— Джек, — сказал он, — вполне правда, что я показал тебе все деньги, какие у меня есть. Разумеется, мне и самому фунт не помешал бы — если иметь в виду предстоящие мне в ближайшие день-два определенные небольшие расходы. Так вышло, что есть у меня крошечный скрытый припас — крошечный, повторяю, но к нему в чрезвычайных обстоятельствах можно обратиться…
Даунз глядел на него теперь без выражения, а затем явил некое подобие улыбки.
— В смысле…
— В смысле, у меня есть чековая книжка. Я выпишу чек на предъявителя, и мы вместе наведаемся в Банк Ирландии. Ты зайдешь в банк, обналичишь чек, написав свое имя на обороте. Я подожду снаружи. Затем ты выйдешь, отдашь мне деньги, и мы посмотрим, что можно поделать с часами.
Воздействие на Даунза, произведенное такой простой щедрой речью, оказалось очень приятным. Лицо его слегка озарилось, а личность принялась излучать дружелюбие.
— Мик, ты диковинного сорта ангел, какому не помешало бы побриться, ведун небесный.
Мик выписал чек, и далее в этой истории есть мало что рассказать. Даунз нырнул в банк, Мик поразмышлял, возникнут ли там по поводу его первого в жизни чека вопросы. Ну так не возникли. Вскоре четыре чистеньких банкноты оказались у него в руке.
— Следующая остановка, Джек, — «Мередит». Пройдемся.
Через полчаса они остановились расстаться. При Джеке были почтенные карманные часы, а также некоторая сдача с трех фунтов. Он шумно разорялся на предмет воздаяния Мику, но тот оборвал его и наказал непременно встретить вечером отца. Освободившись, он поспешил в подвальный ресторан и принял там крепкий кофе с рогаликами. Не трапеза ли сие, своего рода, подумал он, приличествующая доброму самаритянину? Купленная им газета, как выяснилось, чтению не подлежала. Он чувствовал себя растерянным, но счастливым и решительно вышвырнул из головы любые мысли о Мэри, Де Селби и даже Джойсе. Всем надо заниматься по очереди — и молча. Что теперь? Он зашел в кино, не заботясь узнать, что показывают. До пяти вечера — за полцены.
Вернувшись домой в обычное время, Мик ощутил голод.
— Ты на вид уставший, — отметила мать. — Очередной трудный день?
— Ох да, мама, — сказал он, плюхаясь в кресло. — Провинциалы эти, случается, бывают очень хлопотны.
Глава 15
Мик был вполне пунктуален: вечером той пятницы он в восемь сорок вечера толкнул входную дверь в полицейский участок Долки. Наконец на смену беседе и рассужденью пришло действие. Он ответил полицейскому Хвату на приветствие: тот, сидя в приемной, сложил красные черты свои в гримасу, коя предполагала изобразить улыбку.
— Ах, но до чего ж славный вечер, — хмыкнул он, — вот было б время прошмыгнуть к Ларкину за парой крушкинов[37] портера или, может, поболтать с той ладной чернявой девахой из Лонгфорда, какую ПС держит у себя в кухне, святые силы!
Мик с приятностью кивнул.
— Да, мистер Хват, но некоторым есть, о чем другом помыслить. Сержант и моя персона думаем собрать местных, заинтересованных в велосипедных гонках. Славный здоровый спорт.
— Пусть тогда сами поступают на инженерные курсы починки пробитых покрышек, — пробормотал Хват, — Большая шишка — внутри, на задах.
— Благодарю.
Сержант Фоттрелл действительно оказался в помещении, которое именовал своим кабинетом: коленопреклонен у своего велосипеда, занят какими-то настройками. Велосипедные прищепки — на нем.
— Приятственных вам приветствий, — сказал он, вскинув взгляд.
— Вы готовы к извилистому пути, сержант?
— Мы готовы и бодры, — ответил он, — но в отчаянных обстоятельствах вынужден был одолжить насос полицейского Хвата.
— Что? Вы же не собираетесь брать с собой велосипед?
Сержант встал и посмотрел на Мика искательно.
— Мы нынче на возвышенном тайном деле, — сказал он доверительным тоном, — и не желаем, чтобы кто бы то ни было презрительно осыпал нас предосудительными знаками внимания. Для меня отправляться по дорогам либо улицам этого прихода без моего велосипеда — хуже, чем показываться на публике без брюк.
— Ну, я понимаю, однако…
— Я никогда не появлялся на людях без велосипеда, хотя сие не означает, что я настолько заблудший болван, чтобы на велосипед садиться.
Мик осознал, что это не вопрос этикета, а дисциплины, чувствительной, как сталь. Со всей очевидностью его, Мика, роль — быть вертким, дипломатичным. Задача: добыть контейнер у Де Селби и спрятать его на ночь как можно неприметнее. Споры либо разногласия немыслимы.
— Разумеется, сержант. Я вполне понимаю, что велосипед, ведомый рядом, — разновидность маскировки. Очень одобряю. Но одна мысль пришла мне на ум.
— А, микроволна? И какова же она?
— Я только что вспомнил, что у вас под замком в одной из камер содержится мой велосипед. Не пристойно ли было б и мне катить его рядом?
Сержант нахмурился. В велосипедной литургии сие был вопрос явно затейливый. Мик закусил губу.
Все же нет, — произнес сержант неспешно. — Вы по чистой божественной сути — личность, которая едет на велосипеде, когда вообще берется с ним взаимодействовать. Я же — несходной наклонности. Я ни разу в жизни не находился верхом на велосипеде — и никогда на нем не окажусь, до конца света сего.
— Договорились, — согласился Мик. — Давайте же отправимся. Соблюдем расписание.
И они отправились — однако через черный ход, без ведома полицейского Хвата.
Сумерки давно уж сгустились, и Мик с сержантом не явили почти никакого зрелища на узких улочках Долки, скверно освещенных неравномерно расположенными газовыми фонарями и почти безлюдных, если не считать приглушенных голосов и потоков света из пабов там и сям, кои сообщали, что жизнь по-прежнему цела. Вскоре они оказались в начале пологого подъема Вико-роуд. Давно уж миновали они гостиницу «Рапс», не упоминая ее и никак не обозначая, что кто-либо из них там бывал. Повадка сержанта Фоттрелла была непринужденна, скрытна, безмолвна. Мик был бы рад, если 6 сержант вел себя проще, и принялся разговаривать с ним буднично, приглушенным голосом.
— Мы с вами, сержант, сказал он, — свершаем нечто полезное и, полагаю, нравственно достойное, лишая этого человека, Де Селби, его резервуара смертоносных микробов, кои он хранит.
— Сами себя мы чтим нашим патрицианским попечительством, — отозвался сержант, и Мик расценил это как согласие. Хмыкнул дружественно.
— Хотел бы поведать вам о моем особом личном жертвовании. Как вам известно, я госслужащий.
— Величье и властная длань, сосуд Государства, — проговорил сержант.
— Что уж тут, стараемся как можем. У госслужащего конечное количество дней отпуска в году. У меня всего три недели. Госслужащий может просить весь отпуск одним куском, а может отщипывать по чуточке, по капельке.
— Или же, кратче говоря, по капельке и по чуточке, — подсказал сержант. Тихий щелкающий шепоток его велосипеда тенью накрывал его слова.
— Но помните, — продолжил Мик, — день есть день, а день отпуска есть день отпуска. В субботу работа завершается в час дня, и большинство из нас считает это полуднём. Так оно и есть, видимо. Но нет такого — «полудень отпуска». Понимаете?
— Неукоснительно следую за вами.
— Вот изымем мы этот предмет у Де Селби и спрячем его у дороги, забрать его нужно будет наутро, пораньше. Оставлять его там на все выходные — риск слишком ужасный, чтобы и полминуты о нем помыслить.
Сержант исторг своего рода согласный стон.
— Даже и десятую долю. Если грузовой вес этого дьявольского чуда науки окажется предположительно разумным, вероятно, мы могли бы увезти его на раме моего велосипеда и спрятать в участке под кроватью.
Это предложение — верх безответственности — ужаснуло Мика.
— Ради всего святого, сержант, ни в коем разе. Это оставит человечество по-прежнему уязвимым для опасностей, выпестованных Де Селби. В выходные полицейский Хват может обнаружить контейнер, пока вас не будет на месте, и попытаться его вскрыть, думая, что это бочонок сидра.
Сержант сардонически хихикнул.
— Отец Камминз, младший священник, отбыл в графство Типперэри, навестить хворую матушку. Мы могли бы оставить сей предмет ничтожно втихаря внутри исповедальной будки в церкви. Ни единый человек, приверженный здравомыслию, не сунется туда ни за что.
Они приближались по Вико-роуд к крошечной бреши в изгороди, коя открывала проход к жилищу Де Селби. Мик причинил им обоим заминку, придержав велосипед сержанта. Сие — дабы подчеркнуть.
— Сержант Фоттрелл, — сказал он потаенным пылким голосом, — я продумал эту операцию до мельчайших подробностей. Мы не смеем отступать от плана. Мы доставим предмет Де Селби вплоть до этого заграждения, если потребуется — будем катить его, и спрячем здесь на ночь. Рано утром близ моего дома остановится такси, шофер подождет. Когда я воссоединюсь с ним, мы отправимся сюда, заберем предмет и привезем его туда, где он навеки окажется в безопасности. Ну не просто ли сие?
Они двинулись дальше, ибо сержант оказался не склонен к спору. Он считал себя — вполне уместно — профессиональным советчиком в том, как вламываться в дома в общественных интересах. И когда они добрались до бреши в ограде, явил чудесное проворство и скорость, скрыв велосипед в кустах и листве.
В бесшумном восхожденье средь деревьев Мик заботливо вел сержанта за рукав. Дом был полностью погружен во тьму, из него — ни шепотка жизни. Очертанья его, в некоторых подробностях, вполне виднелись на диковинной его прогалине. Входную дверь было видно, однако она никак сержанта к себе не повлекла: теперь он, потянув Мика за рукав, объялся тенью дерев и хитроумно повел их в обход дома.
Их поманили к себе два небольших окна, каждое с двумя фрамугами равного размера. Обход дома по-казал, что дом на удивленье мал и сплющен — по сравненью с фасадом.
Сержант выбрал окно и извлек тонкий карманный ножик. Подлез в область защелки, повозился с торцами фрамуг и, к оторопи Мика, внезапно отодвинул нижнюю, без всякого ножа, отчего возникло отверстие примерно два фута на полтора. В оное сунул он крупную голову и тихонько позвал: