Об образе жизни говорит не только устройство жилища, но и то, ради чего люди его покидают, как взаимодействуют. Назначения самых ранних публичных площадок нетрудно угадать. Людей объединяла, с одной стороны, общая вера, а с другой – возможность обмениваться чем-то. Храм и рынок, иногда не отделенные один от другого, – два неотъемлемых атрибута почти любого города вплоть до самого последнего времени. В качестве третьего стоит назвать «дворец» – место, где в той или иной форме сосредотачивалась функция административного управления. По мере того как общество усложнялось, увеличивался и набор зданий, которым оно пользовалось. Древнеримская базилика служила одновременно рынком и судом. Сейчас мы бы увидели тут неуважение к правосудию, но в свое время подобное сочетание показывало, что законность играла в римском обществе фундаментальную роль. В Средние века заметными объектами стали дома гильдий, показывающие, как велик был вес профессиональных сообществ.
Как и архитектурные формы, функции зданий менялись эволюционно. Частные коллекции во дворцах превращались в публичные музеи, королевские парки – в городские, крытые рыночные лавки становились многоэтажными универмагами. Так происходило всегда и происходит на наших глазах. С приходом цифровых технологий библиотеки уже не так нужны как источник информации, зато растет их роль в качестве места, где можно провести время, получить полезную рекомендацию, с кем-то познакомиться. Торговые центры теряют утилитарное значение, многие из них уже сейчас приспосабливают под культурные или социальные нужды. Подземную парковку закрывшегося молла в Тайнане голландское бюро MVRDV превратило в общественную площадь с бассейном; часть конструкций здания сохранили, чтобы в них могли открыться небольшие лавки и кафе.
Такие не слишком заметные сиюминутно перемены могут остаться незначительными, а могут произвести революцию. Вплоть до XVIII века бюрократия оставалась уделом исключительно государственных институтов, частные организации обходились небольшими конторами. К 1720-м годам управление Ост-Индской компанией настолько усложнилось, что пришлось построить для его нужд целое здание на Лиденхолл-стрит в Лондоне. Его появление положило начало и деловому району британской столицы, и разительной перемене жизненного уклада. К началу XIX века главными городскими постройками все еще оставались храмы, к концу их место заняли офисы и светские публичные здания. Можно расценивать случившееся как ценностную катастрофу, долгожданное освобождение от навязанных догм или неизбежное последствие экономического роста. В любом случае, произошедший переход так значителен, что жизнь до него уже невозможно по-настоящему представить.
Из назначения здания мы узнаем, кто и зачем им пользовался, но не как. Даже религиозные сооружения могут разительно отличаться друг от друга. Как и жилые пространства, общественные до некоторой степени определяют передвижения людей, их положение по отношению друг к другу. Собор Святой Софии заставляет прихожан сливаться как будто бы в одно целое; барочные итальянские церкви в первую очередь подчеркивают своим устройством направление движения, с Запада на Восток; древнерусские православные храмы внутри, как правило, состоят из тесных и не слишком светлых помещений, выдавая принятую в культуре замкнутость, обращенность скорее к себе, чем к внешнему миру. Музеи могут представлять собой и строго организованную экспозицию, и аутентичные интерьеры старинных дворцов и особняков, и открытые площадки, умеющие превращаться хоть в классическую картинную галерею, хоть в небольшие кинозалы. Каждый из перечисленных типов создает разную дистанцию между зрителем и искусством – и физическую, и эмоциональную.
Вместе с тем не нужно считать способность структуры построек навязывать поведение абсолютной. По виду сооружения не всегда можно точно угадать, что в нем или вокруг него происходило, одно и то же пространство можно использовать по-разному.
Насколько точно здание должно быть приспособлено к своей функции? Многие архитекторы в прошлом веке увидели еще одну благородную сторону профессии: они мечтали с помощью собственной находчивости и стремительно развивающихся производств удовлетворить все потребности общества, в первую очередь – построить жилье для небогатых горожан, скромное, но продуманное. Взгляд на создание среды как на индустрию предполагал, что любой жизненный процесс – работу за столом, научные исследования, просмотр кинофильма – можно обеспечить оптимальным количеством квадратных метров и идеально подходящими технологическими решениями. Этот оптимизм не учитывал по меньшей мере два важных нюанса. Во-первых, потребности людей трактовались автором проекта, и редкий гений мог угадать их достаточно точно, чаще чужое представление о комфорте казалось навязчивым. Во-вторых, уклад жизни продолжает меняться, и все быстрее. То, что вчера выглядело достижением прогресса, завтра может безнадежно устареть – тем вероятнее, чем более инновационным представлялось в момент создания. Войдя в концертный зал 1970-х годов в 2020-е, мы, скорее всего, разочаровались бы в нем с точки зрения и акустики, и эстетики, и удобства. Научная лаборатория сегодня не обязательно занимает такое пространство, как 50 лет назад. Возможность работать удаленно и совершать покупки в интернете ставит под вопрос потребность в офисах и торговых центрах в нынешнем количестве и качестве. Возводить новые сооружения или полностью реконструировать существующие раз в двадцать лет или чаще – крайне непрактично. Выход заключается в том, чтобы оставлять свободу для будущего, заранее предполагать, что желания и обстоятельства могут измениться и архитектура окажется вынуждена подстроиться под них. Вероятно, стоит сознательно задавать пространствам меньше функциональной определенности, делать их такими, чтобы им в любой или почти в любой ситуации нашлось бы применение, предусматривать механизмы простой перепланировки помещений.
Собственно, именно так почти всегда происходило и раньше. Здания более долговечны, чем уклад, ради которого их создавали. Многие из городов бывали начисто опустошены, а потом снова заполнены людьми, не говоря уж про отдельные постройки. Дворцы превращались в музеи, тюрьмы – в культурные центры, роскошные апартаменты в доходных домах – в коммунальные квартиры, церкви – в клубы, частные особняки – в гостиницы. В конце концов, это люди создают архитектуру – в гораздо более очевидном и бесспорном смысле, чем архитектура создает людей.
Опасная свободаСан-Джиминьяно, Италия
Сан-Джиминьяно, Соборная площадь и Колледжата-ди-Санта-Мария-Ассунта, 2011, сепия, тушь, бумага
Что-то подобное знаменитому виду на Манхэттен существовало в Средние века в городах Флорентийской республики. Над самой Флоренцией, по свидетельствам очевидцев, в XIV веке возвышалось около ста пятидесяти башен высотой примерно по семьдесят метров. В Болонье между XII и XIII столетием количество высотных доминант приближалось к двум сотням. В «Божественной комедии» Данте естественно принимает силуэты башен за город:
«И вот возник из сумрачного света
Каких-то башен вознесенный строй;
И я: „Учитель, что за город это?“»[24]
Наиболее вероятно, что функция старинных высоток так или иначе сводилась к оборонительной: они позволяли видеть приближение недоброжелателя и, если необходимо, защищаться от него. Мы не знаем наверняка, видели ли флорентийцы большую опасность в чужаках или друг в друге. Почти нет сомнений, что, как бы ни использовались башни, они служили еще и знаком престижа. Нет единственной причины, по которой от них решили избавиться, но одна из множества точно заключалась в том, что в столь вольном проявлении индивидуализма рано или поздно разглядели распущенность и угрозу порядку.
В Болонье сегодня из старинных высоток сохранилось всего несколько, от башен Флоренции остались в основном тяжеловесные основания, ставшие частью других построек. И только в маленьком городке Сан-Джиминьяно 14 башен до сих пор расположены достаточно плотно и дают возможность представить, как выглядела Тоскана семьсот лет назад.
АртефактТелебашня «Жемчужина Востока», архитектурное бюро Gensler, 1990–1994 годы, Шанхай, Китай
Телебашня «Жемчужина востока» в Шанхае, 2016. Пастель, бумага
Высотные сооружения не назовешь блажью: они, в первую очередь, обеспечивали связь. Колокольный звон столетия назад был единственным способом собрать горожан на главной площади или объявить тревогу. Появление Эйфелевой башни в Париже кому-то виделось кощунством, но ее роль оказалась схожей с ролью кампанилл: с нее стали транслировать радио- и телепередачи. Разница заключалась в том, что радиус охвата 300-метровой вышки может составлять десятки километров. Вероятно, развитие технологий через некоторое время превратит телебашни, недавние чудеса света, в артефакт. Впрочем, они к этому готовы.
«Жемчужина Востока» в Шанхае высотой 468 метров – пятая по размеру в мире. Сферические элементы в конструкции башни используются как помещения: в них находятся номера отелей, развлекательный центр, рестораны, сувенирные магазины. Две самые большие сферы-жемчужины диаметром 50 и 45 метров соединены друг с другом тремя столбами по девять метров в диаметре. Практически все названия имеют приставку «космический»: «Космический модуль», «Космический отель», развлекательный центр «Космический город». Если тридцать лет назад такой эпитет звучал дерзко, то в эпоху уверенной передачи сигналов со спутников он вместе с футуристическим по задумке дизайном становится частью ностальгического аттракциона, напоминанием о тех временах, когда телевидение было аналоговым, а идея освоения безвоздушного пространства еще будоражила воображение.