Рост городов вверх предполагал, что должна принципиально измениться система передвижений. Или дороги должны были стать слишком широкими, что и произошло много где, или… Очевидной альтернативой расширения проезжей части казалось использование подземных и надземных пространств.
Впервые в виде теории идея о разделении потоков транспорта и пешеходов высказана довольно давно, еще Леонардо да Винчи. Практически это произошло еще раньше в Венеции, где по улицам невозможно передвигаться иначе как пешком, а транспортными артериями стали каналы. В 1910-е годы многоуровневый город будущего появляется в фантазиях итальянца Антонио Сант-Элиа. В 1920-е годы, когда ударными темпами строился Нью-Йорк, Харви Вили Корбетт предложил отдать глубокие подземные уровни поездам, тоннель под проезжей частью предназначить для быстрого движения автомобилей, уровень земли оставить для городских поездок, а для пешеходов соорудить аркады вдоль зданий на уровне второго этажа и соединить их мостами.
На Манхэттене на такой шаг не пошли, а в последние годы и вовсе ограничили движение личных машин, но вот в городах Азии предсказание Корбетта сбылось. Многие из них превратились в настоящие лабиринты, где вы можете даже и не чувствовать, какой уровень следует считать условно «нулевым».
Сегодня архитекторы и инженеры пророчат пришествие «вертикального города», где передвижение вверх или вниз будет таким же естественным и необходимым, как в разных направлениях по поверхности.
И все-таки чаще происходит рост города вширь. Большие однообразные кварталы бетонных многоквартирных домов, разделенные просторными автомобильными дорогами, простирающиеся на километры и километры. Такой тип районов, встречающийся на всех континентах и почти во всех странах, везде похожий сам на себя, был изобретен как «лекарство от всех болезней». Архитекторы искали рациональный выход для бедного населения, живущего в недостатке пространства, света и коммуникаций.
Редкий путешественник с любопытством посмотрит на то, что в итоге получилось из их лучших устремлений, однако благородство намерения и хотя бы отчасти достигнутая цель создания более справедливого города многое оправдывают.
В архитектуре довольно рано увидели социальный инструмент. Витрувий в первом известном учебнике по профессии описывает, как устройство разных типов зданий должно соответствовать потребностям общества: каким должен быть храм, какими – бани, каким – дом патриция и так далее. Идея социального жилья впервые встречается еще в заметках Леонардо да Винчи, но только в XX веке она становится важнее чуть ли не всех остальных.
Наиболее известный вдохновитель «безликих окраин» – Ле Корбюзье, придумавший в 1920-е годы «Лучезарный город». В нем высотные бетонные дома стоят посреди просторных газонов, кварталы разделены широкими проспектами. В Афинской хартии, урбанистическом манифесте, составленном Ле Корбюзье с другими, теперь знаменитыми, коллегами в 1933-м году, предлагается строго делить города на функциональные зоны: жилые, промышленные, рекреационные и даже транспортные.
Ле Корбюзье предъявил миру свою утопию как руководство к действию, предлагая устроить «Лучезарный город» на месте то Парижа, то Нью-Йорка. И хотя это ему, к нашему счастью, не удалось, идеологически Ле Корбюзье одержал сокрушительную победу. За пару десятков лет предложенные им принципы стали стандартом чуть не для всей планеты. Решение одной проблемы вылилось в возникновение новой. Людям неудобно ходить на большие расстояния пешком, особенно пересекать многополосные дороги; необходимость передвигаться на машине провоцирует заторы; эстетически скучные монофункциональные кварталы пустуют в неурочные часы и не вызывают желания выйти на случайную прогулку.
Из всех критиков модернистского градостроительства, кажется, наиболее емко его недостатки описал Ричард Роджерс, скорее сочувствующий сторонникам радикального обновления:
«Если цель модернистов создать демократичную, доступную архитектуру вместо существующих трущоб похвальна, правда и то, что в своей страсти привнести в жизнь обычных людей солнечный свет, зелень и чистоту они недооценили сложность и насыщенность города; они пренебрегли важностью спонтанного взаимодействия и обмена между людьми, составляющих самую суть городской жизни»[34].
Главное отличие исторического города от условного корбюзианского жилого массива даже не в разнообразии фактур и компактности. Функциональный подход в первую очередь уничтожил то, что было основой городов со времени их изобретения, тот самый неосязаемый миф, первопричину обаяния домов, улиц и площадей.
За не лишенными харизмы современными городами, точно так же как за Уруком и Древним Римом, обязательно стоит легенда, придающая смысл всему происходящему. Полностью отстроенный после войны центр Роттердама, один из самых успешных градостроительных проектов современности, хорош не только удачной планировкой и неожиданностью архитектурных решений, но в первую очередь ощущением прорыва, совершаемого у нас на глазах, верой в уникальность времени и места.
С рациональных позиций города – вечный эксперимент с непредсказуемым результатом. Тем не менее сама история их становления иррациональна, и с такой точки зрения они скорее похожи на пророчества, которые сами себя исполняют, сказку, оживающую благодаря тому, что в нее верят, образ, сначала возникающий в воображении, а только потом материализующийся в сооружениях.
Фундамент рисовой империиХрам Та Прум, 1186 год, Ангкор, Камбоджа
Храмовый комплекс Ангкор Ват, Камбоджа, 2017. Пастель, уголь, серая бумага
Основой экономики Кхмерской империи, сделавшей ее одним из богатейших государств Юго-Восточной Азии, было выращивание риса. Расцвет государства пришелся на XI–XIII века, а к XIV в. наступил неумолимый упадок. Через 200 лет затишья португальский монах Антониу да Мадалена обнаружил гигантский главный храм древней Камбоджи, Ангкор Ват.
Ни первооткрыватель, ни последовавшие за ним посетители долгое время не догадывались об истинных размерах столицы, города Ангкор. Он занимал не меньше 1000 квадратных километров, то есть был сравним по площади с современным Берлином. Кроме того, Ангкор связывали дороги с соседними близкими городами, его следовало бы назвать агломерацией. Распластанность, нетипичная для доиндустриальных времен, объясняется тем, что кхмерские правители стремились освоить как можно большие площади для земледелия. На территории Анкгкора обнаружены следы госпиталей, строгой перпендикулярной сетки улиц, сложнейшей системы ирригации. Главным же цементом цивилизации были храмы, которых в общей сложности насчитывалось около семидесяти. Они, очевидно, служили способом убедить жителей в оправданности их ежедневного тяжелого труда.
Та Прум – единственный не отреставрированный из обнаруженных храмов, мы видим его таким, каким нашли его португальцы в XVI веке. Корни деревьев обвивают здания, делая их как будто естественной частью пейзажа. Джунгли небрежно поглотили цивилизацию, осмелившуюся бросить им вызов и превратить в сельскохозяйственные поля. Среди вероятных причин падения империи – смена государственной религии с индуизма на ранний буддизм, не предполагавший ни строительства больших культовых сооружений, ни строгой иерархии в обществе. Без того и другого поддерживать инфраструктуру оказалось невозможно.
Залег на дноБрюгге, Бельгия
Белфорт Брюгге, 2013. Сепия, акварель, бумага
Мы знаем Брюгге как небольшой бельгийский городок, куда туристы заезжают на несколько дней ради благополучной, почти сказочной атмосферы и ощущения размеренности жизни. Последняя волна славы пришла к этому месту вместе с фильмом «Залечь на дно в Брюгге» (реж. М. МакДона, 2008 г.) – трагикомедии с почти хармсовским юмором. Двое наемных убийц приезжают в тихое место ждать дальнейших распоряжений начальника. Едва ли не главная абсурдность положения заключается в контрасте между миром организованной преступности и совершенно несоответствующей ему декорации. Впрочем, это сейчас образ Брюгге считывается как безобидный и почти кукольный, а в период с XII по XV век он был самым большим и значительным городом севернее Альп, последним в цепочке городов Ганзейского союза. Его улицы и площадь с башней были центром бурлящей жизни. Здесь торговали, воевали и поднимали восстания. В Брюгге работали одни из самых важных северных художников XV века – Ганс Мемлинг и Ян ван Эйк.
Одна и та же физическая структура может со временем менять не только функции и обитателей, но и основополагающий смысл. История города часто вытесняет собой часть его идеологии, относящуюся к будущему, ответ на вопрос «что было?» становится интереснее, чем ответ на вопрос «что будет?». Пейзаж, фактически тот же самый, воспринимается иначе, теряет интригу неизвестности и обретает обаяние постоянства.
Средневековый хай-текВенеция, Италия
Скуола Гранде делла Мизерикордия, Венеция, 2017. Пастель, бумага
Обманутые преклонным возрастом Венеции, мы воспринимаем вездесущность воды в ней как повод впасть в задумчивость, видим в плавании на гондолах романтическое приключение. Между тем город на 118 островах в лагуне основали в IX веке беженцы из Падуи, спасавшиеся от гуннов. Море, отделявшее их от материка, оказалось отличной заменой обязательной почти для всех городов вплоть до XVII века крепостной стены. Значительная часть земли, на которой построены легендарные палаццо, создана искусственно, острова укреплены насыпью. Вынужденно приобретенное умение передвигаться по воде, как любой другой навык существования в непривычных условиях, оказалось ключом к невероятному процветанию.
Венецианская республика, вероятно, самый впечатляющий эпизод в урбанистической истории Европы после Древнего Рима. Так же, как и в нем, в Венеции впервые появилось многое из того, что кажется нам современным.