгат садится в ночной проходящий поезд, Ольга за компьютер, а Джамала склоняется над маленьким, сопящим комочком, целует в смуглый лобик и аккуратно кладет племяшку в кроватку. Малышке всего восемь месяцев от роду. Режутся зубки. Она хнычет ночами, изводя мать, бабушку и всех домашних. Оставшись на ночь у мамы из-за грозы, Джамала, побурчав для порядка, приняла эстафету няньки, о чем ни секундочки не пожалела после.
Тихо тикают часы, пугая поздним временем. В комнате полумрак, тепло и сладко пахнет распустившейся под окном чайной розой.
Ребенок спит.
Маленькая смуглая девочка с длинными не по возрасту ресницами: – «красавицей будет», – отмечает какой-то вечный голос из древности родовой памяти. Все наши предки в нас живут.
Что-то невыносимо вечное сжимается в груди у Джамалы, а затем перемещается тяжестью в низ живота так, что перехватывает дыхание, темнеет в глазах.
– Устала? – шепчет мама.
«Откуда она здесь?» – удивляется Джамала, позволяет заботливым рукам обнять себя, понимает, что буквально свесилась над кроваткой племяшки, судорожно из последних сил удерживась руками за край.
– Нехорошо? – мать с волнением заглядывает в лицо, но темно, не разглядеть.